Ефим Черняк - Тайны спецслужб британской Короны. Провокации Туманного Альбиона
При обыске, проведенном в квартире младшего брата Трешама, в которой жил также его личный секретарь, были найдены две копии трактата о двусмысленной манере выражения мыслей. Заголовок одной из копий был переделан рукой отца Гарнета на «Трактат против лжи и злостного лицемерия». В нем, однако, под видом «ограничения» областей, в которых они должны применяться, давались практические советы, как надлежит их пускать в дело. Френсис Трешам, видимо, вполне следовал советам, содержащимся в этом иезуитском трактате, хотя и отрицал свое знакомство с ним.
Через шесть недель после ареста он был уже больным человеком. В одну из ночей — 23 декабря — он продиктовал своему секретарю письмо к Сесилу, в котором опровергал свои показания о знакомстве с Гарнетом и о том, что знал о посылке Винтера в Испанию, и поручил находившейся тут же жене передать это письмо министру. В ту же ночь Трешам скончался.
Официально его смерть была приписана «удушью» («болезни, которой он был подвержен в течение долгого времени»). Однако, поскольку за шесть недель до этого Трешам выглядел вполне здоровым человеком, никто не поверил официальному объяснению. Многие современники считали, что Трешам был отравлен и что это было делом рук Монтигля. Очень вероятно, что Трешам знал о действительной роли Сесила и Монтигля и не делал особого секрета из того, что он обладает такого рода опасными знаниями. Это и решило его судьбу. Сохранилось письмо Уэйда Сесилу от 23 декабря 1605 года, в котором выражалось беспокойство, что не получено приказа о скорейшем погребении тела — это также могло свидетельствовать о желании скрыть действие яда. Очень подозрителен и факт, о котором сообщил Уэйд Сесилу в том же письме: сам Трешам, а также другие участники заговора считали, что, если он выздоровеет, «им нечего опасаться действий правосудия».
И все же не следует делать поспешных выводов. Неужели, если бы Сесил был так озабочен, чтобы заставить до суда навеки замолкнуть Трешама, он разрешил бы жене и секретарю арестованного государственного преступника неотлучно находиться в его камере почти вплоть до самого конца, а потом свободно и беспрепятственно покинуть Тауэр?
Подводя итоги, следует сказать, что не существует прямых доказательств провоцирования Сесилом заговора, да и вряд ли они могли сохраниться. Зато очень вероятно, что он узнал о заговоре вскоре после того, как конспираторы приступили к действиям, и при этом узнал сразу из нескольких источников, хотя неясно, насколько подробной была полученная им информация. Одним из возможных источников сведений мог быть Монтигль. Другим — Томас Эллисон, вращавшийся среди эмигрантов во Фландрии. Правительство получило также сведения от некоего Генри Райта, занимающего какой-то пост при дворе. В апреле 1604 года Райт сообщил о заговоре сэру Томасу Чэлочеру, доверенному лицу Сесила и, как жаловался Райт, не получил никакого вознаграждения за свои труды, продолжавшиеся почти два года, вплоть до получения письма лордом Монтиглем. Райт апеллировал к самому королю, который, как это становится ясным, не только знал о «службе» Райта, но и прямо ее одобрял.
Фокс после ареста даже под пыткой не назвал никаких имен. Он признался только, что его собственная фамилия не Джонсон, а Фокс. Таким образом, до 8 ноября, когда под более жестокой пыткой он назвал имена других заговорщиков, правительство официально знало об участии в заговоре лишь Фокса и Томаса Перси, который арендовал подвал под палатой лордов. Тем более показательно, что уже 7 ноября была издана официальная декларация, предписывающая арестовать Кетсби, Винтера, Роквуда, Гранта и ряд других заговорщиков. Следовательно, правительство имело какую-то информацию, может быть, не очень определенную и точную. У него были данные, чтобы начать действовать, и, если оно долго медлило, то, очевидно, потому, что ожидало момента, когда будет всего выгоднее «раскрыть» заговор.
Сторонники версии, что Сесил «сфабриковал» заговор, доказывают, будто он чуть ли не сфальсифицировал все следствие. Однако в числе лордов — членов комиссии, допрашивавшей заговорщиков, было несколько явных врагов и соперников Сесила, которые никак бы не согласились стать орудием в руках честолюбивого министра. Скорее, они постарались бы, напротив, сразу же разоблачить перед Яковом фальсификацию Сесилом заговора, раскрытие которого столь способствовало осуществлению его планов.
Надо учитывать также, что фактически существовало два заговора — собственно «пороховой заговор» и план восстания католиков под руководством Эверарда Дигби. О втором заговоре Сесил был извещен своими лазутчиками. Он мог подозревать Томаса Перси и Кетсби, но не знать о планах использования Винегр-хауза. В бумагах Сесила имеется немало писем, содержащих глухие указания на зреющий заговор, на возможность новой — далеко не первой — попытки католического восстания. Одно анонимное предостережение, брошенное в деревянной коробке на проезжей дороге, было написано от имени католика-слуги, желающего раскрыть заговор, в котором участвовал его господин. Письмо предостерегало, что опасность ожидает короля, лорда Солсбери и главного судью Попхема.
Кажется, международные связи участников заговора были значительно более широкими, чем это можно предполагать на первый взгляд. По крайней мере Сесил получил прямое предостережение от английского посла в Париже сэра Томаса Парри. Тот, по-видимому, подхватив на лету намек, брошенный вполголоса венецианским послом, передавал, что следует опасаться французского посла в Лондоне графа де Бомона. Действительно, Бомон спешно покинул Лондон, чтобы не присутствовать на открытии парламентской сессии, и, переправившись на французский берег, сообщил королю Генриху IV, что будет сделана попытка в день возобновления работ парламента «убить Якова и всех знатных лиц». Но еще вопрос, откуда узнал об этом Бомон — от заговорщиков или от своих шпионов в правительственных канцеляриях. Как бы то ни было, Генрих IV предостерег Парри против возможных покушений на Якова.
Шпионы Сесила Джон Рейнольде и Джордж Саутхейк в Кале и Виллиастон — в Руане усердно наблюдали за активностью иезуитов, будто собиравшихся подавать петицию Якову, составленную отцом Парсонсом в Риме. Виллиастон многозначительно высказывал при этом опасение, как бы они «не затронули личности его величества или кого-либо из его детей». Виллиастон передавал также через Парри, что иезуиты собираются высадиться в Англии под видом шотландских купцов. Шпионы Сесила тщательно наблюдали за ними, но те в последний момент ускользнули, уехав на каком-то шотландском судне.
Эти и подобные сообщения могли лишь усилить стремление Сесила найти префекта иезуитов Гарнета и его ближайших помощников. 8 января 1606 года был арестован в Вустершире Стефен Литлтон, скрывавшийся после того, как он покинул Кетсби и других заговорщиков, и его двоюродный брат «рыжий Хемфри» Литлтон, а также Роберт Винтер, брат Томаса. Надеясь спасти себе жизнь, «рыжий Хемфри» выдал потайные места иезуитов…
В средней Англии, на высоком холме, с которого просматривались на много миль окрестные места, стоял замок, мало напоминавший приземистый, наполовину деревянный Уайт-Уэбс. Построенный в характерном «тюдоровском стиле», этот дом отличался от многочисленных рыцарских замков, которые были воздвигнуты в стране на протяжении многих столетий. Это не была крепость, способная долго выдерживать осаду вражеской армии. Его стены не были приспособлены для того, чтобы с них поражать ядрами и пулями неприятелей. Но, хотя Хиндлип-хауз был выстроен совсем недавно богатым католическим землевладельцем Томасом Эбингтоном, он только внешне походил на дворцы вельмож и богатые усадьбы Елизаветинского времени. Дело в том, что если Уайт-Уэбс лишь приспособили под штаб-квартиру иезуитов, то Хиндлип-хауз был создан со специальной целью служить убежищем для отца Гарнета и его Христова воинства.
Весь замок представлял сплошную загадку. Каждая комната имела скрытые ниши, стены были полны тайников, потолки маскировали невидимые чердачные помещения. Даже печи были если не с двойным дном, то с двойным выходом — один для дыма, другой для иезуитов, когда им почему-либо требовалось исчезнуть, не оставляя следов. Камин в спальне хозяйки был соединен узкой трубой с одной из ниш, куда, таким образом, можно было, не вызывая подозрений, доставлять пишу и вино, которое обитатели тайников явно предпочитали воде. Иезуитский архитектор работал не по шаблону, каждый тайник имел свой «секрет», и раскрытие одного из них мало облегчало поиски других.
Когда из Лондона был получен приказ произвести обыск в Хиндлип-хаузе, сэру Генри Бромли, которому поручили это дело, специально предписывались чрезвычайные меры бдительности: поставить караулы у всех дверей, вести наблюдение за всеми слугами, и особенно за тем, куда доставляется пища, содрать обои и обшивку стен, промерить длину каждой из комнат, чтобы определить, сравнивая площадь на верхних и нижних этажах, где могли быть тайные ниши. Наконец особо приказано было проверить все дымоходы.
