Андрей Судоплатов - Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1
Василий Рощин
Евгений Кравцов
Михаил Аллахвердов
Вальтер Кривицкий (Вальтер), перебежчик
Игнас Порецкий (Рейсс, Людвиг), перебежчик
Гертруда Шильдбах-Нойгсбауэр
Борис Афанасьев Ролан Аббиат (Виктор Правдин)
Рената Штайнер
В предвоенном Париже сходились нити многих разведок европейских государств
Йозеф и Эрика Леппин
Лев Троцкий в изгнании. Мексика, 1940 г.
Рамон Меркадер
Диего Ривера, живописец, хозяин виллы в Кой-якане
Давид Сикейрос, мексиканский художник, организатор покушения на Троцкого
Сильвия Агелоф, подруга Рамона, с которой он по заданию НКВД отбыл из Парижа в Америку
Наум Эйтингон, один из организаторов покушения на Троцкого
Вилла в Койякане, где находилась официальная резиденция Л. Д. Троцкого
Рамон Меркадер после совершенного им теракта против Л. Д. Троцкого 20 августа 1940 г.
Лев Троцкий на смертном одре
Сотрудники мексиканской полиции демонстрируют журналистам орудие убийства — ледоруб
Надгробная стела на могиле Льва Троцкого в Койякане. Мексика
Рамон Меркадер — узник одиночной камеры мексиканской тюрьмы строгого режима
Документы из полицейского досье на Фрэнка Джексона. Под таким именем Рамон Меркадер внедрился в близкое окружение Л. Д. Троцкого для совершения против него теракта
Рамон Меркадер, Герой Советского Союза. Он скончался в 1978 г. и покоится на Кунцевском кладбище в Москве под именем Рамона Ивановича Лопеса
Ф. И. Голиков
Немецкие офицеры прорабатывают тайные планы внезапного нападения на СССР
Министр иностранных дел Японии Мацуока после подписания в столице третьего рейха пакта Берлин — Рим — Токио. 1941 г.
Руководство Украины накануне большой войны. Слева направо — члены Политбюро ЦК КП(б)У: И. А. Серов, нарком внутренних дел УССР, Л. Р. Корниец, предсовнаркома УССР, М. С. Гречуха, Председатель Президиума Верховного Совета УССР, Н. С. Хрущев, первый секретарь ЦК КП(б)У, Д. С. Коротченко, секретарь ЦК КП(б)У, М. А. Бурмистенко, второй секретарь ЦК КП(б)У, К. С. Караваев, член ЦК КП(б)У, зампредсовнаркома УССР, К. 3. Литвин, секретарь Сталинского обкома КП(б)У. Киев, февраль 1941 г.
На вопрос: как принималось решение о подготовке Москвы к возможной эвакуации?., кто руководил этой операцией? — отец ответил так:
— По линии НКВД руководили двое: Берия и Кобулов. От Берия же, — сказал отец, — исходил сигнал о подготовке нелегалов для Москвы… Осенью, где-то в сентябре — октябре он вызвал меня к себе: «Обстановка тяжелая. Не исключено, что какой-то части немцев удастся прорваться в город. Мы хотим создать в Москве нелегальные резидентуры и группы боевиков. Они развернут здесь нелегальную работу».
Центр города заняли боевики, здесь разместились подразделения нашей Отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН) — она была дислоцирована в Колонном зале Дома союзов и в здании нынешнего ГУМа на Красной площади. Весь этот район — от Охотного ряда вдоль улицы Горького до Белорусского вокзала — был занят подразделениями бригады. На случай прорыва немцев Москва была поделена на районы, контролируемые воинскими частями и группами нелегалов-боевиков, которые должны были вести боевые действия в самой Москве и работать в тылу у немцев. На территории города действовали люди Управления НКВД по Московской области во главе с Михаилом Ивановичем Журавлевым — он принимал самое активное участие в подготовке Москвы к обороне. Был задействован столичный гарнизон, все наличные внутренние войска, курсанты пограншколы. Под ружье поставили все, что нашли.
Помню одно совещание, в нем принимали участие Берия, Маленков, секретарь МК Попов. Разговор шел жесткий. Я понял: дело серьезнее, чем я предполагал. В тот день в мое подчинение передали нескольких инженеров-взрывни-ков. Среди них были Пономарев и Разживин — крупнейшие специалисты взрывного дела, имевшие дело с зарядами не меньше чем в тысячу тонн. Безупречно работали…
…Вопрос о том, чтобы от Москвы ничего не осталось, не стоял и стоять не мог даже в то неимоверно сложное время. Были подготовлены к взрыву лишь определенные объекты, но Мне бы не хотелось их называть.
У нас, между прочим, была одна очень интересная боевая группа из четырех человек. Один — артист-свистун (специалист по художественному свисту). Другая — женщина-жонглер. Она жонглировала боевыми гранатами, закамуфлированными под… небольшие поленья. Представляете? Идет концерт, скажем, в немецком офицерском собрании. На сцене изящно жонглирует своими «полешками» дама. И вдруг эти «дрова» летят в публику…
Этот номер придумал Маклярский. Тот, который потом написал сценарий фильма «Подвиг разведчика». Он работал очень много и очень результативно. Конечно, как у всякого талантливого человека, у него были и свои недостатки, и срывы, и, когда мне ставили это на вид, я обычно отвечал: «А результаты его работы? А подготовленная им агентура?» У меня были такие козыри, которые не побьешь: одна из самых ярких наших операций — «Монастырь» — была его детищем… Между прочим, мы начали ее именно осенью сорок первого…
Нами был подготовлен к подпольной работе в Москве и такой известный человек, как крмпозитор Лев Константинович Книппер, автор знаменитой песни «Полюшко-поле». Дело, которым ему предстояло заниматься, могло быть очень перспективным, поскольку его родная сестра Ольга (кстати, племянница знаменитой Ольги Леонардовны Книппер-Чехо-вой) жила в Германии с 1922 года — эмигрировала. Осела там крепко… Фамилия «Чехова» у нее от мужа — племянника Антона Павловича. Книпперы — немцы. Старший Книппер — отец будущего композитора — был крупным железнодорожником в Тбилиси, семью эту там хорошо знали. А Ольга Чехова бывала на правительственных приемах в Берлине, где можно было увидеть и Гитлера. Это нас и привлекало, как возможный вариант на перспективу… Сам Лев Константинович — участник Гражданской войны, причем воевал на стороне белых. Потом — эмиграция. Обратно в Россию его просто вытащила Книплер-Чехова, народная артистка СССР… Она сыграла большую роль в возвращении МХАТа из-за границы. У нас со Львом Константиновичем установились очень хорошие деловые отношения. В случае оккупации Москвы он должен был действовать в одиночку, по индивидуальному плану…
Далее отец рассказал о немецкой агентуре, которую немцы держали в Москве. Ее было достаточно, но в результате оперативных действий много агентов было выведено из «игры».
Это были люди, подготовленные наспех. Может, у немцев такая установка была — брать числом? В Москву они попадали разными способами. У них была явка к одному известному московскому врачу. Шли к нему на прием. А врач направлял их к одному из наших людей, своему родственнику. Там-то и начинался деловой разговор — и насчет раций, и насчет того, кто с каким заданием прибыл… «Чужой» расслаблялся. Дальше уже было дело техники… О каждом случае появления диверсантов докладывалось наркому. Причем отец всегда просил его не торопить с арестами. «Дайте мне возможность два-три дня «поводить» этих людей по Москве: куда они пойдут, к кому обратятся?» — уговаривал отец.
«Голову снимем, если из виду потеряете!» — отвечало начальство. Обошлось. Тогда все остались при головах.
— Прибывая в Москву, — рассказывал отец, — немецкие агенты в первую очередь интересовались, не стягиваются ли к Москве новые воинские части, как обстоят дела на железной дороге, каково положение с продовольствием, какие настроения господствуют в Москве, не появилась ли какая-то слабина в действиях местной советской администрации, которую можно было бы использовать? И что самое примечательное — едва ли не каждый второй агент мечтал убить кого-нибудь из членов Политбюро.
…После войны, когда в руки советских спецслужб попали архивы абвера, удалось установить, что «продуктивность» наших контрразведывательных операций была все-таки высокой.
— Все мы, — говорил отец, — были живые люди и, значит, ии от чего в этой жизни не застрахованы. Все было — и ошибки, и промахи. Но было и главное. Вера в нашу правоту, в нашу победу. Это было сильнее остальных чувств. Заставляло собираться в кулак. Так что обвальной паники, о которой так много теперь говорят, не было. Хотя, может статься, я тут и не все знаю. У меня было конкретное дело. Особо отвлекаться от него я просто не мог.
