В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания
Недалеко от дота упал и не разорвался тяжелый снаряд. Младший сержант подошел к снаряду и, к удивлению следивших за ним бойцов, стал, не обращая внимания на свист других снарядов, гладить стальную чуш–ку, что‑то приговаривая. Возвратившись к своему расчету, Девлешев невозмутимо объяснил:
— А мне, хлопцы, показалось, что это фрицы поросенка нам подбросили. Вот я и пошел его почесать — спи, мол, спи… Теперь уж не проснется!..
В доте раздался взрыв хохота. И в настроении бойцов наступил перелом — нервное напряжение разрядилось, чувство страха исчезло.
Эту историю рассказал мне командир пулеметного взвода младший лейтенант Матвей Грицик, находившийся поблизости.
— Я побывал в доте Девлешева вечером, несколько часов спустя, — говорил он, — а там все еще вспоминали, как это было, и опять начинали смеяться.
Помолчав, Грицик задумчиво добавил:
— Знаете, а ведь в сущности этот сержант совершил подвиг. Незаметный со стороны, но для его подчиненных очень нужный.
Вечером 6 июня в просторной штабной землянке собрался руководящий состав бригады. Лица у всех осунулись, глаза красные от бессонных ночей. Но командиры и комиссары батальонов держатся уверенно. Всем известно: за сегодняшний день бригада потеряла убитыми и ранеными всего 14 человек. Цифра говорила сама за себя. И такую беспримерную по силе и длительности артиллерийскую и авиационную подготовку штурма наша оборона выдержала.
— Что ж, товарищи, — начал Алексей Степанович Потапов. — По всей видимости, завтра враг перейдет под Севастополем в наступление. Командарм поставил перед нами задачу — не допустить прорыва обороны на своем рубеже. Он возлагает на нашу бригаду большие надежды и еще раз предупреждает: главный удар надо ждать здесь, у нас. Скорее всего — на левом фланге.
Комбриг предоставил слово мне. Я сообщил, что перед фронтом бригады появились новые немецкие войска: кроме частей 24–й дивизии тут отмечаются части 50–й и 22–й. Выявлены и танки. Боевой порядок бригады остается таким, каким мы его создали в конце марта. Действия бригады будет поддерживать артиллерия армии и береговой обороны флота. За нашим участком обороны, в районе станции Мекензиевы Горы, располагается один полк 345–й диризии, находящейся в армейском резерве.
Я изложил некоторые другие сведения, которые были необходимы присутствующим. Полковник Потапов ответил на вопросы командиров батальонов и дивизионов. Затем было определено кому где находиться.
На командном пункте остались вместе с комбригом начальник оперативного отделения штаба старший лейтенант П. Г. Банкет, начальник связи майор Н. К. Афонин, начальник артиллерии бригады Смородинов. Комиссар бригады И. А. Слесарев отправился в третий батальон, где ожидался главный удар врага, начальник инженерной службы А. И. Кузин — в первый. А мы с лейтенантом Никифоровым — на наблюдательный пункт.
В третьем часу ночи все стихло. Лишь изредка раздавались где‑то одиночные выстрелы, короткие пулеметные очереди. Предрассветная тишина казалась зловещей: вот–вот в нее должен был ворваться неотвратимый шквал вражеского штурма.
Но первыми заговорили наши орудия. Открыли огонь гаубицы капитана Постоя, а вслед за ними загремели залпы других батарей из глубины нашей обороны. Севастопольские артиллеристы наносили удар по фашистским войскам, изготовившимся к атаке. И главная сила этого удара направлялась на участок перед фронтом 172–й дивизии и 79–й бригады.
Сейчас я уже не помню, сколько длилась наша контрподготовка. Она не осталась безрезультатной: ответный огонь врага до 4 часов был беспорядочным.
Однако постепенно он нарастал. И в 4 часа утра разразилась настоящая огневая буря. В воздухе появились бомбардировщики. Все потонуло в грохоте сплошных разрывов. Казалось, от их жара плавится камень. С корнем вырывались деревья и кусты… Когда удавалось высунуть голову из окопа, чтобы окинуть взглядом участок бригады, я видел лишь стелющееся облако черного дыма и пыли. Поднимаясь все выше, оно скоро заслонило солнце. Стало сумрачно, как при затмении. Особенно густой дым закрывал наш левый фланг и то, что было за ним, — позиции 172–й дивизии.
Картина была жуткой. Минутами думалось, что на наших позициях уничтожено все. Враг, должно быть, в этом не сомневался, когда после часа такой артиллерийской и авиационной подготовки двинул в наступление своих солдат.
Начала атаки мы с НП не видели (само наше пребывание здесь при таком дыме над долиной казалось уже бессмысленным). А на командный пункт в это время докладывали из третьего и первого батальонов:
— Идут густыми цепями… Во весь рост…
Первая цепь фашистской пехоты была почти полностью уничтожена огнем из всех видов оружия, особенно — из пулеметов, еще на подходах к нашим минным заграждениям. Вторая полегла в основном в полосе минных полей. Следующие цепи шагали уже по трупам своих солдат, медленно, но упорно продвигаясь вперед.
Вражеская авиация продолжала бомбить наши боевые порядки. Она налетала группами по тридцать — сорок самолетов, и три–четыре такие группы все время были в воздухе.
Самый сильный натиск, как мы и ожидали, пришелся на левый фланг — на третий батальон. Его командира — майора Якова Степановича Кулиниченко, героя декабрьских боев, имевшего за них орден Красного Знамени, — упрекнуть было не в чем; он сделал все, что мог. Рядом с ним находился комиссар бригады Иван Андреевич Слесарев. Бойцы батальона уложили перед своими позициями сотни гитлеровцев. Но враг не считался с потерями, особенно там, где наносил главный удар. И к 10 часам утра на участке батальона Кулиниченко немцы оказались в нашей первой траншее.
После этого противник ввел в бой танки (раньше, видно, не хотел ими рисковать). Одна группа выдвинулась из Бельбекской долины, нацелясь в стык бригады с левым соседом. Другая — атаковала прямо из Камышловского оврага центральную часть нашей обороны. Здесь, на участке наиболее доступном для танков по характеру местности, мы расположили роту бронебойщиков. К ним в окоп уже перебрался по траншее комиссар Иван Андреевич Слесарев.
Бронебойщики встретили танки хорошо. Два запылали после первых же выстрелов противотанковых ружей. А на левом фланге пошли в ход зажигательные бутылки, гранаты. И даже то, что немцы сидели там в нашей первой траншее, не помогало им продвигаться дальше.
С высоты НП весь наш левый край виделся в клубах взрывов. Сквозь них пробивались искорками длинные очереди пулеметов и автоматов, все чаще взлетали немецкие сигнальные ракеты.
Связавшись с третьим батальоном, я услышал хриплый голос начальника штаба Михаила Львовича Латмана:
— Мы трижды сбрасывали пехоту противника со скатов высоты 59.7… Но сейчас у нас большие потери. Бой идет в расположении девятой роты. Пятая на своей высоте держится. Комбат просит контратаковать вторым эшелоном…
Но второй эшелон мог оказаться еще нужнее потом, и Потапов сказал комбату, чтобы на такую контратаку он не рассчитывал.
Кулиниченко ввел в бой все свои скромные резервы. Взвод во главе со связистом лейтенантом Пашенцевым сумел уничтожить пробравшуюся в тылы группу немецких автоматчиков. Безымянную высотку недалеко от батальонного КП, которую мы прозвали «Сливой», отстояла, перебив десятка два немцев, горсточка храбрецов во главе с писарем Гудименко. Однако положение на левом фланге продолжало осложняться. Предприняв обходный маневр, противник окружил пятую роту. (Сведенная в ходе боя в один взвод, который возглавил политрук М. П. Яковлев, рота десять часов дралась в окружении и, только получив приказ об отходе, смелой атакой прорвалась к своим.)
Комбриг вызвал меня с НП на командный пункт. Мы вместе стали прикидывать, что нужно сделать, чтобы помешать врагу развивать первые результаты штурма. К тому времени на стыке с левым соседом в нашу оборону вклинилось метров на шестьсот до полка немецкой пехоты с танками. И не приходилось рассчитывать, что батальон Кулиниченко, ослабленный потерями, сможет надолго задержать дальнейшее продвижение врага. Судя по всему, не могла нам помочь и 172–я дивизия, которой приходилось, может быть, еще тяжелее, чем нам.
Наши размышления закончились таким решением комбрига: второй эшелон — батальон майора Я. М. Пчелкина — использовать не для контратаки, а выдвинуть на заранее подготовленную позицию западнее высотки «Слива». В сложившейся обстановке это представлялось наиболее целесообразным. Да, только так и могли мы подкрепить свой левый фланг. Потапов тогда уже знал, что резерв командарма, стоявший за нами, пойдет на участок 172–й дивизии.
Лейтенант Никифоров доставил комбату Пчелкину письменное приказание на ввод батальона в бой. По ходам сообщения под прикрытием артиллерийского и минометного огня второй батальон быстро выдвинулся на указанный ему рубеж. И оказался там как раз вовремя.
