Владимир Малявин - Тайный канон Китая
Две следующие главы посвящены соответственно искусству принятия решений и важности действий, соответствующтх действительности, точнее — «импульсу» течения событий. Их главная идея залючается в воспитании все той же духовной чувствительности, которая дарует незаметное господство над миром. Автор заключает: «Первое дело — зрящее всюду око. Второе дело — витающее всюду ухо. Третье дело — сиятельная мудрость. Духовно просветленное знание способно видеть за тысячу ли и прозревать то, что сокрыто от взоров извне». Мы вновь приходим к выводу о том, что условие успешной стратегии и инициативы в общении есть необыкновенная, подлинно одухотворенная чувствительность восприятия, которая позволяет не только быть более других информированным об окружающем мире, но и предвосхищать события в мире.
Заключительная часть трактата, включающая в себя семь небольших эссе, как раз посвящена главной предпосылке стратегического успеха — духовной просветленности мудрого. Ибо способность подчинять своей воле других дается только тому, кто знает себя, т. е. умеет соотносить свои поступки и слова с обстановкой, не впадая в меланхолию и самоуничижение, ибо он знает, что в полной мере обладает «подлинностью» жизни и потому всегда и во всем достоин успеха. Мало знать свой характер, свои силу и слабости. Нужно уметь, подобно необыкновенному мяснику из рассказа Чжуан-цзы, «вскармливать в себе жизнь», ощущать саму «животворность жизни». Ибо нашим действительным успехом может быть только сама наша жизнь — без страхов, без домыслов, без соперничества. Здесь автор говорит языков даосов: мудрый должен быть духовно «пуст» и «брать жизнь от Неба», чтобы обрести «полноту жизненной силы» и тем самым достичь вершины духовного просветления. Он должен, храня чистый покой, взращивать в себе возвышенную волю, ибо только воля порождает разумность. Он должен оберегать целостность и сосредоточенность душевной жизни. Только так он обретет способность опознавать слабые места противника и эффективно использовать свою силу. Действует же он, сообразуясь с круговоротом Великого Пути, превращая отход в обход и делая его условием неотразимого удара. Превыше всего он добивается успеха и изменяет мир внутренним усилием: его власть — награда за его духовный подвиг.
Итак, в трактате «Гуй Гу-цзы» — и в этом отношении он является характерным памятником всей китайской традиции — залогом успешной стратегии выступает та «сокровенная добродетель», которая взращивается — неприметно, но непрерывно — доскональным постижением самой безусловной и естественной реальности: метаморфоз самой жизни. Китайская традиция утверждает очень последовательную, целостную и фундированную концепцию стратегии, укорененной в самой жизни: успех дается только тому, кто достиг вершин нравственности, а добродетелью обладает лишь тот, кто обрел полноту жизненных сил, здоровое и радостное самочувствие жизни.
Мы должны заключить, что все хитрости коммуникативной стратегии оправдываются и вообще становятся действенными только в том случае, если человек возвращается к первозданной, простейшей данности жизни и следует самому естественному, непроизвольному импульсу в общении с людьми. Можно даже сказать, что искусство общения, развиваемое Гуй Гу-цзы, сводится к обеспечению или, точнее, непрерывному возобновлению внутренней сообщительности посредством установления внешних барьеров в общении. Если здесь и есть какая-то нарочитая усложненность, то лишь целиком создаваемая человеческим разумом и человеческой культурой. Оттого эта человеческая сложность столь же по-человечески иронична. А главное, она воспитывает убеждение в том, что успех дается правильному человеку. Такая стратегия на самом деле восстанавливает в правах мораль и примиряет культуру с жизнью, а власть — с мудростью. Ничего удивительного, что она стала — и остается до сих пор — органической частью не просто китайского миропонимания, но жизненного идеала китайцев.
Правда, «возвращение к подлинности», проповедуемое учителями китайской стратегии, предполагает отказ от внешней идентичности, некую абсолютную анонимность, безвестность, которая, тягостна и даже, пожалуй, невыносима для обыкновенного человека. Но на то мудрец в Китае и является лучшим стратегом — над всеми властвующим и для всех непостижимым.
Вот с виду парадоксальный, но по сути совершенно закономерный постулат китайского стратега: обман легче всего дается абсолютно целомудренному мужу. Почему? Потому что чистота сердца ставит человека прежде мира, тогда как интриган хочет все рассчитать и подстроить и сам попадает в тенета мирских страстей. Он всегда выбирает и… проигрывает.
Тайваньский автор Чэнь Инлюэ называет следующие принципы успешной стратегии:
• непрерывная изменчивость;
• сокровенность;
• закрытость;
• способность по виду уступить партнеру;
• умение смотреть далеко[3].
Как бы то ни было, для китайцев политика есть парадоксальная в своем роде наука чистой практики, эффективности без знания. Политическая общность есть реальность неформализуемая и даже неосознаваемая, неотделимая от повседневного существования и конкретности жизненного опыта. Она есть, говоря словами классической сентенции из «Книги Перемен», «то, чем люди каждый день пользуются, а о том не знают». Равным образом, подлинная коммуникация между людьми, а с нею искусство убеждения, согласно автору «Гуй Гу-цзы», целиком относятся к области необъективируемого и даже неосознаваемого в человеческой деятельности, одним словом — к области чистой прагматики. Так младенец понимает свою мать без слов и даже без самого «понимания». Речь идет об искусстве чуждого и даже враждебного всякой рефлексии и отвлеченной рациональности воздействия на «сердце» человека, которое сродни современным методам пропаганды и «манипуляции сознанием». Мы имеем дело с воздействием интимным и нелокализуемым по своей природе, стратегией скрытого психологического контроля или, по-китайски, «управления сердцем», которая призвана не подавлять объект воздействия, а «направлять» или, лучше сказать, позволять ему развиваться в нужном направлении. Здесь никогда не бывает отношений между равными — только асимметричные отношения между начальником и подчиненным, старшим и младшим. Поэтому здесь не бывает общих правил и формального консенсуса. И тем не менее — а точнее сказать, именно благодаря этому обстоятельству — здесь заведомо исключено всякое принуждение. Мудрому служат всегда добровольно и даже с искренней радостью.
На практике это означает, что китайская «антириторика» (по определению Ф. Жюльена), в отличие от античных образцов риторического искусства, имеет своим мотивом и целью разделение видимого и скрытого, внешнего и внутреннего, а в конкретной политике — различение своих и чужих. Еще точнее было бы сказать, что искусство общения с людьми, развиваемое Гуй Гу-цзы, сводится к обеспечению, то есть непрерывному возобновлению внутренней сообщительности посредством установления внешних барьеров в общении. В трактате предлагается обширный набор приемов, помогающих раскрыть истинные чувства и намерения противника или коллег, но главное, универсальное правило мудреца-стратега — это терпение и сдержанность. То и другое не является результатом усилия или вынужденного компромисса, но естественно сопутствует мудрости, которая предполагает неотождествление себя с каким бы то ни было внешним кодом. Жизнь без идентичности — почти невыносимая для обыкновенного человека — совершенно естественна и радостна для мудреца. В широком же смысле пониманию у Гуй Гу-цзы предшествует внутренняя работа духа и определенное знание: книжная эрудиция, обостренное моральное чувство, но в первую очередь — «знание себя», глубин человеческого сердца. На этой основе может наращиваться знание, получаемое путем внимательного наблюдения за окружающими, заглядывания в корни желаний и помыслов людей, не совсем понятные, может быть, для них самих.
Для того, чтобы со всей достоверностью уяснить для себя помыслы и характер других людей, политик пользуется двумя дополняющими друг друга стратегиями: он прибегает к приему «открытия» партнера, побуждая его раскрыть свои заветные чувства и помыслы, и он может прибегнуть к стратегии «закрытия», то есть противодействия объявленным желаниям партнера, чтобы проверить его искренность. В целом же он ищет правильную меру в сочетаниях жесткости и мягкости, действий в обход («по кругу») или напрямик (по принципу «квадрата»), вражды и союза, взаимного сближения и отдаления. Самое же чередование, а в конечном счете и сосуществование в поведении человека тенденций к «открытости» и «закрытости», «жесткости» и «мягкости», «пустоты» и «наполненности», «противоборства» и «согласия» имеет корни в китайских учениях об устройстве мироздания и взаимодействии космических сил Инь и Ян.
