Николай Лузан - Между молотом и наковальней
— Николай, Тали меня не интересует! Мы с ней слишком далеко разошлись!
— Как же так?! Вы же вместе воевали? И потом… — изумился я.
— Мне бы не хотелось говорить об этом, — остановила меня Майя.
— Но почему?..
Телефонный звонок прервал этот вдруг ставший трудным для нас обоих разговор. Майя подняла трубку, из которой донесся гневный голос руководителя одного из отделений «Возрождения». Он с возмущением сообщил о том, что местная администрация пытается закрыть офис и вставляет палки в колеса в работу активистов. Она внимательно слушала, изредка задавала вопросы, что-то помечала в тетрадь, и, когда разговор закончился, у меня почему-то не нашлось слов вернуться к беседе. Неловкую паузу разрядила шумная группа ребят. Грядущая предвыборная лихорадка и бескомпромиссная политическая борьба безжалостно диктовали свои правила и не оставляли места для житейских мелочей. Майе стало не до меня, я, почувствовав себя лишним, незаметно покинул кабинет и вышел на улицу.
Погода, даже по сухумским меркам, стояла просто на загляденье. На небе не было ни облачка, и солнце, ставшее необыкновенно ласковым, растворилось в бирюзовой дымке, висевшей над морем. В хрустально-чистом воздухе витал нежный аромат поздних роз. К нему примешивался сладковатый запах созревшей изабеллы, иссиня-черные гроздья которой обильно усыпали узловатые ветви лозы, плотным ковром покрывавшей фасады домов и беседки. Сквозь пышную зелень садов мириадами маленьких солнц проглядывала хурма. Желтоватый цвет уже окрасил плоды и напоминал о приближении сбора урожая.
Под ногами шуршал красно-желтый ковер из опавших листьев, и я, как когда-то в детстве, широко загребая ногами, погнал «волну» перед собой. По пути попадались гостеприимно распахнутые двери уютных забегаловок. Маняще звала музыка из «Кафе-студии Батала», но я не стал останавливаться — слишком хорош был день — и брел туда, куда меня вели ноги.
Впереди белоснежным миражом возникла знаменитая сухумская колоннада, за которой серебрилась морская гладь. За кустами олеандра, полыхавшими нежно-розовым огнем, проглянула главная достопримечательность «брехаловки» — «Кофейня Акопа». Прошло три года с тех пор как он умер, но его имя, похоже, навечно прикипело к этому неповторимому уголку Сухума, ставшему своеобразным «абхазским Гайд-парком».
Я прошел к свободному столику, спрятавшемуся под раскидистой кроной олеандра, и, подчиняясь безотчетному чувству, присел на лавку. Рука невольно потянулась к простенькой металлической пепельнице, а взгляд искал незамысловатую, прочерченную гвоздем на доске надпись. Она была на месте, лишь слегка потускнела от времени и непогоды. Казалось, здесь ничего не изменилось после той нашей первой беседы с Ириной, натолкнувшей меня на мысль об очерке о трех замечательных женщинах, с двумя из которых я только что встретился.
Нахлынувшие воспоминания снова возвратили меня к тем прекрасным дням, подарившим незабываемую радость встреч с ними. Я повернулся к центральной аллее, и мои глаза невольно остановились на арке…
Ирина… Когда, в какой момент появилась она?! Она возникла из этого пьянящего воздуха, бесконечного неба, теплого моря и ярких солнечных лучей. Легкой уверенной походкой пересекла улицу и вышла на нас с Виталием Чамагуа, главным редактором газеты «Республика Абхазия».
Светло-синий брючный костюм, темный с искоркой жакет подчеркивал достоинства ее статной фигуры. Перехваченные кокетливым бантом пышные каштановые волосы задорно развевались на ветру, а волнистая прядь озорно ниспадала на высокий лоб. Большие серые глаза, смоляные крылья бровей, тонкий овал лица с чувственными губами и маленькой родинкой над верхней губой завораживали и, как магнит, притягивали взгляды мужчин.
Занимавшие соседний столик «новые абхазы» перестали обращать внимание на попискивание сотовых телефонов и откровенно пожирали ее глазами. Два усача, долбившие вопросами журналиста Сергея Арутюнова о том, что станет с Грузией, если Абхазия нанесет упреждающий удар по ее хозяину — Америке (знай об этом в Вашингтоне и Тбилиси — наверняка бы содрогнулись), резко поумерили пыл и переключили свое внимание на нее. На что уж степенны шахматисты и заядлые «козлятники», но и те забыли про игру и приняли охотничью стойку. Мы с Виталием их всех обломали.
— Ирина. Красивая женщина! — с восхищением произнес он и приветливо помахал ей рукой.
Она заметила нас и прошла к столику. Я не без гордости, с превосходством посмотрел в сторону «новых абхазов», а Виталий не удержался и сказал:
— Если такие женщины не проходят мимо, значит, мы еще чего-то стоим.
Ирина властным взглядом прошлась по нам, как по больному на операционном столе, и скептически заметила:
— Не стоит обольщаться.
— Это почему же?! — в один голос возмутились мы.
А она продолжала безжалостно разрушать возникшие у нас иллюзии.
— Тем более с такими золотыми цепями.
— Какие цепи?! Так, одно название, — скромничали мы.
— По нынешним временам с подобным снаряжением долго не протянешь, — вынесла Ирина суровый вердикт.
— Совершенно верно! Киллеры их давно заждались, — тут же поддержал ее подсевший к нам Сережа Арутюнов.
— Тебе, с твоим навороченным сотовым, конечно, виднее, — подозрительно быстро согласился Виталий и потом не преминул подпустить яду: — Хитрый ты мой, а зачем цепь снял?!
— Жить хочется, вот и пришлось сдать в ломбард. Кстати, там такая давка, что вы вряд ли успеете, — нанес ответный укол Сергей.
И пока старые приятели обменивались взаимными колкостями, Ира маленькими глотками пила кофе и с живым интересом наблюдала за ними. Ее строгое и кажущееся холодным лицо время от времени согревала мягкая улыбка, глаза лучились лукавыми морщинками, и в этот миг в ней появлялось что-то от озорного мальчишки и коварной обольстительной цыганки. Необыкновенной женственностью и притягательностью были исполнены ее жесты и движения.
Виталий и Сергей, продемонстрировав во всем своем блеске ораторский арсенал, затем деликатно перевели разговор на тему войны. Мрачная тень ее воспоминаний легкой тучкой прошлась по лицу Ирины, но она не замкнулась и, к моей радости, согласилась на встречу с Тали и Майей, о мужестве и героизме которых во время войны я уже был наслышан. После короткого обмена мнениями мы сошлись на том, что более подходящего места, чем фотостудия Володи Попова, нам не найти. Вопрос был решен, и Виталий предложил выпить еще по чашке кофе, но все дружно отказались.
К этому времени солнце поднялось над кронами могучих эвкалиптов и стало припекать спины. Ожил и запищал сотовый телефон у Сергея, звонили из корпункта, он извинился и отправился к себе. Виталий еще какое-то время оставался с нами, но подошел час сдачи газеты в набор, и мы с Ириной, проводив его до редакции, не сговариваясь, решили прогуляться по тенистым улицам города.
Дорога, описав замысловатую петлю среди полыхающих осенним пожаром цветочных клумб, круто пошла в гору. Начались старые — конца XIX века — кварталы аристократического Сухума. Время и война не пощадили их, но даже они не смогли уничтожить тот особенный дух, которым дышали каждый камень мостовой и стены так не похожих друг на друга двух— и трехэтажных особняков.
Это был особенный мир, и мне уже почудилась в густых зарослях одичавшего инжира и виноградника хорошо знакомая по фильмам и фотографиям коренастая фигура, затянутая в серый френч. Из-за спины вождя зловеще поблескивал стекляшками пенсне «всесоюзный палач» Лаврентий Берия. Из венецианской беседки, чудом уцелевшей после взрыва авиабомбы, доносился бархатистый голос Антона Чехова. Его заглушал заразительно-звонкий смех артиста Геннадия Хазанова. Главный герой известной кинокомедии «Маленький гигант большого секса» нашел в этом чарующем уголке земли не только самых замечательных красавиц, а и лучшее на всем побережье от Анапы до Батума вино.
Веселый перестук молотков возвратил нас к действительности. У недавно отремонтированной больницы вокруг медицинского оборудования и груды ящиков оживленно сновали врачи, медсестры и рабочие. Незлобно подзуживая друг друга, грузчики осторожно спускали по доскам импортную аппаратуру и заносили в здание.
Ира приостановилась посмотреть на это заграничное медицинское чудо, ее лицо помрачнело, и она с горечью произнесла:
— Эх, тогда бы все это! Сколько ребят могли бы спасти! Нам не хватало элементарного, и от безысходности порой не хотелось жить. Даже не знаю, откуда только брались силы!
— Испытания мобилизуют, — обронил я.
— Наверное, — согласилась Ира. — И, если бы не мужество ребят, я не знаю… Нет, они не упрекали нас, а когда подступала смерть…
Она осеклась, ее глаза затуманились, и я услышал тронувшую меня до глубины души исповедь-рассказ:
