Валерий Авдеев - Секретная миссия в Париже. Граф Игнатьев против немецкой разведки в 1915–1917 гг.
Однако штабы Северного, Западного и Юго-Западного фронтов ответили, что работа разведывательных организаций, которыми руководит П. Игнатьев, их удовлетворяет, и ее продолжение желательно. Одновременно почти все они указали на чрезмерные расходы, связанные с деятельностью этих организаций, а также на то, что денежные расходы П. Игнатьева никем не проверялись. Так, в 1916 году он потратил на разведку около 4 млн французских франков, что по тогдашнему курсу составляло 400 тысяч рублей золотом. Эти расходы показались Петрограду чрезмерными и вызвали подозрения в нечестности самого П. Игнатьева.
Рост расходов на разведку объяснялся просто. Дело заключалось в том, что из стран Антанты только Россия и США не знали на протяжении всей войны продовольственных и иных карточек. В Европе же все воюющие страны сразу с ее началом такие карточки ввели. Возникло жесткое рационирование всех продуктов питания и товаров широкого потребления. Это сразу же привело к возникновению обширного черного рынка и росту контрабанды. Соответственно взлетели и цены на черном рынке в Европе. Поэтому лица, привлекавшиеся П. Игнатьевым к выполнению разведывательных заданий, требовали увеличения. оплаты их услуг. А это также вызывало рост расходов на разведку, ибо хорошая разведывательная информация стоит дорого. Тот же Наполеон говорил, что за новость в первую минуту платят золотом, во вторую — серебром, а в третью — и гроша медного не дают.
Сам П. Игнатьев был честным человеком, и ни одна копейка казенных средств к его рукам не пристала. После ликвидации его разведывательных организаций он и его семья вели весьма скромный образ жизни, а после внезапной смерти отставного полковника в 1931 году его жена впала в настоящую нищету. Так что вряд ли стоит говорить о каких-то финансовых злоупотреблениях с его стороны.
П. Игнатьев с нетерпением ожидал возвращения князя Лещинского-Троекурова из Петрограда. Во время командировки в Россию князь посетил Ставку и долго беседовал с генералом Дитерихсом. Хорошо знавший Павла Алексеевича по Юго-Западному фронту генерал-квартирмейстер обещал ему свою поддержку при всех обстоятельствах. Гораздо более сложными были беседы Лещинского-Троекурова в Российском Генштабе. Здесь ему был высказан целый ряд серьезных претензий к работе графа П. Игнатьева в качестве руководителя русской военной разведки. Они были вызваны ложными доносами на Павла Алексеевича со стороны ряда его недоброжелателей, в частности, уже упоминавшегося нами прапорщика А. Арбатского, который пытался бросить тень на своего бывшего начальника, обвиняя его в «сговоре с немцами». Князю Лещинскому-Троекурову удалось рассеять все обвинения и укрепить доверие Генштаба к разведслужбе, возглавляемой П. Игнатьевым.
Получив инструкции, В. Лещинский-Троекуров в октябре 1917 года выехал из Петрограда в Париж через Стокгольм и Лондон. Однако во время его поездки в России произошла Октябрьская революция, поэтому широкие полномочия и инструкции, полученные им в Петрограде для разведывательных организаций П. Игнатьева в Европе, уже никуда не годились. П. Игнатьев был вынужден запросить Петроград по телеграфу относительно дальнейшей работы русского представительства при Межсоюзническом разведывательном бюро в Париже.
Переписка П. Игнатьева с революционным Петроградом осуществлялась им через парижский телеграф и, естественно, вызвала подозрения у французских спецслужб относительно его сотрудничества с большевиками. К тому же, 30 ноября 1917 года из Рима была получена следующая телеграмма французского посла Баррепа, направленная им министру иностранных дел Франции:
«Разведывательная служба Верховного командования вручила вчера нашему заместителю военного атташе ноту, гласящую, что согласно донесению двух его информаторов, военный атташе
России во Франции генерал граф Игнатьев и военно-морской атташе в Риме барон Врангель якобы совместно занимаются шпионажем в пользу центральных держав.
Должен сказать, что указанная нота не содержит никаких ссылок в подтверждение этих обвинений против этих офицеров. Я попросил нашего военного атташе узнать, дают ли эти агенты Верховного командования какие-либо уточнения на этот счет, или же они ограничиваются лишь изложением факта на всякий случай.
По причине проведения конференции в Париже я счел своим долгом предупредить ваше превосходительство»[137].
Эта телеграмма была также адресована в Генштаб французской армии. Оттуда в Рим ушла следующая телеграмма:
Военное министерство ФРАНЦУЗСКАЯ РЕСПУБЛИКА
ГША, 2-е бюро — 1 Секция централизации разведданных № 30711-СКР2 11
ТЕЛЕГРАММА
Военный министр — Военному атташе в Риме
ШИФРОМ
К№ 5111/С № 10 от 27 ноября 1917 г.
Просьба срочно сообщить, не является ли генерал барон Врангель, атташе Русской военной миссии в Лондоне, родственником Русского военно-морского атташе в Риме.
За Председателя Совета министров и военного министра —
По его приказу —
Заместитель начальника Генштаба Генерал-майор (Подпись)[138]
За П. Игнатьевым и его братом французская контрразведка в сентябре 1917 года установила наружное наблюдение. Еще раньше началась слежка за руководителем разведывательных организаций Ставки в Швейцарии капитаном Скрябиным, который напрямую подчинялся Петрограду. В досье 2-го бюро сохранился следующий документ:
«Берн, 8 июня 1917 г.
О: Владимире Скрябине
Сообщают, что рассматриваемый с оговорками в качестве подозрительного лица капитан Владимир Скрябин, адъютант принца Ольденбургского, имеет поручение швейцарского Красного Креста. Скрябин ездит из Швейцарии во Францию; ездил даже в Англию, и все это — за счет швейцарского Красного Креста.
В Берне проживал в отеле «Бельвю»; в Лозанне останавливается либо в отеле «Руайяль», либо в «Лозанна-палас». Посещает многих подозрительных лиц, в частности русских выходцев из Курляндии; считается ими лицом с четко выраженными прогерманскими тенденциями. Однажды он сказал некоему Бауэру, русскому немцу, проявляющему яркие прогерманские тенденции, с которым находится в тесной связи: «Через некоторое время у нас будет мир. Если англичане будут слишком упрямыми, мы заставим их убавить тон». В консульстве учетной карточки на него не имеется, поскольку он никогда не заходил визировать свой паспорт.
Заявляют также, что Скрябин получает много денег из Германии, но это не удалось подтвердить»[139].
Французская контрразведка проинформировала об этом сообщении 2-го бюро соответствующие свои власти на границе со Швейцарией:
МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ УПРАВЛЕНИЕ ОБЩЕЙ БЕЗОПАСНОСТИ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ КОНТРОЛЕР СЛУЖБЫ ЮРИДИЧЕСКИХ РАССЛЕДОВАНИЙ
№ 73.548. С. Е. Париж, 6 октября 1917 г.
Военные власти сообщают, что Скрябин Владимир, русский, германофил и подозрительное лицо, в настоящее время находится в Лозанне в качестве офицера Русской армии и секретаря принца Александра Ольденбургского, недавно арестованного в России.
Являлся объектом плотного наружного наблюдения со стороны полиции безопасности Лозанны.
Генеральный контролер Ж. Себили.
Кому: Господам Специальным комиссарам французско-швейцарской границы[140].
Подозрения в адрес П. Игнатьева и других русских военных разведчиков в Европе росли, как снежный ком. В 1917 году П. Игнатьев и его заместитель капитан князь В. Лещинский-Троекуров были представлены французским военным командованием к награждению орденом Почетного легиона, однако после Октябрьской революции эти знаки отличия им вручены не были. После телеграфной переписки с революционным Петроградом французские власти официальной нотой потребовали от графа П. Игнатьева вести всю такую переписку только на французском языке, а потом и вовсе ее запретили. Наконец, они приняли решение закрыть представительство русской военной разведки при Межсоюзническом бюро.
Причинами такой подозрительности к П. Игнатьеву и русским в Париже вообще было то, что, как мы видели, он осуществлял специальную контрразведывательную операцию по личному указанию Николая II с целью выяснить источники слухов о ведущихся якобы тайных переговорах представителей России и Германии о заключении сепаратного мира. В этой операции участвовал и капитан В. Скрябин, на которого французская военная контрразведка первой обратила внимание. Потом уже выяснилось, что эти слухи были полной чушью. Тем не менее граф Павел Игнатьев и его брат Алексей стали жертвами подозрений французов. П. Игнатьеву вменялось в вину причастность к секретным переговорам о сепаратном мире, близость к премьеру Б. Штюрмеру, которого в Париже считали германским шпионом. К тому же Штюрмер посещал салон матери братьев, графини Софии Сергеевны Игнатьевой, считавшейся опорой сторонников Германии, хотя в действительности дело обстояло абсолютно наоборот.
