Олег Царев - КГБ в Англии
Центр отреагировал на сообщение Малли о вербовке Кернкросса и установлении Дейчем прямого контакта с ним короткой одобрительной фразой в письме от 19 июня 1937 года:
«МОЛЬЕР — это большое достижение».
Только будущее покажет, насколько справедлива была эта оценка, а пока, по мнению Дейча, предстояла большая работа. В письме от 24 июня 1937 года он сообщал в Центр:
«Я его встретил один раз. До того времени, как я его встретил, его убеждения были — глубокий политический пессимизм, так как он политически крайне оторван был, крайне недоволен работой. Ненависть к своему социальному окружению, которое по отношению к нему было слишком нетактичным. Для себя он сделал следующий вывод: они его долго не продержат и что скоро он должен искать себе другую профессию. Он был очень счастлив, что мы вступили с ним в связь, и был готов тотчас же приступить к работе для нас».
Дейч сообщал, что он постарался убедить Кернкросса оставаться на работе, установить нормальные отношения с сослуживцами и «создать у них впечатление, что он примирился со своей судьбой». По этой же причине, а также потому, что в Форин Офисе имелись другие источники, Дейч писал, что «мы от него временно никаких материалов не получаем и держим в резерве».
Пытаясь понять суть конфликта Кернкросса с его окружением в Форин Офисе, Дейч делал следующее заключение:
«Он, безусловно, очень интеллигентен, самолюбив, идеологически на нашей стороне, его оппозиционные настроения в отношении окружения, очевидно, следуют из его убеждений. Этим самым оппозиционным своим настроением он себя ставил вне рядов своего окружения…»
Маклейн несколько проще смотрел на ситуацию с Кернкроссом (в изложении Дейча):
«МОЛЬЕР очень интеллигентен, но плохо работает, а главное — недостаточно осторожно относится к работе. Он делает это потому, что считает себя умнее и лучше, чем все прочие. ВАЙЗЕ полагает, что положение МОЛЬЕРА довольно плохое, но что его пока оставят на месте».
Положение Кернкросса в Форин Офисе продолжало оставаться шатким. В октябре 1937 года из Парижа, куда Дейч выехал из-за невозможности дальнейшего пребывания в Лондоне по причинам иммиграционных правил и где он организовал связь между резидентом в Испании Александром Орловым и Кимом Филби, в Центр пришло еще одно тревожное сообщение: «На днях сюда приезжал ВАЙЗЕ и рассказал мне, что МОЛЬЕРА должны перевести в другой отдел, так как им якобы недовольны».
С отъездом Дейча связь с Кернкроссом так же, как и с другими источниками лондонской резидентуры, оборвалась на длительное время. Только в сентябре 1938 года от Маклейна, контакт с которым поддерживался через женщину-нелегала АДУ, пришло короткое сообщение, что Кернкросс переведен на работу в Министерство финансов. Позднее было установлено, что Кернкросс был уволен из Форин Офиса 1.10.38.
Кернкросс вновь появляется на сцене осенью 1938 года благодаря вездесущему Берджесу. Через нового резидента в Испании Эйтингона, с которым он встречался в Париже, Берджес сообщил, что в сентябре установил контакт с Кернкроссом, так как тот «был новичком и я опасался, что он может совершенно порвать, будучи изолированным», и «также потому, что он располагает самой лучшей, о какой только можно мечтать, информацией о Чехословакии».
В письме от 22.10.38 Эйтингон просил разрешить встретиться Берджесу с Кернкроссом, чтобы получить документы, аргументируя это тем, что «отношения между МЕДХЕН и Джоном таковы, что, несмотря на запрет, они все равно общаются».
О дальнейшем развитии событий можно судить только по отчету исполнявшего обязанности резидента в Лондоне Анатолия Вениаминовича Горского от 10.03.39, в котором он сообщал, что документы были получены от Кернкросса Клугманом, и объяснял их происхождение следующим образом:
«В августе — сентябре 1938 года ЛИСТ (Кернкросс. — О.Ц) работал в специальной «кризисной» группе Форин Офиса и имел свободный доступ к документам по Мюнхену. Когда он узнал о переводе в Министерство финансов, то забрал с собой эти документы и передал их сейчас нам. В сентябре 1938 года ЛИСТ видел в Форин Офисе сообщение агента английской разведки из СССР о неготовности СССР оказать военную помощь Чехословакии. Среди сотрудников Форин Офиса поборниками соглашения с Гитлером были а) посол в Берлине Гендерсон и б) посол в Париже Фиппс».
Далее Горский писал, что Кернкросс не слишком загружен работой в Министерстве финансов и готовит монографию по английской литературе эпохи французского ренессанса. «МЭР (Клугман. — О.Ц.) договорился с ЛИСТОМ об условиях встречи с нами в Лондоне», — завершал свое послание Горский.
Приняв лондонскую легальную резидентуру от отозванного в Москву СЭМА (Григорий Борисович Графпен (Бланк), арестован 29.12.38, осужден на 5 лет ИТЛ), Горский взялся за трудную задачу вывода ее из периода дезорганизации, обусловленной репрессиями 1937–1938 годов, в которых разведка НКВД потеряла 70 процентов личного состава. С вынужденным отъездом из Лондона Малли и Дейча перестала существовать и их нелегальная группа. «Золотое десятилетие великих нелегалов» подошло к своему трагическому концу. Редкие уцелевшие от чисток нелегальные разведчики, такие как Дейч, уже не могли действовать в одиночку, без своих верных товарищей, с такой свободой и смелостью, как прежце. Разведка начинала пополняться людьми нового поколения, которое в силу самого своего происхождения не имело опыта подпольной партийной работы и жизни за границей. Как и десять лет назад, основным добывающим аппаратом советской разведки в Лондоне стала Легальная резидентура. Горский стал принимать на связь источники группы Малли — Дейча. В работе ему должны были помочь составленные Дейчем весной 1939 года по просьбе Центра психологические портреты членов «Кембриджской» и «Оксфордской» групп. О Кернкроссе Дейч писал:
«Ему 25–26 лет. Учился в Кембридже и был там не очень активным членом Компартии. Сдал экзамены на поступление в англ. Мининдел и занял в этом конкурсе первое место благодаря его блестящим знаниям. В ноябре 1936 года он начал работать в Мининделе.
МОЛЬЕР происходит из шотландской мелко-буржуазной обстановки. Шотландцы — народ религиозный, так как жизнь у них тяжелая, то они очень трудолюбивы и бережливы. Шотландцы ненавидят англичан. МОЛЬЕР унаследовал некоторые из этих черт. Он педантичный, дельный, старательный и бережливый человек. Он знает, что такое деньги, и умеет с ними обращаться. Он скромен и прост. Когда я первый раз с ним встретился и взял такси, то для него это было сенсацией — он впервые в жизни ехал на такси. В то время, когда я с ним связался, он жил в дешевой меблированной комнате в пролетарском районе в Лондоне, хотя уже работал в Министерстве иностранных дел. Он очень образован, серьезен и убежденный коммунист. Он сразу же изъявил готовность с нами работать и относится к нашему делу очень серьезно. Интересуется всеми нашими партийными, практическими и теоретическими вопросами и неплохо в них разбирается. Очень любознателен. Каждый раз, когда я его встречал, он приносил список самых разнообразных вопросов, указывая при этом, что он спрашивает не потому, что он сомневается в правильности нашего дела, а потому, что ему некоторые вещи неясны.
Он простой, иногда наивный и немного провинциальный человек. Очень доверчив и с трудом может маскироваться. В Форин Офисе он считался левым человеком еще до того, как я его встретил. Это оттого, что он не скрывал своего мнения по некоторым политическим вопросам. Хотя он и понимал, что не должен открыто показывать свое приверженство к Компартии, он все же не мог не высказывать иногда свои левые взгляды.
Внешне очень прост и мил. Нормален в отношении женщин. Дисциплинирован и осторожен. Абсолютно нам доверяет, и мы для него большой авторитет. Так как у него никакого опыта не было, то он вначале не решался брать документы. Я успел за мою работу с ним это дало наладить, и он начал давать документы. С ВАЙЗЕ вначале было то же самое, но, когда он шаг за Шагом убедился, что все идет хорошо, что мы осторожны и что мы особенно заботимся о его благополучии, он преодолел свою нерешительность и потом стал даже иногда неосторожен. В отношении МОЛЬЕРА можно было добиться того же самого, но я уехал, и он остался без связи. Необходимо сказать, что нерешительность в работе как ВАЙЗЕ, так и МОЛЬЕРА объясняясь не столько трусостью, сколько малоопытностью и новостью дела.
МОЛЬЕР — живой и темпераментный человек. Он любит Францию. (Это вообще характерная черта для шотландцев в противоположность к англичанам, ненавидящим Францию.)»
Вооруженный этим и другими напутственными посланиями Дейча, Анатолий Горский оказался в Лондоне предоставленным самому себе в работе с доброй дюжиной незнакомых ему источников. Получив известие, что условия встречи с Кернкроссом обговорены, Центр не замедлил дать указание установить с ним личный контакт и выяснить, «может ли он дать, как говорит МЕДХЕН, доклад о переговорах Муссолини с Чемберленом». Другим вопросом, интересовавшим Центр, были полученные от Кернкросса через Берджеса в сентябре 1938 года сведения о наличии в НКИД «крупного английского агента, который работает начальником функционального отдела, и о том, что английская разведка получила от него 3 доклада». Последний доклад этого агента, согласно информации Кернкросса относился к августу 1938 года и был посвящен обмену письмами между Сталиным и Бенешем. Центр интересовался, что еще известно Кернкроссу об этом источнике англичан, которого в Москве окрестили ТЕМНЫЙ.[14]
