Трудно быть сержантом - Химэн Мак (Mackenzie Hooks Hyman)
Появился Маккини. Он был настроен весьма благожелательно, шутил и весело со всеми разговаривал.
— Ну, ребята, поезжайте, пусть на вас посмотрят и скажут, каких молодцов мы здесь вырастили, — смеялся он.
Ребята тоже смеялись и шутили в ответ.
— Не допускайте, чтобы над вами насмехались, — напутствовал Маккини. — Не делайте того, что не положено. Будьте примерными, а если не сможете быть примерными, то будьте хотя бы старательными.
Меня он, конечно, не замечал, но мне нравилась его манера так по свойски разговаривать с ребятами.
Я почувствовал еще большую симпатию к Маккини, когда он, подойдя к Ирвину, хлопнул его по плечу и сказал:
— Ирвин, построй ребят. Я назначаю тебя старшим на все время пути, понял?
Ирвин слегка кивнул головой и ответил так, будто привык к таким приказаниям:
— О'кей, Маккини. — Он еще раз глубоко затянулся папиросой и щелчком отбросил ее на тротуар. Он вел себя так, словно делал нам одолжение.
Пока я размышлял о том, что Маккини поступил правильно, назначив Ирвина старшим, Маккини снова хлопнул Ирвина по плечу и отозвал его в сторону:
— Подойди-ка сюда на минуточку. Я должен кое-что сказать тебе, прежде чем уйду.
И с этими словами он бросил на меня многозначительный взгляд. Склонившись к Ирвину, он начал что-то шептать, время от времени взглядывая на меня. Потом на меня посмотрел через плечо Ирвин и покачал головой.
Позже я понял, что Маккини назначил Ирвина старшим не из любезности. Он просто хотел использовать этого парня против меня. Мне надоело сидеть на одном месте, и я сделал движение, чтобы подняться, но мой сопровождающий при этом глубоко вздохнул и так побледнел, что мне пришлось сесть опять. Тут Маккини встал перед строем и произнес небольшую речь. Он говорил о том, что, раз Ирвин назначен старшим, все должны ему подчиняться и что-то еще в этом роде, затем пожелал всем счастливого пути и ушел. Все сразу зашевелились и опять начали шутить, но Ирвин вышел вперед и тоже стал держать речь перед строем. Он разъяснил, как мы должны вести себя, как он намерен разместить нас в автобусе и всякое другое. Ребята стали отпускать шуточки. Среди них был парень по имени Лаки, который старался больше других. Когда Ирвин велел нам садиться, этот Лаки весело заметил:
— Ну, хорошо, у меня есть место, которым садятся, а куда его посадить? — Все громко расхохотались. Он повторил это несколько раз, а потом обратился к рядом стоящему, парню:
— Понимаешь, мне нужно место для моего места. Лаки отпускал немало подобных шуточек, и
мы много смеялись. Развеселившись, я почти забыл о Маккини, а когда увидел, что Ирвин направляется ко мне, кивнул ему, заулыбался и встал, хотя это и заставило моего провожатого подпрыгнуть. Ирвин подошел и довольно грубо сказал:
— Стокдейл, я не хочу из-за тебя иметь неприятностей, понятно? Чтобы я от тебя и звука не слышал. Иди в автобус, сядь и не открывай рта, пока мы не приедем на место. Учеба твоя начнется прямо сейчас. Ты теперь служишь в армии и должен выполнять все приказы.
— Хорошо, Ирвин, я буду делать все, что вы скажете.
— Для тебя я — Бленхард, понятно?
— Хорошо, — ответил я, — буду делать все, что вы скажете.
А сам подумал: "Эх, чтоб мне провалиться сквозь землю! И зачем я ему мило улыбался, когда он так разносил меня".
Ирвин склонил голову набок и, ехидно улыбаясь, спросил:
— Надеюсь, ты не собираешься причинять мне беспокойство?
— Нет, я не… я только хотел бы сказать вам о Маккини. Он…
— Довольно, — остановил меня Ирвин и хотел было уходить, но задержался и добавил: — Я так и знал, что ты такой… Чтоб и звука я не слышал, понятно?
— Все, что вы скажете… — пролепетал я. Но Ирвин уже отошел, и мне так и не удалось ничего объяснить ему толком. Я опять сел. Все окружили Ирвина и начали задавать ему вопросы, потом стали делать замечания по моему адресу. Тут Ирвин опять подошел ко мне и сказал:
— Эй, парень, уж не собираешься ли ты идти в самоволку?
Я удивленно посмотрел на него и спросил:
— А что это такое?
— Когда пойдешь, узнаешь, — сказал он и отошел. Тут все окружили меня и начали язвительно спрашивать, бывал ли я раньше в городе, ездил ли когда-нибудь в автобусе и тому подобное. А Лаки спросил, не положил ли я в ботинки камешки, чтобы мне казалось, будто я хожу босиком, и все опять захохотали, и я засмеялся вместе с ними, потому что нашел эту шутку довольно забавной. Однако городские парни становились все грубее и нахальнее, и я смекнул, что мне лучше молчать. Ведь Ирвин был тут, а мне никак не хотелось причинять ему беспокойство. Я совсем перестал разговаривать, закурил, делая вид, что ничего не слышу. На некоторое время меня оставили в покое, но, когда подошел автобус и Ирвин подтолкнул меня со словами: "Ну, давай, парень, трогайся", все опять покатились со смеху.
Как бы там ни было, а ехать в автобусе мне понравилось. Я уселся на заднем сиденье. Скоро все забыли про меня, а я только этого и хотел.
Самый крайний пункт на севере, где я бывал, — это Пайнхарст, и в этот день мы проезжали прямо через него, потом проехали еще один крупный город и затем еще один. Последний, ничем не отличался от Калльвилля и Пайнхарста. Через два часа мы оставили позади Макон, и бьюсь об заклад, что мы миновали еще несколько городов, — я уже потерял им счет. Я наслаждался этой поездкой, но где-то между Маконом и Атлантой сам не заметил, как заснул, и проспал до тех пор, пока мы не приехали в Форт-Томпсон.
В дороге я видел нехороший сон. Мне приснилось, будто ловил я рыбу в ручье, как вдруг из воды показалась змея и ударила меня по ноге. Боль была такая сильная, что я вздрогнул и проснулся. Около меня стояли: Ирвин и другие ребята, и мне вдруг показалось, что Ирвин и был змеей, которая неожиданно превратилась в человека. Долго не раздумывая, я вскочил и схватил его за горло, да так, что он почти перегнулся через сиденье. Я начал его трясти и готов был уже ударить, но вдруг опомнился. Конечно, было уже слишком поздно, и я почувствовал себя как собака, которая поспешила кусаться. Ударить его я не ударил, но сильно напугал, и мне было очень неловко,
Однако Ирвин почему то рассвирепел, когда увидел, что я не собираюсь ударить его, и я не осуждал его за это. Глаза его округлились, он стиснул зубы и начал извергать страшные ругательства, а потом изловчился, да как треснет меня еще раз по ноге. Я схватился за ногу, потирая ушибленное место, но стерпел. Пытаясь как-то смягчить происшедшее, я проговорил:
— Извините, Ирвин, я просто не знал, что делаю.
Потом я пошел и сел под большое дерево, ожидая, когда нас повезут дальше, и никто меня не беспокоил. Парни стояли и посмеивались над тем, как Ирвин расправился со мной, но я ничего не имел против. Мне было неловко за свой поступок, и я был рад, что Ирвин хоть как-то смог отомстить мне.
ГЛАВА VI
Наконец нас привезли в казарму со множеством коек в два этажа. Чтобы избежать соседства с теми, кто ехал со мной в автобусе, я занял самую дальнюю койку. Присев на нее, я собрался было закурить, как вдруг увидел перед собой маленького сухопарого паренька в огромных очках. До этого я его не встречал. Он приехал с другой группой раньше меня. Это был настоящий коротышка. Форма у него была совсем новая: на ней даже не разгладились еще складки. Пилотка, которую обычно носят набекрень, была ему так велика, что съезжала почти на самые глаза. А брюки, наверное, подошли бы мне, парню пришлось подвернуть их на целую четверть. Новый мундир с медными пуговицами тоже был ему велик. А в вещевой мешок можно было спрятать четверых таких, как его владелец. По лицу бедняги градом катился пот и вид у него был довольно жалкий. Мне сразу же захотелось встать и помочь парню снять мешок. Он стоял, глядя на меня, и даже попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученная: тяжелый мешок так оттягивал парню плечо, что казалось, будто его рот тоже перекосился на сторону. Парень явно старался быть приветливым. Я не выдержал и поздоровался. Не отрывая от меня глаз, он ответил:
