Всеволод Абрамов - Керченская катастрофа 1942
Как мы видим, особой тревоги за оборону у советского командования еще не было. Составленный накануне прогноз боевых действий подтверждался, теперь весь вопрос заключался в нанесении контрудара. Как же складывались обстоятельства с его организацией? Продвижение противника вглубь нашей обороны на узком участке к исходу 8 мая создало условия для удобного контрудара во фланг противнику с севера со стороны 51-й армии. Это обстоятельство внесло существенную поправку в замысел командования фронта по организации контрудара. Из сохранившихся записей переговоров генерала-лейтенанта Козлова Д. Т. с командующим 51-й армии генералом-лейтенантом Львовым В. Н. можно сделать вывод, что 8 мая к 21.00 командование фронта пришло к решению нанести главный удар силами 51-й армии. Причем силы и средства, которые передавались первоначально приказом 44-й армии, новым приказом о контрударе передавались 51-й. 44-я армия, как видно из переговоров, тоже должна была нанести контрудар, но роль ее уже была вспомогательная.[46]
Фронтовое командование в сложившейся обстановке явно преувеличивало боеспособность 44-й армии, которая в значительной степени была уже утеряна в первой половине 8 мая. В условиях неустойчивой связи это переподчинение не оправдало себя, оно внесло дезорганизацию в управление войсками, привело к катастрофическим последствиям. Отдав этот важнейший по значению приказ, командование фронта не позаботилось должным образом, чтобы он вовремя дошел до исполнителей. Не смогло оно в этой сложной обстановке и проконтролировать его исполнение.
Содержание приказа об изменении в организации контрудара в штабе 44-й армии стало известно только 9 мая к 4.00.[47] Между тем переданные части, имея приказ о подчинении 44-й армии, прибывали в ее полосу действий. Все это приводило к сумятице и неразберихе. Приказ о переподчинении 51-й армии они получили позже. Из-за этих причин части 51-й армии для удара к утру сосредоточены не были. Рассвет многих из них застал на марше, чем воспользовался сразу же противник, бросив на колонны авиацию, от которой наши войска понесли значительные потери. Эта переориентировка главного удара силами не 44-й, а 51-й армии явилась как бы «моментом истины» всей Керченской оборонительной операции. Об этом мне говорили при встречах в 70-х гг. бывший командующий 47-й армии Колганов К. С. в Москве и бывший начальник штаба этой же армии генерал-майор Хряшев А. А. в Солнечногорске на курсах «Выстрел». Они утверждали, что эти два казалось бы дополняющие, но на деле противоречивых приказа, только дезорганизовали обстановку. С этим положением был согласен в своем письме ко мне и бывший начальник оперативного управления Крымского фронта генерал-майор Разуваев В. Н., проживавший в Москве.
Утром 9 мая противник нанес удар по нашим войскам, которые вынуждены были вступить в бой до полного сосредоточения, при этом их действия нельзя было назвать согласованными друг с другом. Ограниченность территории при маневрировании сковала наши войска, способствовала перемешиванию частей и соединений. Это приводило к еще большей дезорганизации. Утром 9 мая произошел кризис всей Керченской оборонительной операции, после чего обстановка с каждым часом осложнялась и ухудшалась, что в конце концов привело к трагическим событиям. И все это в значительной мере произошло из-за неумелого, порочного руководства войсками со стороны командования фронта. Позже, подводя итоги всей операции, извлекая из нее опыт, Ставка в известной директиве решительно потребовала: «Задача заключается в том, чтобы наш командный состав решительно покончил с порочными методами бюрократическо-бумажного руководства и управления войсками, не ограничивался отдачей приказов, а бывал почаще в войсках, армиях, дивизиях и помогал своим подчиненным в деле выполнения приказов командования».[48]
9 мая, в первой половине дня, противник стал вводить в прорыв основные силы 22-й танковой дивизии. К исходу дня он отбросил войска 44-й армии. Главная полоса обороны была прорвана. Одновременно, захватив совхоз Арма-Эли, враг часть сил повернул на север, стараясь прорваться к берегу Азовского моря. Но этому воспрепятствовали войска 51-й армии.
В центре Акмонайского перешейка в районе курганов Кош-Оба и Сурюк-Оба развернулся ожесточенный бой. Противнику дорогой ценой доставался каждый метр завоеванной территории. Благодаря мужеству частей 51-й армии гитлеровцы не смогли прорваться к морю и окружить наши войска, но угроза этому, естественно, продолжала оставаться. Днем 9 мая начальник штаба Вечный П. П. обратился в Военный совет и лично к Мехлису с предложением об отводе 47-й армии, а также армейских и войсковых тылов из образовавшегося мешка.[49] Однако командующий фронтом, Военный совет, а также представитель Ставки все еще надеялись силами 51-й и 47-й армий ликвидировать вражеский прорыв. В свою очередь, находившийся в Краснодаре Главком Северо-Кавказского направления С. М. Буденный, не располагая точными данными о фактическом положении, вечером 9 мая снова потребовал от командования Крымского фронта организации контрудара силами 51-й и 44-й армий.[50] Так что предложение Вечного П. П. об отводе 47-й армии принято не было, хотя оно было тоже уже запоздалым. Исключение было сделано только артиллерийским частям резерва Верховного Главнокомандования, которые было решено «в ночь с 9 на 10 мая отвести за линию акмонайских позиций в район границы армии».[51]
Рано утром 10 мая было получено указание Ставки о немедленном отводе войск 47-й армии на рубеж Турецкого вала и организации там устойчивой обороны. Однако к этому времени командование фронта из-за плохой связи все больше и больше теряло управление частями и соединениями, а также реальное представление о происходящих событиях из-за плохо работающей разведки и информации. Вместо быстрого принятия решений оно проводило бесконечные совещания и заседания. Приказ Ставки о немедленном отходе частей 47-й армии стал выполняться только вечером 10 мая. При этом начало движения колонн совпало с усилившимся дождем, который начался еще 9 мая. Загруженность дороги и размягчение грунта вследствие дождя резко замедлили движение колонн. Боевая техника выходила из строя, ее приходилось бросать.[52] Управление штаба 47-й армии выступило 11 мая в 3.00. Скоро из-за сильной грязи машины не смогли двигаться. Многие работники штаба вынуждены были бросить машины и двигаться пешком. 11 мая во второй половине дня погода несколько улучшилась. Этим воспользовалась фашистская авиация, которая начала бомбить и обстреливать из пулеметов отходящие колонны. Из-за бездорожья и бомбежек части двигались уже вне дорог и рассредоточен но. Все это приводило к нарушению установленного порядка движения, к подлинному распылению не только частей, но и мелких подразделений. В итоге, это привело к тягчайшим последствиям — движущая масса войск окончательно потеряла управление. Медленно, с постоянными остановками, шло движение. Командующий 47-й армии генерал-майор Колганов К. С. с группой работников своего штаба только к утру 12 мая прибыл в район Турецкого вала.[53]
А как же действовал противник в эти дни? После прорыва главной полосы обороны на участке 44-й армии в ночь с 9 на 10 мая фашисты воспользовались относительно еще сухими дорогами и полным отсутствием в тылу наших войск и передовым механизированным отрядом быстро прорвались вперед к Турецкому валу и захватили на нем две господствующие высоты с отметками 108,3 и 109,3.[54] Это продвижение было настолько быстрым, что первое время советскому командованию казалось, что в этом районе высажен вражеский десант парашютистов. Правда, позже, когда фашисты вели в этом районе бои, им на самом деле подбрасывали на парашютах личный состав и боеприпасы. Вслед за передовым отрядом к Турецкому валу стали продвигаться пехотные, кавалерийские части, артиллерия. Из-за распутицы фашисты продвигались на восток не очень быстро, но постепенно они захватили значительную полосу полуострова вдоль Черного моря. Большой потерей для нас явился захват ими аэродромов в районе сел Марфовка, Кенегез (ныне Красногорка), Хаджи-Бие (позже Сторожево).
Но главные силы врага на Акмонайском перешейке все же упорно рвались на север к Азовскому морю. 9–10 мая командование фронта активно использовало танковые части. 229-й отдельный танковый батальон, вооруженный танками КВ, на южных склонах кургана Кара-Оба только за 9 мая уничтожил 28 танков противника. Особый героизм проявил командир танкового подразделения старший лейтенант Жирнов Н. И. В ожесточенном бою он лично с экипажем уничтожил 5 танков, три батареи противотанковых орудий, до 90 автоматчиков противника.[55]
Во второй половине дня 10 мая северо-восточнее железнодорожной 33 станции Семисотка около селения Огуз-Тобе (позже Красноармейское) развернулись особенно ожесточенные бои. Противника здесь контратаковали части 77-й горно-стрелковой дивизии (командир полковник Волков М. В.) и 55-й танковой бригады. Огуз-Тобе несколько раз переходило из рук в руки. Враг здесь оставил горы трупов и искореженной техники. Бои в районе Огуз-Тобе сыграли важную роль. Удержание этого района в течение 10 и 11-го мая до 11.00 дало возможность командованию частей 47-й и 51-й армий вывести основные силы из полуокружения по дорогам вдоль Азовского моря.[56] Успех 77-й горно-стрелковой дивизии и 55-й танковой бригады был еще более значительным, если бы у 77-й дивизии было достаточно артиллерии и, главное, была бы поддержка находившихся в этом районе других частей. Так, например, командир 40-й танковой бригады, не имея связи со штабом 51-й армии, организовавшей этот контрудар, не проявил инициативы и не атаковал противника во фланг и в тыл, что ему следовало бы сделать в этой обстановке.[57] Положение советских войск в этом районе усугубилось еще и сильной бомбардировкой противника во второй половине 10 и особенно 11 мая. От налета фашистских самолетов на командный пункт 51-й армии, расположенный на горе Кончи, 11 мая в 11.30 был убит командующий генерал-лейтенант Львов В. Н. Его место занял начальник штаба армии полковник Котов Г И.
