Антон Первушин - Дрезденская бойня. Возмездие или преступление?
После Первой мировой войны сильнейшей державой континентальной Европы стала Франция. И она же нарушила равновесие, в январе 1923 года оккупировав Рурскую область – крупнейший промышленный район Германии. Следуя своей традиционной политике, Великобритания начала выступать в пользу Германии, чтобы создать противовес Франции. Однако возникла серьезная проблема. Если бы в финансовом отношении Великобритания занимала такое же положение, в каком она была в 1913 году, до начала Первой мировой войны, то есть оставалась бы мировым банкиром, отход от политики коллективной безопасности к политике равновесия сил создал бы для нее сильные позиции. Великобритания могла бы позволить Германии перевооружаться, всегда зная, что, если Германия станет слишком сильной, Великобритания начнет субсидировать Францию, параллельно увеличивая флот, авиацию и армию. Но Лондон перестал быть финансовым центром мира – этот центр переместился в Нью-Йорк.
Возвращение Лондону былого значения было сочтено необходимым для продолжения политики равновесия сил в Европе. Чтобы способствовать процессу, Великобритания в 1925 году вернулась к золотому стандарту, затем, вплоть до 1931 года, вела торговую войну с Соединенными Штатами Америки, которая настолько поглощала ее ограниченные финансы, что их почти не оставалось для развития английских вооруженных сил. Желая выиграть время и скрыть истинное положение вещей, британские государственные деятели начали активную пропаганду за разоружение. Они громко заявляли, что новая война разрушит цивилизацию, что единственное средство предотвратить печальный исход – коллективная безопасность. К моменту, когда Гитлер стал диктатором Германии, англичане были настолько загипнотизированы «миротворческой» пропагандой, что, если бы британское правительство предложило перевооружение, его отстранили бы от власти.
Демонстративный пацифизм английской элиты неизбежно коснулся и вопроса применения бомбардировочной авиации, который стал очень актуален во время гражданской войны в Испании. К примеру, 21 июня 1938 года британский премьер-министр Невилл Чемберлен, выступая в Палате общин, заявил:
Является фактом то, что не существует отраженного в общем соглашении международного закона относительно ведения воздушной войны. Принят ряд международных соглашений по поводу ведения войны на море и на суше. Эти правила или лежащие в их основе принципы применимы и к ведению войны на небе. Правительство не только их одобряет, но и настаивает на том, чтобы они были приняты. … Все мы можем единодушно осудить любое заявление, от кого бы оно ни исходило и где бы оно ни было обнародовано, явно подтверждающее политику, одобряющую попытку выиграть войну, запугивая мирное население путем применения бомб, сброшенных с помощью авиации. Это полностью противоречит международным законам. И я хотел бы добавить, что, по моему мнению, те, кто хочет этого добиться, ведут ошибочную политику. И я не верю, что прямое нападение с воздуха на мирное население как-то поможет выиграть войну тем, кто на него решится.
Даже вторжение немецких войск в Польшу не смогло поколебать желание британской верхушки продолжать привычную политику. 3 сентября 1939 года, в день объявления войны, вместо обоснования необходимости борьбы за победу одного государства над другим, была провозглашена другая цель – моральная. Конфликт чаяниями английских политиков принял характер крестового похода, стал идеологической войной.
Вот только некоторые высказывания. Премьер-министр Невилл Чемберлен: «Я верю, что доживу до того дня, когда гитлеризм будет уничтожен и восстановлена освобожденная Европа». Артур Гринвуд, один из лидеров Лейбористской партии: «В результате этой титанической, беспрецедентной в истории человечества борьбы нацизм будет навсегда уничтожен». Арчибальд Синклер, лидер Либеральной партии: «Пусть мир знает, что британский народ полон, как сказал премьер-министр, непреклонной решимости положить навсегда конец господству нацистов и построить мир, основывающийся на справедливости и свободе». Уинстон Черчилль, депутат от Консервативной партии: «Речь идет не о войне из-за Польши… Мы сражаемся за то, чтобы спасти мир от чумы нацистской тирании, защищаем все то, что есть святого у людей».
Таким образом, вместо мобилизации народа на борьбу с Германией как военно-политической силой, бросившей вызов сложившемуся равновесию, была объявлена война между силами добра и зла. Такая эмоциональная цель, как мы увидим позднее, не только придала войне тотальный характер, но и привела к многочисленным преступлениям против человечности, которых англичане на словах всячески пытались избежать.
Изначально британцы полагали, что война будет позиционной и затяжной, но Гитлер смешал все планы. В апреле 1940 года немецкие войска совершили молниеносные операции по захвату Дании и главных норвежских портов. Хотя Великобритания и Франция попытались драться за Норвегию, их действия оказались неуклюжими и запоздавшими. Десанты союзников не смогли продвинуться в глубь страны и понесли значительные потери под атаками вражеской авиации. Союзнический Верховный военный совет принял решение об эвакуации. Чрезвычайно трудная операция была проведена 2 и 3 мая.
Британское и французское правительства, так же как генеральные штабы этих стран, несомненно, были повергнуты в смятение смелостью и внезапностью нападения немцев. Однако главные результаты норвежской кампании, несмотря на все их значение, не носили стратегического характера. Куда более важными оказались последствия в психологической и политической областях: престиж Германии необычайно возрос, а нейтральные страны поверили в непобедимость вермахта и люфтваффе.
Военно-политическое фиаско способствовало смене британского правительства. Открывшиеся 7 мая 1940 года прения в Палате общин по вопросу о Норвегии и проведенное 9 мая голосование показали, что правительство имеет ничтожное большинство и не пользуется больше доверием парламента. 10 мая Невилл Чемберлен подал в отставку, Уинстон Черчилль стал премьер-министром.
В тот же день Германия силами 135 дивизий вторглась в Бельгию, Нидерланды и Люксембург, прорубая себе коридор к Франции в обход оборонительной линии Мажино. Используя парашютные десанты, подавляющее превосходство в воздухе и танковые клинья, немецкие войска очень быстро заняли важнейшие объекты. Однако сопротивление голландцев нарастало, и 14 мая командующий немецкими войсками генерал Ханс Шмидт выставил голландцам ультиматум с требованием капитуляции, пригрозив разбомбить Роттердам и Утрехт. Не дожидаясь ответа на ультиматум (а ответ был положительным), немцы послали сотню самолетов «Хейнкель-111» на Роттердам. Бомбардировщики сбросили около 97 тонн бомб, в основном на центр города, что привело к многочисленным пожарам и вызвало гибель около тысячи жителей. Без крова остались 78 тысяч человек.
В этой связи весьма показательно мнение одного из участников событий с германской стороны – оберфельдфебеля Готфрида Леске, дневниковые записки которого были опубликованы после войны. Вот что он написал в мае 1940 года:
Бомбили Брюссель и опять Антверпен. Народ из домов выбегает. Убежать пытаются. Мы снизились посмотреть, как они удирают. Некоторые на велосипедах, некоторые коляски детские перед собой толкают. Мы, когда подошли пониже, ударили по ним с бреющего. Они все побросали и кинулись по канавам вдоль дороги. Это, конечно, им не помогло. Бывает, в корову попадем или овцу.
Радио говорит: мы хорошо повоевали. Уничтожено триста двадцать вражеских самолетов, а мы потеряли всего несколько машин. Генерал Винкельман капитулировал. Голландцы не успели оглянуться, как мы их привели в чувство. Что французам, что англичанам скоро тоже белый свет будет в копеечку.
Прекрасный весенний день. Мы развалились на краю поля, в ближайший час никуда не летим. Мы лежим в тени большого старого дуба. Толстый Тео Зольнер уже дрыхнет. Наверно, опять слегка перебрал пивка в полдник.
Вильгельм Ледерер читает «Фельдцайтунг». Говорит, мы уже сбили 1400 вражеских самолетов. Франц Пуцке опять в серьезном настроении, у него это часто бывает. С самолетами, говорит, все правильно, а вот с бегущими людьми так нельзя.
Ледерер не согласен, я тоже не согласен. Ледерер говорит:
– Они наши враги, да? А каждый должен убивать своих врагов, разве не так?
А я сказал:
– Кто мы такие, чтобы решать, что нам делать, а что не делать? Фюрер за нас решает.
Как видно из фрагмента, мнения немецких пилотов бомбардировочной авиации о возможности уничтожения гражданских объектов и лиц разделились, но и принципиального конфликта не возникло. «Фюрер за нас решает». Удобная отговорка для любого кадрового военного.
Разумеется, изменение тактики не могло остаться без последствий. Бомбардировка Роттердама была воспринята британским командованием как прецедент. В ночь с 15 на 16 мая британские королевские ВВС совершили первый налет на Рурскую область.
