В сетях шпионажа, или «Час крокодила» - Александр Александрович Резванцев
— Я удивляюсь, — перебил меня дядя, — как этот человек может после всего, что сотворил, спокойно ходить по земле, дышать воздухом и наслаждаться жизнью.
— Какой же он человек! Он Хомяк. Правильную кликуху придумала ему мафия. Хотя, с другой стороны, Хомяк не совсем подходящий псевдоним для Нобелевского лауреата. Однако тот же Нобель сказал как-то, что демократия — это диктатура подонков, а Коротышка — отец российской демократии. Вот теперь сами и делайте вывод, кто он есть такой.
— Ты уж о том, что от меня услышал, пока я жив, никому, молчок.
— Как вам не стыдно, дядя! Я же вам слово дал…
С той поры прошло десять лет. Давно оставил этот мир дядюшка Константин Григорьевич, да и мне пора собираться, законы природы неумолимы. Престарелый Коротышка все еще порхает по свету, рассказывая профессуре и студентам прославленных университетов мира о своем уникальном опыте развала великой державы, суверенные ошметки которой до сих пор трепыхаются в дерьме, голоде, холоде, стагнации и прострации. Глупая мировая общественность ему рукоплещет, не ведая того, что жизнь в однополюсном мире чревата великими бедами. Коротышка — мультимиллионер. Его внучки шлендрают по Парижу в юбчонках от Диора по тысяче долларов за штуку. Многочисленные сыновья Волчары стали банкирами, министрами, депутатами. Дочь Гюльнары вышла замуж за арабского шейха и уехала с матерью на Ближний Восток. Я живу в Москве и сочиняю мемуары, которые при моей жизни никто не издаст, потому что в них голая и потому нелицеприятная для власть имущих правда, одна только правда, но ведь именно на ней, на правде, должен стоять человеческий род.
Экстракт верблюжьей колючки
Я не стану называть страну, где произошли описываемые события, ибо не исключено, что участники их еще продолжают здравствовать, и мне не хочется подвергать риску разоблачения людей, которые в свое время помогали мне в многотрудной моей работе. Скажем так: это было где-то в Европе…
Агент Авиценна, ливиец по рождению и экстремист левого толка по убеждениям, окончил медицинский факультет в Англии. Там он женился на ирландке, которая одного за другим родила ему трех сыновей. Когда Авиценна получил диплом доктора медицины, эта женщина, походившая кротостью облика и твердостью характера на героинь английского романа викторианской эпохи, наотрез отказалась ехать в Африку. Пришлось Авиценне осесть в одной из европейских столиц, где он открыл медицинскую практику.
В то время наши позиции в любой арабской колонии за рубежом были очень прочны, поэтому я быстро вышел на Авиценну и получил его исчерпывающую характеристику. Завербовать ливийца оказалось долом несложным: он жаждал отомстить империалистам за все те беды, которые они причинили арабскому и вообще мусульманскому миру.
Я ходил на встречи с агентом под видом его пациента, сидел в общей очереди, заводил знакомства с болящими, наблюдал, оценивал, прикидывал, какую пользу можно извлечь из моего нового приобретения. Иногда захаживал к Авиценне по вечерам, когда в его особняке не оставалось ни медсестры, ни прислуги. Мы попивали кофе с коньяком во внутреннем дворике, курили и размышляли о том, как покрепче напакостить врагам мира и прогресса. Постепенно отношения наши стали совершенно дружескими, и мы перешли на «ты». В один из таких вечеров я попросил агента показать мне медицинские карты его пациентов.
— А как же врачебная тайна? — засомневался он.
— Если ты присягнул на верность советской разведке, то у тебя не должно быть тайн от меня, — возразил я.
Мы прошли в его кабинет и стали просматривать карты. Меня, естественно, интересовали не столько болезни, сколько личности больных. Я листал медицинскую документацию и делал кое-какие пометки в записной книжке.
— Не понимаю, как в этой рутине можно откопать что-нибудь стоящее, — пробормотал за моей спиной Авиценна.
— Как-то раз я видел в твоей приемной молодого крепкого мужчину очень высокого роста. Он постоянно хмур и чем-то озабочен. Мне удалось перекинуться с ним парой слов. Кажется, он служит в МИДе.
— Это Шенк Лорбеер. Он действительно там служит.
— А что у него за болезнь?
— Он здоров, как бык.
— Почему же ходит к тебе?
— Знаешь, есть такие люди, которые жутко любят лечиться, хотя у них ничего не болит. Вот они и ходят по врачам. У него были какие-то неприятности по службе. Кто-то из коллег обошел его на повороте. Должность увел из-под носа. После этого у бедняги расстроился сон, аппетит пропал. Он даже в весе сбавил.
— Сбавил в весе? Разве это не повод для проведения обследования?
— Кто из нас врач, ты или я? — психанул Авиценна. — Конечно, я послал его на анализы. Все у него в порядке. Тут чистой воды депрессия. От нее он и лечится.
— Надо послать его на рентген и ультразвук.
— Не надо.
— Ты это сделаешь. А когда он вернется к тебе с результатами, скажешь ему, что у него канцер, ну или там тумор. Я не знаю, как вы, медики, называете сегодня рак.
— Но это бесчеловечно!
— Бесчеловечно, говоришь?! А ведь тебе известно, что на планете Земля ежедневно сорок тысяч детей гибнут от голода и эпидемий. Ты прекрасно знаешь, что ни одному из жителей стран «золотого миллиарда», в том числе твоему депрессивному пациенту, нет до этого никакого дела. Вот она где, бесчеловечность!.. Мы с тобой никого не собираемся убивать. Дай ему понять, что его положение не столь безнадежно. В одном из медицинских журналов ты вроде
