Николай Лузан - Между молотом и наковальней
— Один гвоздь там все-таки был, — напомнил я и вытащил его из своего кармана.
— Вот так всегда! Нам с Кавказом уже надоело его забивать, — посетовал Ибрагим и вернулся к рассказу: — Но согласитесь, что сделано там все классно. Сколько я ни смотрю на эту работу, всякий раз восхищаюсь. Да что я! Как-то сюда заезжал композитор Игорь Корнелюк, он-то уж всего насмотрелся в своем Питере, но тут не удержался и сказал: «Это — волшебная музыка, застывшая в дереве!»
С такой оценкой я без колебаний согласился, меня поддержали дочери, и мы дружно закивали головами. А Ибрагим, выдержав небольшую паузу, снова вернулся к той загадочной истории с крестами. Похоже, она пробудила в нем творческие чувства, и в его голосе послышались непривычные поэтические нотки.
— Так вот, когда все работы были закончены, Нестор Лакоба отправился в Новый Афон, где в это время отдыхали Сталин, а с ним Буденный и Ворошилов. Жили они на старой одноэтажной деревянной даче, сейчас в такой дом «новый абхаз» даже тещу не поселит. Ту каменную, на которую мы ездили в прошлом году и что стоит ниже, построили позже, после войны. Так вот, отправляясь к Сталину в Новый Афон, хитрый Нестор рассчитывал, что легко убедит его, Буденного и Ворошилова перебраться в хоромы, специально отстроенные в Сухуме, и там сумеет стать еще ближе к вождю. Уговаривать Сталина долго не пришлось, тому, видно, порядком надоело с утра до вечера глазеть на Ворошилова с Буденным и гонять с ними шары в бильярдной, поэтому он охотно согласился.
Погода в тот день выдалась как на заказ, и вожди вместе с Нестором отправились из Нового Афона в Сухум на открытых машинах. Дорога тогда была не лучше, чем в 1993 году, сразу после войны, потому на «тещином языке» им пришлось ползти со скоростью черепахи. Пораженные крестьяне узнавали их и валом валили к дороге. Под колеса охапками летели цветы, шустрые пацаны запрыгивали на подножки, чтобы только потрогать живых богов, с именем которых они вставали и ложились спать. Больше всех досталось Буденному, ему чуть не выдрали его знаменитые усы. Но главный сюрприз ждал Сталина на перевале. Там, где сейчас ресторан «Ущелье», кортеж встретил абхазский хор. Те из наших стариков, кто дожил до наших дней, говорят, что ничего подобного в своей жизни не слышали. Наверное, сам Орфей никогда так не пел, как тогда спели абхазские певцы. Это было нечто бесподобное. После того концерта весь день плакали горы, а в Верхней Эшере даже заговорил немой. Вождь был доволен, Ворошилов с Буденным так завелись, что рвались в пляс, а Нестор просто светился от счастья.
В общем, все складывалось наилучшим образом. Порой казалось, что сама природа радовалась появлению вождей. Небо, умытое короткими грозовыми дождями, снова ожило после изнурительной августовской жары и завораживало нежными красками. Легкие перистые облака робко теснились за холодно блистающими ледниками Кавказского хребта, а предгорья полыхали золотисто-красным багрянцем увядающей листвы. В воздухе появилась та особая удивительная легкость и прозрачность, которая наступает только в бархатный сезон. Сквозь густую зелень садов звездной россыпью проглядывали созревающие плоды хурмы и апельсинов. Бронзовые шатры из снопов кукурузы покрывали пригорки, а во дворах на зеленых лужайках высились аккуратные горки из початков. Тяжелые ядовито-багровые и восковые вязанки из горького перца и фасоли, закрученные в пышные гирлянды под летними навесами и крышами пацх, тихо покачивались на ветру. В тот год земля Абхазии, как никогда, была прекрасна и щедра на урожай.
Минут через сорок после концерта вожди добрались до дачи. Некогда суровый клочок горной природы благодаря неиссякаемой энергии Николая Николаевича Смецкого за тридцать с лишним лет превратился в настоящий земной рай. Теперь о прежнем хозяине парка напоминают гигантские мохнатые секвойи, стройные кипарисы, взметнувшиеся к самому небу своими острыми, как пики, вершинами, буйно разросшиеся экзотические пальмы, непроходимые бамбуковые заросли и парящая над этой неземной красотой белокаменная, словно созданная из хрустально-чистого горного воздуха, трехэтажная башня диковинного замка.
Машины, описав не одну замысловатую петлю по узкому серпантину дороги, остановились перед парадным входом на дачу. Навстречу гостям поспешил вездесущий Власик с охраной. Нестор в роли гостеприимного хозяина первым вошел внутрь и по деревянной лестнице повел вождя, Буденного и Ворошилова на второй этаж. Там в зале для заседаний прислуга и повара успели накрыть настоящий абхазский стол. Такой вы можете увидеть разве что на нашей золотой свадьбе.
На огромных серебряных подносах высились горки из зелени петрушки, кинзы и молодого лука. Среди нее заманчиво полыхали и сами просились в рот стручки жгучего перца. Изящные соусницы с арашихом и асизбалом — острыми приправами из грецкого ореха и алычи — были едва видны за гроздьями отборного кутолского винограда, от которых ломились плетенные из лозы фигурные вазы. Легкий ароматный парок поднимался над глиняными горшочками с подливой, приготовленной из вареной фасоли, арахана и акуландыра. Нежное, слегка подрумяненное мясо молодого козленка украшали чернослив и базилик. Пылали жаром только что снятые с плиты кукурузные лепешки. Янтарными дольками жирно лоснились кусочки сыра сулугуни в горках рассыпчатой мамалыги. Завершали этот гастрономический парад пузатые хрустальные графины со знаменитым ачандарским и моквинским вином.
Лакоба кивнул головой официантам, которые, повинуясь сигналу, тут же наполнили бокалы, и перевел взгляд на него — Сталина. Тот выдержал долгую паузу, медленно поднялся и, отдавая дань уважения хозяину стола, наклонил голову в его сторону. Нестор поспешно вскочил с места, вслед за ним на ноги взлетели Буденный и Ворошилов, но они так и не услышали тост Хозяина. Его рука дрогнула, лицо почернело, он покачнулся и, потеряв равновесие, повалился на спину. Власик и охрана едва успели подхватить вождя под руки, вынесли в приемную и уложили на кушетку. Ворошилов и Буденный замахали шляпами перед его лицом, а Лакоба распахнул окно. Налетевший с гор ветер надул пузырем тяжелые бархатные портьеры и пошел гулять по комнатам и коридорам, где метались растерянная охрана и прислуга. Но врач Хозяину не понадобился, он на удивление быстро пришел в себя и на еще не твердых ногах спустился вниз, посидел на лавке и, не сказав ни слова, сел в машину и укатил обратно в Новый Афон.
После его отъезда Власик, Лакоба и Ворошилов перевернули на даче все вверх дном, «обнюхали», заглянули во все углы и закутки, медики из спецлаборатории проверили каждое блюдо и каждый графин с вином, но так и не обнаружили следов яда. Лишь на третьем, последнем этаже, в комнате охраны, что располагалась над спальней вождя, они, к своему удивлению, увидели на четырех стенах проступивший сквозь свежую краску размытый силуэт православного креста. Дотошный Власик приказал охране содрать со стен не только краску, а и штукатурку, но за ними ничего, кроме каменной кладки, не обнаружилось. После этого кресты на стенах исчезли, а спустя две недели, когда вождь вновь появился на даче, они снова появились на прежних местах и больше не пропадали. На этот раз, несмотря на все уговоры Лакобы, он так и не поднялся в комнаты, прошелся по верхнему парку и снова возвратился в Новый Афон. Больше на сухумскую дачу Хозяин не заезжал…
Ибрагим закончил рассказ, и мы с дочерьми теперь уже новыми глазами посмотрели на холодный белокаменный замок, за стенами которого творилось черт знает что. Во мне снова проснулось любопытство, вспомнилась еще одна старая история, связанная с этим местом и именем Берия, обрывок из которой мне довелось услышать от чудом оставшегося в живых после сталинских репрессий Давлета Чантовича Кандалиа — личного телохранителя и водителя Нестора Лакобы. Я уже собрался попытать на эту тему наших друзей, но тут с нижнего поста позвонил дежурный и доложил Ибрагиму: «Через десять минут подъедет В.Г.».
Ибрагим с Кавказом, извинившись перед нами, отправились встречать Владислава Григорьевича. Я, Лида и Олеся проводили их до машины, и потом возвратились на смотровую площадку, располагавшуюся прямо перед парадным входом на госдачу, и еще несколько минут любовались прекрасными видами, открывавшимися на город и море. Сделав на прощание несколько снимков, Олеся и Лида стали поторапливать меня с возвращением в санаторий, чтобы успеть поймать бархатный вечерний загар. Рискуя каблуками своих модных босоножек, они решили сэкономить время и первыми решительно ступили на скользкий после недавнего дождя серпантин дорожки. Запыхавшиеся, но с целыми головами и ногами мы благополучно «скатились» по крутым бетонным ступенькам к круглой, засаженной кактусами клумбе и свернули на центральную аллею, которая, подобно кинжалу, рассекала надвое нижнюю часть парка и острием упиралась в главный административный корпус.
