Александр Бушков - Крючок для пираньи
— А я-то, избавитель хренов, еще надеялся на горячий поцелуй принцессы… — грустно сказал Кацуба.
— Ага, — сказал Мазур. — То-то ты и орал: «Уголовный розыск!»?
— Быстро соображаете, юноша, — похвалил Кацуба. — Вот именно, наша рыжая оживленно крутит роман с заморскими гостями, а это, учитывая ее занятия и профессию нашей бывшей боевой подруги, на интересные размышления наталкивает…
— Тьфу ты, они тут торчат…
— Здорово, Паша, — сказал Кацуба, обернувшись. — А где ж нам еще торчать?
— Вы хоть знаете…
— Тихо!
Сверху торопливыми шагами спустилась та же компания — судя по тому, что заокеанские гости и кое-кто из их спутников были нагружены сумками и чемоданами, липовые журналисты перебирались в местечко поспокойнее.
Даша приостановилась возле Кацубы, тихо сказала:
— У нас, к сожалению, в машине не хватит места… Я бы вам посоветовала побыстрее отсюда исчезнуть. Насовсем.
— Я вас тоже обожаю… — бросил Кацуба вдогонку. — Пошли, ребята.
В номере все еще бормотало радио — мэр по десятому кругу разражался угрозами, сокрушался, обнадеживал…
— Излагай в темпе, — распорядился Кацуба.
— Линию электропередачи изнахратили в половине пятого — и весьма качественно. Линия там одиночная — шесть проводов на опорах. Сначала в одном месте забросили на провода стальную проволоку — вполне возможно, линеметом, хотя можно было бы при нужде использовать обычный лук… Замыкание получилось доброе: медный провод семидесяти миллиметров в сечении тут же пережгло. Наши неизвестные друзья оказались профессионалами: быстренько проехали с километр в направлении города и забросили проволоку на параллельную тройку проводов, после чего линия окончательно сдохла… Естественно, на ТЭЦ тут же вырубили напряжение и послали ремонтников на осмотр.
— Неплохо… — констатировал Кацуба. — Что скажешь, Микушевич?
— Классический способ, — сказал Мазур. — Как по учебнику. Сам я именно так бы и действовал.
— Я тоже, — признался Кацуба. — «Газон», конечно, где-то в тех местах?
— Ага, — сказал Паша. — Увяз неподалеку в болотце, полное впечатление, что диверсанты второпях сбились с дороги, сели на оси и, увидев, что дело плохо, драпанули пешком. Предварительно пристукнув нашего доброго знакомого… Владимирыч так в машине и валялся, потяжелев на девять грамм. Машина, конечно, вся в ваших отпечатках, чудика, у которого ты ее купил, уже нашли, допросили… Еще засветло.
— Но тем не менее мы еще на свободе… — задумчиво сказал Кацуба. — Это обнадеживает, а?
— А может, наоборот?
— Да ну, — сказал Кацуба. — Мы в это время сидели у погранцов под замком, куча народу видела, как они нас увозили, а газик смирнехонько стоял на пирсе…
— Все равно. Ты оценил накал страстей? Вам по этому городу отныне спокойно не разгуливать…
— Ну разве что. Откровенно говоря, меня вообще не тянет по этому городу гулять… А что поделывает Рыжая?
— Интересно… Рыжая договорилась насчет кают на «Федоре Достоевском». Он придет завтра поутру, уже точно известно.
— Кают?
— Ага. Выбила четыре штуки. Значит, будет плавать не одна. Вообще-то ее туда не особенно хотели пускать — иностранцы, валюта, стелются перед клиентами мелким бесом… Но попробуй не пусти Рыжую куда-то…
— Так, — сказал Кацуба. — Значит, они что-то будут играть на «Достоевском»… Паша, тебе нужно сесть Рыжей на хвост.
— Я не представляю…
— Что-о? — спросил Кацуба тоном, какого Мазур от него еще не слышал за все время знакомства.
— Есть — Рыжей на хвост…
— Вот и умница. Машина под рукой есть?
— За углом оставил.
— Совсем хорошо.
— Хорошо, да не очень. Я только сегодня узнал — Горовой все-таки отправил рапорт в Шантарск, и не по обычным каналам… — Он многозначительно помолчал, невольно покосившись на Мазура. — Как ни крути, а исчезновение Котельникова не скроешь. Я боюсь, как бы он на тебя не навешал собак. Если он работал на тех же, что и Гоша, — имеет все возможности интерпретировать происшедшее в угодном духе. А если нет — все равно есть опасность, что поставит все с ног на голову. Ты его знаешь, и знаешь, чем порой контролирующие занимаются…
— Может, мне выйти? — хмуро спросил Мазур.
— Брось, — отмахнулся Кацуба. — Скрывать тут нечего. Паша хочет сказать, что меня могут полить говном, умело и искусно используя кое-какие прошлые своеволия и то, что деликатно именуется ошибками… Только и делов. Не бери в голову, Паша, пусть поливают. В принципе мы тут не так уж плохо поработали.
— Мы так и не нашли логово, — словно бы даже с некоторой мягкостью сказал Паша. — Половину группы потеряли, засветились, попали в угол…
— Угол — это еще не стенка, — сказал Кацуба. — Ладно. Топай в машину и жди нас, мы быстренько соберемся…
Паша пробурчал что-то нечленораздельное, но послушно вышел.
— Неприятности, или мне знать не полагается?
— А, чего там… — бодро откликнулся Кацуба. — Горовой — это тот организм, что был у Гоши за шофера, когда нас встречали. Дело даже не в том, что он в некоторых отношениях — страшная дешевка, а в том, что сюда попал не без моей помощи. А он Христову заповедь насчет правой щеки никогда не соблюдал. И если появится возможность подложить свинью, будь покоен, не упустит. Ладно, ты-то тут ни при чем, твое дело десятое. — Он вздохнул: — Конечно, неплохо было бы победить — красиво, ярко, звонко, оружьем на солнце сверкая… А! Укладывайся живенько, я мигом обернусь…
Глава двадцать третья
Все еще во мраке
Он успел сделать только шаг к двери — в нее энергично постучали. Одним движением выхватив пистолет, Кацуба прянул вбок, щелкнул пальцами. Сообразив, Мазур направил на дверь фонарик, держа его в левой руке, высоко над головой.
— Не заперто! — крикнул майор.
Дверь открылась медленно, словно стоявший в коридоре заранее знал, что обитатели номера настроены крайне недоверчиво ко всему остальному миру. В тускнеющем с каждой минутой луче фонарика Мазур увидел милицейского подполковника, знакомого по кратковременной отсидке в КПЗ. На сей раз, правда, подполковник выглядел вполне выспавшимся, полным энергии, но отнюдь не исполненным дружеского расположения. За его спиной в коридоре вроде бы никого не было.
Мазур отвел фонарик, направив луч в пол. Подполковник, в свою очередь, посветил внутрь номера своим фонарем, гораздо более ярким, удовлетворенно хмыкнул при виде Кацубы:
— А, и вы здесь, товарищ доцент… Совсем хорошо. Войти позволите?
— О чем разговор, — гостеприимно посторонился майор. — Заходите, садитесь, кофейку предложить не можем по причине отсутствия электричества…
Подполковник, двигаясь чуть грузновато, освещая себе дорогу, прошел к столу. Сел, снял фуражку, положил ее на колено:
— Вот кстати… Интересно, вы уже знаете, почему нет света?
— Наслышаны, — осторожно сказал Кацуба.
— И какие у вас соображения на этот счет?
— А у вас?
— Не надо бы так…
— Честное слово, я и не собираюсь обострять, — сказал Кацуба. — Просто интересуюсь.
— Ну, а на моем месте какие у вас были бы соображения?
— Трудно сформулировать в нескольких словах, — серьезно сказал Кацуба.
— Хорошо подмечено… Так вот, Михаил Иванович или как вас там… Положение у меня хуже губернаторского. Вашу машину нашли на месте происшествия, знаете уже?
— Вот только нас там не было. Запросите пограничников.
— Запрашивал уже.
— И какие же отсюда выводы?
— А меня не интересуют выводы! — подполковник пристукнул ладонью по столу. Повторил тише: — Не интересуют… Откровенно говоря, на все ваши игры мне глубоко плевать. Хотя бы оттого, что я о них представления не имею, а потому не могу решить, серьезным делом вы занимаетесь или просто крутите какие-то интриги…
— Любопытно, — тихим, недобрым голосом сказал Кацуба. — По-вашему, то, что с нами происходит… то, что здесь вообще происходит, похоже на интриги?
— Не в том дело! — резко ответил подполковник. — Не знаю, в каком вы звании, мне, собственно, наплевать… Я хочу, чтобы вы поняли мою точку зрения, мою позицию. В конце-то концов, у меня есть свое начальство, и именно оно с меня будет спрашивать за все, что здесь уже успело произойти. И я, как легко догадаться, не смогу в оправдание ссылаться на то, что здесь, изволите ли видеть, занимались своими непонятными делишками бравые ребята из Министерства обороны… Любой мне скажет, что это не оправдание, и будет прав. За все убийства спросят с меня. За все беспорядки, за сегодняшнюю грязную историю с повреждением ЛЭП, за странную смерть иностранного подданного, да мало ли? Вы просто притягиваете всевозможные происшествия, как громоотвод — молнии… Меня убедительно просили вас не трогать — и я не трогал. Даже теперь. По-моему, вам не на что жаловаться? Вот видите… Но терпение у меня лопнуло.
