Александр Куланов - В тени восходящего солнца
а) к первой категории — отнести всех харбинцев, изобличенных в диверсионно-шпионской, террористической, вредительской и антисоветской деятельности, которые подлежат расстрелу:
б) ко второй категории — всех остальных, менее активных харбинцев, подлежащих заключению в тюрьмы и лагеря, сроком от 8 до 10 лет.
7. На харбинцев, отнесенных в процессе следствия к первой и ко второй категории,—ежедекадно составлять альбом (отдельная справка на каждого арестованного), с конкретным изложением следственных и агентурных материалов, определяющих степень виновности арестованных.
Альбом направлять в НКВД СССР на утверждение.
Отнесение арестованных харбинцев к 1-й и 2-й категориям производится на основании агентурных и следственных данных — Народным Комиссаром Внутренних Дел республики — начальником УНКВД, области или края, начальником ДТО ГУГБ НКВД совместно с соответствующим прокурором республики, области, края, дороги.
8. После утверждения списков НКВД СССР и прокурором Союза приговор приводить в исполнение — НЕМЕДЛЕННО.
9. Освобождение из тюрем и лагерей ранее осужденных харбинцев, отбывающих наказание за шпионаж, диверсию и вредительство, — ПРЕКРАТИТЬ.
На этих лиц представить материалы для рассмотрения на Особом совещании НКВД СССР.
10. Операцию по харбинцам использовать для приобретения, квалифицированной агентуры, приняв меры к недопущению в секретный аппарат двойников.
11. Операцию закончить к 25 декабря 1937 года.
12. В отношении семей репрессируемых харбинцев руководствоваться моим приказом № 00486 от 15 августа 1937 года.
13. О ходе операции доносить мне по телеграфу каждые пять дней (5,10,15,20,25 и 30 числа каждого месяца).
Народный Комиссар Внутренних Дел СССР — Генеральный Комиссар Государственной Безопасности ЕЖОВ
Приложение 7. Из допроса Юркевича Т.С.
Орфография и пунктуация оригинала. Выпущены отдельные зачеркнутые слова. Зачеркнутые предложения оставлены наравне с вписанными поверх них. Подчеркивания разной толщины и двойные подчеркивания — как в оригинале.
«Показания обвиняемого Юркевича Трофима Степановича. 27 марта 1938 г.
В 1929 г. я был завербован японцем Суйяма (фамилия в оригинале обведена — А.К.), инженер на Казанской железной дороге. Он просил сообщать сведения о политико-экономической жизни страны. Его интересовали вопросы: провозоспособность железных дорог, политические настроения и др. вопросы хозяйственной жизни. По первому вопросу эти сведения ему давались железнодорожниками, которые с ним работали на Казанской жел. дороге. По второму вопросу я давал ему сведения ввиде отдельных сводок. В частности его интересовали вопросы об отношении населения к политике правительства. О том, какое имеется среди населения недовольство и чем оно вызвано. Обеспеченность населения товарами и др. продуктами. О емкости рынка. Обеспеченность рынка сырьевой базой. О возможности выхода на советский рынок японских товаров и возможности развития и укрепления советско-японских отношений торговых отношений.
Я сначала от этого отказывался, но после он все же привлек меня. Методом обработки была провокация. Воспользовавшись моей болтливостью, он запомнил некоторые факты сообщенные ему в разговоре (сюда относится сообщение о количестве студентов Наримановского Института). Я понял, что я уже в его руках и отступать поздно. Я согласился. Кроме того, Суйяма сообщил мне, что по вопросу диверсионного характера существует организация, созданная в Институте им. Нариманова возглавляемая корейцами-преподавателями—Тен (обведена в оригинале. —А.К.), и другими, Пак (обведена в оригинале. —А.К.) Павел[265], Ли, хорошо известный и связанный с Суйяма (написано сверху. —А.К.), и чтобы я с ними связался, если мне потребуются помощники.
Я увязался в своей шпионской деятельности с преподават. Ощепковым, Плешаковым (дописано сверху. — А.К.), Паком. Ли Павлом, Горбштейном и др. (дописано сверху. — А.К.). Они давали мне нужные сведения по полученным мною шпионским заданиям (дописано сверху. —А.К.). Кроме того, мне оказывали в том же содействие Ким Роман Николаевич и его жена Пин Мария Самойловна. У них я бывал на квартире. За получением той же шпионской информации я бывал у некоего Крылова, б. офицера и его товарищей из Москвы (дописано сверху. —А.К.). Полученные от них шпионские сведения я иногда сам относил на квартиру Суйяма. а иногда за ними ко мне приходил на квартиру секретарь японского консульства посольства Юхаси непосредственно, с которым был связан и находился в подчинении Суйяма. Шпионская деятельность субсидировалась Юхаси и Суйяма в зависимости от ценности заключающихся в сведениях для них ценностью. Много получались от них деньги в 500 и 1000 рублей. Так продолжалось до 1933 года. В этом году меня отстранили за непригодностью от преподавания японского языка в Институте Нариманова. Узнав об этом, Суйяма предложил мне воспользоваться случаем и поехать на работу в Дальневосточный Университет, с тем, чтобы информировать его и по Дальневосточному краю. Будучи озлоблен против советской власти, я принял это предложение. Но вскоре же по приезде во Владивосток, я был арестован органами ОП1У. После моего освобождения я через некоторое время получил от Суйямы письмо, в котором он, угрожая мне раскрытием моей шпионской деятельности, требовал от меня продолжения ее. И указал, что сведения эти я должен передавать в японское консульство, что я и выполнял. Поскольку и здесь для получения тех или иных сведений нужны были соответствующие люди, мне пришлось и здесь кое кого завербовать. Так я завербовал Клюкина и Овидиева[266] — антисоветски настроенных (дописано сверху. — А.К.) преподавателей Университета. Средства на это дело отпускались японским консульством. Кроме того, мне было предложено японским консульством приступить также к организации диверсионной группы по подрыву мостов и порче железной дороги и на производстве (дописано сверху. — А.К). Мною были завербованы Для этой цели также антисоветски настроенные я занялся подыскиванием тоже соответствующих людей на соответствующих местах. Мною были завербованы Для этой цслиэтого Воронин- служащий Рыбного управления во Владивостоке, как человек антисоветски настроенный, бывший заграницей в Японии. Зобнин, преподаватель яп. языка на курсах переподготовки комсостава, к нему я заходил и он выбалтывал мне нужные сведения (дописано сверху — Л.АГЛКтюме того, служащий магазина ГУМ Краеношеина. Им были даны директивы производить диверсионные акты. Мною упущена в настоящем показании еще фамилия Бирич[267]. жена коммуниста, работающего во Внешторге. Она своей болтливостью давала мне возможность использовать ее для получения нужных мне сведений. Кроме того, она бывала часто в доме Кима, где ее также обрабатывали и выуживали сведения по моей просьбе. Так продолжалось ... (неразборчиво), так напр. Было на IV курсе (курс был недостаточно подготовлен, но я его пичкал большим количеством материала и, естественно, он не справлялся с ним. В преподавании военной терминологии пользовался довольно устарелыми учебниками. Учебник яп. языка (дописано сверху. —А.К.) составлявшийся по заданию кафедры мною составил так неудачно (дописано сверху— А.К), что его забраковал Главлит г. Владивостока и он остался неизданным. К вредительской деятельности были привлечены и завел. Кафедрой яп.языка доп. Овидиев. Феклин[268] (преподаватель), японка преподавательница Хопкинс[269] (дописано сверху. —А.К). Вредительская деятельность на кафедре, проводимая доцентом Овидиевым выражалась в игнорировании многих из современных методов, которые могли бы дать гораздо больше эффекта в случае их применения. Кроме того, Овидиев сознательно тормозил составление и продвижение к печати учебников для японского отделения Восточного Факультета. Овидиев культивировал на факультете враждебные отношения к корейским нацменьшинствам. Кроме этого, на факультете были враждебно настроенные к советской власти преподаватели Маракуев[270]. приехавший из Харбина. Харнский. бывший офицер[271]. Они довершали общую картину вредительства на факультете. Сюда же следует отнести б. декана Войлошникова. как б. офицера и вредителя[272].
