Борис Шапталов - Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия

Зато к себе и другим военным руководителям Жуков был беспощаден: «При переработке оперативных планов… не были практически полностью учтены новые способы ведения войны в начальном периоде. Наркомат обороны и Генштаб считали, что война. может начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений. Фашистская Германия в отношении сроков сосредоточения и развертывания ставилась в одинаковые условия с нами. На самом деле и силы и условия были далеко не равными»[171].

Мужественным человеком был Жуков, раз признал, что безымянные преподаватели оказались умнее высшего командования, включая его самого. В эту самокритику можно было бы с определенными усилиями поверить (хотя Жуков был не из того теста, чтобы посыпать голову пеплом), если б в 1990-х годах не был опубликован проект директивы от 15 мая 1941 года, представленный Жуковым и Тимошенко Сталину, над которой работали Василевский и, по-видимому, Ватутин, как непосредственный начальник Василевского (последний был замом начальника оперативного управления Генштаба). А в проекте четко говорилось: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет организовать фронт и взаимодействие родов войск»[172].

Выходит, с головой и представлениями о характере надвигающейся войны у военного руководства было все в порядке. А это значит, что Жуков вынужден был вписать в мемуары кусок про непонимающих руководителей Красной армии. Но кто мог заставить прославленного маршала вписать неправду? Кто мог заставить проглотить напраслину еще живых в момент выхода мемуаров Жукова маршалов Василевского и Тимошенко? Ясно, что автор подчинился не редактору издательства, решившему, что военачальники не разбирались в военном ремесле. Такой кусок могло заставить включить очень крупное начальство. Может, Политуправление Советской армии во главе с генералом армии Епишевым? Сомнительно, чтобы маршалы безропотно откозыряли генералу. Да и задачей Политуправления было возвеличивать своих полководцев, а не развенчивать их. Беспрекословно Жуков мог подчиниться лишь одному органу – политбюро в лице Суслова, курировавшего идеологию.

Но зачем надо было творить версию про не понимающих в современной войне Жукова, Василевского, Тимошенко на фоне отлично разбирающихся в современной войне преподавателей? Наверное, по той же причине, по которой из Сталина сделали наивного политика, верившего Гитлеру. Эти версии могли быть сконструированы при одном условии: чтобы скрыть важную тайну. Какую? Повторим пройденное.

Итак, ныне ясно, что начальник Генштаба Жуков и нарком обороны Тимошенко прекрасно понимали ситуацию на границе, поэтому и пришли к Сталину с проектом наступательной директивы. Значит, Сталин не понимал обстановки? Но с чего вдруг? Других примеров, кроме затмения сталинского ума накануне 22 июня 1941 года, нет. Получается, вчерашний комкор Жуков разобрался в международной и военной обстановке, а гениальный Сталин уверился, что если не поддаваться на провокации, то и войны не будет? Итак, простодушный Сталин с одной стороны и мудрый Жуков вместе с преподавателями академии – с другой? Как-то не верится в версию, что опытный политик и мастер интриги дал себя запутать Гитлеру. О том же говорил и сам Сталин в своем радиовыступлении 3 июля 1941 года: «Пока гитлеровцы занимались собиранием немецких земель и воссоединением Рейнской области, Австрии и т. п., их можно было с известным основанием считать националистами. Но после того как они захватили чужие территории и поработили европейские нации: чехов, словаков, поляков, норвежцев, датчан, голландцев, бельгийцев, французов, сербов, греков… и т. д. и стали добиваться мирового господства, – гитлеровская партия перестала быть националистической, ибо она с этого момента стала партией империалистической, захватнической, угнетательской…» (выделено Б.Ш.).

Если Сталин понял, что политика стала захватнической, тогда незачем было верить Гитлеру. Однако он якобы верил…

Чтобы объяснить эту странность в поведении Сталина, придуманы разные версии. Самая громкая из них озвучена В. Суворовым. Он объявил, что Сталин сам хотел напасть на Германию, а потому никак не мог поверить, что аналогичный шаг предпримет Гитлер! То есть у него получался опять же простодушно-наивный политик, что полностью совпадает с версией ЦК КПСС о Сталине, свято верящем в договор о ненападении. Кроме того, гипотеза о намечаемом превентивном ударе Сталина не объясняет главного – с чего это Сталин вдруг решил, что вермахт даст застигнуть себя врасплох и прибывшие немецкие дивизии будут спать богатырским сном? Что дисциплинированное германское воинство расслабится настолько, что их безмятежный отдых прервут лишь советские снаряды и бомбы? Разве советская разведка сообщала о мирном храпе на границе? Нет, разведка регулярно докладывала о методичном наращивании числа германских дивизий на приграничных с СССР территориях. Причем отмобилизованных, а значит, готовых к боям. Насколько была готова германская армия к неожиданностям, показали югославские события. 27 марта 1941 года в Белграде произошел военный переворот, к власти пришло антигерманское правительство. Уже 6 апреля немецкие войска вторглись в Югославию, а 17 апреля югославская армия капитулировала.

Да и почему атаковать в мае по находившейся в стадии развертывания германской армии было рано, а в июле того же года отмобилизованный, сосредоточившийся и готовый к бою противник будет легкой добычей? Спрашивается, если Сталин горел желанием «вторгнуться в Европу», то почему не использовал благоприятный момент: 6 апреля Германия напала на Югославию, в мае – на Грецию, параллельно перебрасывались войска в Ливию. Идеальное время для начала операции, пока внимание противника отвлечено. Тем более что и формальный повод был: Югославия и СССР подписали договор о дружбе. Но Сталин предпочел тянуть время.

Если верить «суворовцам», получается, что Сталин обладал весьма оригинальным логическим мышлением. Он готовился напасть на Германию, но никак не мог поверить в то, что и Германия также может ударить по СССР. Сталин почему-то считал, что германская разведка ни за что не засечет массовую переброску войск к границам, а огромные скопления военных самолетов на приграничных аэродромах истолкует исключительно в миролюбивом духе. Главное – не дать красноармейцам занять укрепрайоны, а командирам не поддаться на возможные провокации со стороны немцев, и все будет тип-топ. Получается: доверчивый Сталин готовился напасть на простодушного (с его точки зрения) Гитлера. Неужто Сталин был глупцом?

Есть, правда, другое объяснение: Сталин нападение не планировал. Последнее куда больше похоже на правду.

Если бы Сталин и вправду рассчитывал начать «освободительный поход» в Европу летом 1941 года, то его вряд ли испугало бы известие, что к вторжению в СССР готовится и Гитлер. Отчасти было бы лучше, если б Германия нападала первой. Этим она изобличила себя в качестве агрессора. И с немецким народом было бы легче разговаривать, когда б в Германию пришла Красная армия. Но для этого надо было организовать оборону, чтобы, выбив у врага танки и самолеты, перейти в контрнаступление. Своих же танков и самолетов было изготовлено в избытке. Позади обороняющихся пограничных частей развертывался Второй стратегический эшелон, призванный стать ядром наступающей Красной армии. Что еще нужно для успеха? Но вместо оптимизма Сталин вдруг принялся усиленно «не верить»: мол, не может Гитлер нарушить договор о ненападении; может, это провокация и все обойдется и т. д. Не будущий покоритель мира, а хныкающая девица.

Слабость этой версии, похоже, почувствовал и сам ее создатель, и В. Суворов предпринял героические усилия, чтобы ее спасти. Он написал книгу, специально посвященную объяснению необъяснимого («Самоубийство»), где попутно объяснил, что Гитлер был круглым дураком, потому и напал на СССР. Итак, один был кретин, а другой (Сталин) никак не мог поверить в самоубийственный шаг фюрера. Мол, как это можно с 3 тысячами морально устаревших танков попытаться разгромить Красную армию с ее стадами бронированных машин? А еще Гитлер осознал, что после победы над Францией попал в стратегическую ловушку и будто бы часами сидел в прострации, силясь понять, как избежать занесенного над его головой топора Сталина? Все это написано сочно, ярко, художественно убедительно и произвело впечатление на немалое число не только любителей истории, но и умных публицистов, и они пополнили ряды восхвалителей аналитического дара В. Суворова. И все было бы хорошо, если б не было так плохо.