Андрей Рытов - Рыцари пятого океана
Днем 6 января десять наших эскадрилий нанесли удар по железнодорожному узлу Калинковичн, Они нале тали, последовательно сбрасывая связки бомб. Ни одному из семи находившихся на станции эшелонов уйти не удалось. Покореженные и сгоревшие вагоны так и остались на путях. Под развалинами вокзала были заживо погребены семьдесят фашистских солдат и офицеров. Но самое главное — прекратилось снабжение вражеских войск в наиболее напряженный для них период боев.
Особенно сильный налет на железнодорожный узел Калинковичи был осуществлен 12 января. Семнадцать групп, по шесть — девять самолетов в каждой, прикрываемые истребителями, нанесли противнику такой урон, от которого он долго не мог опомниться. Наши пикировщики уничтожили пятьдесят два вагона с военным имуществом, пятнадцать автомашин с войсками и грузами, разрушили около двадцати различных станционных построек, подавили огонь нескольких зенитных батарей.
Общпй итог вражеских потерь от налетов авиации корпуса выглядел так: пять танков, один паровоз, сто восемьдесят четыре вагона, сто сорок девять автоцистерн, пятнадцать автомашин, тридцать четыре повозки, двадцать восемь! пулеметов, двенадцать складов с боеприпасами, двести 'семьдесят строений. Подавлено восемнадцать артиллерийских батарей, разрушено восемь складов. Во время бомбежек возникло сорок восемь очагов пожаров. Урон, нанесенный противнику в живой силе, превысил тысячу человек.
Наш корпус за время Калинковичско — Мозырской операции потерял девять самолетов, в том числе пять в воздушных боях. Это не идет ни в какое сравнение с потерями противника. Сказалось и количественное превосходство в технике, и то, что весь летный состав имел уже хорошую боевую выучку и высокий моральный дух.
779–му полку, особенно активно действовавшему в этой операции, было присвоено наименование Калипковпчскпй. Экипажи этой части, выступившие инициаторами увеличения бомбовой нагрузки, оставались верными своему правилу. Они сбросили на голову врага сотни тонн «внеплановых» бомб.
Радость, вызванная успешным налетом на Калинковичи, была омрачена трагической гибелью командира 54–го бомбардировочного полка подполковника М. А. Кривцова и его экипажа. Эту печальную весть нам в тот же депь, 12 января, сообщил командир 301–й бомбардировоч ной дивизии полковник Федоренко. Генерала Каравацкого в штабе не оказалось, и разговаривать с комдивом довелось мне.
— Нет больше Михаила Антоновича, — печально доложил Федоренко. — Погиб наш Миша.
— Не должно быть! — вырвалось у меня. Сознание никак не могло примириться с тяжелой утратой. — Может быть, ему удалось выпрыгнуть с парашютом и он еще вернется? — старался успокоить я Федоренко.
— Если бы было так, — со вздохом отозвался Федоренко. — Мне бы тоже хотелось надеяться на лучшее. Но чудес на свете не бывает.
К горлу подступил горький комок. Трудно стало дышать. Еще вчера я видел Михаила Антоновича, бодрого, энергичного, разговаривал с ним. И вот его нет.
— Я отговаривал его лететь сегодня, — продолжал Федоренко. — Он неважно себя чувствовал. Но вы же знаете характер Кривцова — настоял.
Положив трубку, я долго сидел в горестной задумчивости. Сколько замечательных людей уже сгорело в ненасытном пламени войны! Горбко, Бецис… И вот теперь — командир 54–го полка. И все за очень короткий отрезок времени.
«От прямого попадания зенитного снаряда в левый мотор, — вспомнились мне только что слышанные слова Федоренко, — самолет Кривцова загорелся и штопором пошел к земле. Ни штурману И. И. Сомову, ни стрелку-радисту Н. А. Павлову, ни самому командиру экипажа выпрыгнуть с парашютом не удалось. Пылающий пикировщик врезался в скопление вражеских эшелонов».
Советские войска освободили Калинковичи 14 января. В тог же день мы послали туда команду на розыски останков погибших. Среди искореженных вагонов и тлеющих досок нашли наконец останки их обгоревших тел и привезли на аэродром Песочная Буда, где стоял тогда 54–й бомбардировочный полк.
Я был на похоронах, видел, как плачут люди, и сам смахивал непрошеную слезу. Состоялся траурный митинг. В братскую могилу, вырытую рядом с бывшей церковью, опустили несколько гробов. Прозвучал троекратный ружейный салют. Послышались удары комьев мерзлой земли о гробовые крышки. И вскоре все стихло.
На свежей могиле был установлен наскоро сколочен ный из досок обелиск с надписью: «Здесь похоронены командир полка подполковник М. А. Кривцов, штурман цолка майор И. И. Сомов, стрелок — радист старшина Н. А. Павлов и другие воины, геройски погибшие в Великой Отечественной войне». Женщины поселка изготовили венок из бумажных цветов и положили его на могильный холмик.
О подполковнике Кривцове и членах его экипажа хочется рассказать подробнее. Михаил Антонович родился в 1904 году в Николаевской области, в бедной крестьянской семье. В шестнадцать лет он добровольно вступил в Красную Армию, дрался против Деникина, участвовал в ликвидации банд Кваши.
После гражданской войны Кривцов работал откатчиком на руднике. В 1926 году снова был призвал в армию. В том же году вступил в ряды ВКП(б). В 1939 году воевал с маннергеймовцами.
В автобиографии Михаил Антонович писал: «Всегда ненавидел и вел борьбу с теми паразитами, какие шли против большевизма, против партийности, кривили душой».
В личном деле М. А. Кривцова сохранилась его характеристика, написанная бывшим командиром 301–й бомбардировочной авиадивизии гвардии полковником И. С. Полбиным. Иван Семенович был скуп на похвалу, но Кривцова он аттестовал как отличного, волевого командира, искусного и храброго летчика.
О Михаиле Антоновиче мне приходилось слышать много хорошего еще в пачале войпы. 9–й скоростной бомбардировочный полк, в котором он служил командиром эскадрильи, стоял на аэродроме в Паневежисе. В первый же день войны Кривцов в составе полка летал на бомбежку немецкого города Тильзит.
Потом, получив назначение в 57–ю армию, я на время потерял Михаила Антоновича из виду. Но товарищи с прежнего места службы писали мне, что Кривцов жив-здоров и воюет отлично.
Один из полетов чуть не стал для него роковым. Это случилось глубокой осенью 1941 года. Эскадрилья капитана Кривцова бомбила скопление вражеских танков. У фашистов тогда истребителей было много, и они гонялись за каждым нашим бомбардировщиком.
Самолет Михаила Антоновича атаковала пара «мессеров». Стрелок — радист сбил одного, по второму удалось зай ти в хвост нашему бомбардировщику и дать прицельную очередь. Машина Кривцова загорелась. Пришлось посадить ее в поле, па территории, занятой противником. Штурман и стрелок оказались убитыми. Кривцов взял их оружие, документы и пошел к линии фронта. Неделю он добирался до своих. Идти было тяжело: раненая нога опухла. Но все же он дошел. Положили его в госпиталь. В строй летчик вернулся лишь через три месяца.
Миша Кривцов… Вот и сейчас он словно живой стоит перед моими глазами: крупные черты лица, черные волосы, строгий взгляд из‑под густых бровей. Но он только с виду казался суровым. На самом деле у него была боль. — шая душа и доброе сердце, не знавшее покоя в борьбе за справедливость.
Много хорошего рассказывали мне о майоре Иване Ивановиче Сомове, замечательном русском парне со Смоленщины. Потомственный хлебороб, он мечтал о преображении бедных сел своего родного края, выучился на агронома. Но война изменила планы юноши. Агроном стал боевым авиационным штурманом. За время войны Сомоз совершил двести сорок боевых вылетов, сто пятнадцать из них ночью. Он был награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны I степени.
Не раз этот исключительно смелый и находчивый человек спасал экипаж от верной гибели. Однажды во время бомбометания осколки вражеского снаряда ранили Кривцова в грудь и левую руку. Летчик выпустил штурвал. Самолет потянуло к земле. Катастрофа казалась неизбежной. Тогда штурман взял управление боевой машиной и привел ее на аэродром. О том, как он сажал самолет, очевидцы рассказывали потом с дрожью в голосе. Но отсутствие летных навыков компенсировалось волей. Боевая машина и все члены экипажа остались невредимыми.
Три боевых ордена сияли и на груди воздушного стрелка — радиста Николая Александровича Павлова. Как и Сомов, он был потомственным хлебопашцем. И теперь вот земля, которую он любил, навсегда приняла его прах.
Пока наши бомбардировщики помогали пехоте громить врага в районе Калинковичи, Мозырь, вышестоящие штабы разработали план новой наступательной операции, по лучившей название Жлобинско — Рогачевская. Он выглядел так: утром 19 февраля 3–я армия 1–го Белорусского фронта внезапно без артиллерийской подготовки форсирует Днепр на участке Папчицы, Гадиловичи. Затем овладевает городом Рогачевом, перерезает главные транспортные коммуникации противника, связывающие Бобруйск, Рогачев, Жлобин, и выходит на оперативный простор.
