Николай Лузан - СМЕРШ. Без легенд и мифов
Перед его сдачей Люшков оттуда не вылезал, вместе с архитектором М. Мержановым подчищали последние «хвосты». Приехав на объект, Хозяин остался доволен, и награда не заставила себя ждать. 3 июля 1937 г. Люшков был награжден орденом Ленина и, казалось бы, трамплин в Москву готов, но неудача свалилась оттуда, откуда ее не ждали.
На объект прилетел с проверкой начальник личной охраны Сталина Николай Власик. Приехал он не в духе. Люшков с Мержановым решили поднять ему настроение и приготовили сюрприз. На площадке перед дачей Власика ожидал загадочный шатер. Машины остановились, он вышел, Люшков махнул рукой рабочим. Те дернули за веревки, полог слетел на землю, заработали насосы, и мощные струи фонтана забили в воздух. И тут произошла досадная оплошность: то ли Люшков, то ли Мержанов чего-то там недоглядели. Власика окатило с головы до ног. Он взбеленился и потом долго гонял их по даче, тыча мордами в цветочные вазы и задницы древнегреческих богов, которые Люшков утащил из сухумского музея. В общем, хотели как лучше, а получилось как всегда. Перед отъездом Власик пригрозил отправить обоих туда, куда Макар телят не гонял.
С того дня неудачи одна за другой начали преследовать Люшкова. Его давние покровители, Леплевский и Балицкий, не смогли между собой поделить власть в Киеве. Позже это аукнулось Люшкову. В мае Балицкого сняли с должности наркома внутренних дел Украины и направили с понижением начальником УНКВД по Дальневосточному краю.
Новый нарком Леплевский, долгое время проработавший «правой рукой» — заместителем Балицкого, припомнил тому прошлые обиды и вскоре вскрыл «заговор» среди украинских чекистов. К августу 1937 г. были сняты с должностей и затем арестованы все заместители Балицкого, большинство начальников отделов центрального аппарата и областных управлений. В своей мести Леплевский зашел так далеко, что бывших выдвиженцев Балицкого оперативные группы разыскивали и арестовывали по всей стране. В далеком Ташкенте отыскали начальника второстепенного 3-го отдела П. Рахлиса. Вскоре был арестован и сам Балицкий.
Люшкову на первый взгляд можно было не опасаться, что волна репрессий накроет его: давний покровитель Леплевский круто шел в гору. Но он не был всесилен, чтобы замять показания Балицкого и других арестованных коллег Люшкова по прошлой работе в ГПУ Украины. На его счастье, они против него ничего не дали, и тем не менее он не мог чувствовать себя спокойно.
Новый назначенец, начальник ГУГБ НКВД СССР М. Фриновский, близко связанный с Евдокимовым и много лет проработавший в органах на Северном Кавказе, резко негативно воспринял деятельность Люшкова по разоблачению «чекистов-перерожденцев» в УНКВД по Азово-Черноморскому краю и начал под него копать.
Вывел Люшкова из-под удара Фриновского сам Ежов, с которым он познакомился в Ленинграде во время работы по делу об убийстве Кирова. Тогда по поручению Сталина по линии партии Ежов курировал ход расследования, а Люшков с позиций органов вел оперативную разработку. Не желая столкновений Фриновского и Люшкова, нарком «развел» их по дальним углам.
31 июля 1937 г. Люшков получил назначение на должность начальника УНКВД по Дальневосточному краю, сменив на этом посту комиссара 1-го ранга Т. Дерибаса. Приступив к работе, он всячески старался отвести от себя нависшую опасность и с учетом «ростовского опыта» рьяно взялся за «выкорчевывание» в партийных организациях края и органах «троцкистов», «зиновьевцев» и «предателей».
Первый, в ком Люшков распознал «замаскировавшегося врага», был не кто иной, как его предшественник Дерибас. Тот с его подачи оказался одним из «главных организаторов» в крае «правотроцкистского Дальневосточного центра». «Выбить» из Дерибаса нужные показания для команды костоломов Люшкова не составило большого труда. После этого оставалось только заполнить схему заговора исполнителями. Их долго искать не пришлось, все они были под рукой — заместители Дерибаса В. Западный и И. Барминский; последнего попутно сделали «японским шпионом». «Заговорщики», естественно, действовали не в одиночку и «втянули в свою преступную деятельность перерожденцев-предателей», начальников областных управлений Л. Липовского, С. Сидорова, А. Льва, А. Лавтакова и других.
Под руководством Люшкова очистка органов и партийного аппарата Дальневосточного края от «врагов народа» и «изменников» шла такими темпами, что лимиты на приговоры «троек» по «первой категории» — расстрел (2000 человек) и «второй категории» — осуждение к длительным срокам (4000 человек) были исчерпаны к октябрю 1937 г. В наркомате пошли навстречу его настойчивым просьбам и пересмотрели их в сторону увеличения.
От такой работы Люшкова был в восторге первый секретарь Дальневосточного крайкома ВКП(б) И. Варейкис. В письме Сталину 8 сентября 1937 г. он писал: «После приезда в край нового начальника НКВД Люшкова было вскрыто и установлено, что также активную роль в правотроцкистском Дальневосточном центре занимал бывший начальник НКВД Дерибас».
Далее он перечислял остальных участников «центра» и заверял товарища Сталина в том, что «партийные организации и дальше будут беспощадно бороться с «перерожденцами».
Варейкис, когда писал эти строки, вряд ли мог подумать, что благодаря «новому начальнику НКВД» уже в октябре он будет снят с должности и затем станет участником того самого «правотроцкистского Дальневосточного центра».
В результате «активной деятельности» Люшкова в Дальневосточном крае репрессировали несколько десятков тысяч человек. В январе 1938 г. при подведении итогов работы Наркомата внутренних дел Ежов в своем выступлении поставил другим в пример УНКВД по Дальневосточному краю и его начальника Люшкова — «репрессировавшего 70 000(!) «врагов народа» — то был самый высокий показатель по стране.
После таких лестных оценок перед Люшковым, казалось бы, снова открывалась перспектива оказаться на высокой должности в Москве. Но к тому времени Сталин уже раскладывал новый «пасьянс». 14 января 1938 г. на Пленуме ЦК ВКП(б) с докладом выступил член Политбюро Г. Маленков. Он подверг резкой критике «перегибы» и «перекосы» в работе партийных организаций, связанные с «необоснованными исключениями коммунистов». По итогам заседания было принято постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии».
Видимо, Сталин посчитал, что пришло время осадить своего «цепного пса» — Ежова, а стране и народу в очередной раз явить «врагов» — виновников чудовищных злодеяний и преступлений. Одним из первых козлов отпущения стал нарком внутренних дел УССР Леплевский, наиболее рьяный исполнитель предыдущих разоблачений — «военно-фашистского заговора в Красной армии» и партийных организациях Украины. В январе его отозвали в Москву, сняли с должности и назначили начальником 6-го отдела ГУГБ НКВД СССР. За это время Фриновский со своей командой, поработав как следует на Украине, разработал «схему заговора» и подобрал в нее исполнителей. А когда все было готово, настал черед Леплевского. 26 апреля его арестовали и предъявили стандартное обвинение — «участие в правотроцкистской антисоветской организации и проведение контрреволюционной предательской деятельности».
Узнав об аресте Леплевского, Люшков почувствовал, что запахло жареным. Но беда, как водится, не ходит одна. Однажды в компании с заместителями зашел разговор, кто с кем и где служил. Кто-то начал нахваливать братьев Кобуловых, которые с приходом Берии в наркомат круто пошли в гору. И черт дернул Люшкова за язык: ляпнуть, что работники они как из говна пуля, зато лизожопы отменные. Дальше, войдя в раж, брякнул, что «задницу начальству лизать можно, но повизгивать от удовольствия — это уж слишком».
Мерзавец зам в тот же вечер заложил его с потрохами и наверняка приврал с три короба. Через неделю в управление нагрянула московская комиссия и начала копать. Работала две недели, уехала молча, прихватив с собой двух начальников отделов; те назад не вернулись. Следующим на очереди должен стать он, Люшков. Эти опасения подтвердил предстоящий приезд в Хабаровск ставленника Фриновского и Евдокимова, начальника УНКВД по Западно-Сибирской области майора госбезопасности Г. Горбача. В телефонном разговоре с Люшковым о цели своего приезда тот ничего определенного не сообщил и отделался общими фразами. Люшков догадался: настал его черед. Подтверждением тому стали его внезапный вызов в Москву и встреча у «живодера» Богдана Кобулова. Какая к черту встреча! В Москве его ждала пуля.
13 июля 1938 г. Люшков под предлогом встречи с закордонным агентом перешел государственную границу в полосе 59-го Посьетского погранотряда и сдался японским властям. В тот момент он, видимо, в душе ликовал. Ему удалось избежать мучительных пыток и смерти, в то время как его покровители, Балицкий с Леплевским, и их общие враги, Фриновский с Евдокимовым, были уже мертвы. Рьяно и беспощадно боровшиеся с «врагами советской власти», они из палачей превратились в жертвы. Вслед за ними не устоял и железный нарком Ежов. Многострадальный советский народ уже задыхался в его ежовых рукавицах. Сталин понял: в НКВД пора менять «караул». 25 ноября 1938 г. Ежов «сдал пост» Берии. 10 апреля 1939 г. «верный нарком Сталина» по указанию вождя был арестован и спустя девять месяцев расстрелян.
