Николай Лузан - «Загадка» СМЕРШа
Он сел напротив Виктора и долго пытливым взглядом разглядывал его. В нем не было той ожесточенности и подозрительности, что читалась в глазах лейтенанта из фильтрационного пункта и Милюкова. Колпаков смотрел так, будто перед ним находился проштрафившийся ученик. И Виктор решился.
Первое слово далось с трудом, а дальше он уже не чувствовал страха. Живой интерес и сочувствие, читавшиеся в глазах Колпакова, располагали к откровенности. Сердце Виктора снова екнуло, когда при упоминании Гофмайера и Штейнблюма в глазах Милюкова блеснул победный огонек. Колпаков же остался невозмутим. Это придало Виктору уверенности, и он рассказал все до конца — про подписку и про задание Гофмайера Колпаков не спешил с окончательным выводом и потребовал от Милюкова оформить признание Бутырина о его вербовке начальником 501-го отделения тайной полевой полиции майором Гофмайером не протоколом, а докладной запиской. После завершения допроса Виктора отправили в камеру для временно задержанных, а Милюков взялся за написание докладной и, когда она была готова, отправился к Колпакову. Тот кивнул ему на стул и продолжил разговор по телефону. Милюков присел, открыл папку и еще раз прошелся по тексту докладной. Главные моменты в истории Бутырина, как ему казалось, были отражены полно. Но до доклада дело не дошло.
В кабинет, хлопнув дверью, стремительно вошел начальник особого отдела 11-й армии майор Иванов. Его порывистые движения и суровое лицо, на котором узлами ходили желваки, ничего хорошего не сулили. Судя по всему, выезд на передовую, в 5-ю дивизию, окончательно испортил ему и без того паршивое настроение. Милюков, опасаясь попасть под горячую руку, угрем выскользнул за дверь. Колпаков прервал разговор и положил трубку. Подождав, когда Иванов выпустит пар, он предложил ознакомиться с перспективным материалом и пододвинул к нему папку с докладной Милюкова на Бутырина.
Иванов склонился над текстом. Уже на первой странице суровая складка пролегла по лбу, а когда была прочитана последняя страница, он с презрением отшвырнул докладную. Попытку Колпакова доказать, что Бутырин не предатель и его можно использовать в оперативной игре с гитлеровскими спецслужбами, Иванов отверг. Беспощадный к себе, он с такой же беспощадностью относился к малейшим слабостям в других. В июне 41-го, став свидетелем того, как мягкотелость и растерянность одного командира оборачивались потерями сотен человеческих жизней, он сделал для себя твердый и неоспоримый вывод — лучше не пощадить десяток трусов, чем потерять всю часть.
В тот же вечер на имя начальника особого отдела НКВД СССР по Северо-Западному фронту ушла внеочередная шифровка. В ней сообщалось о разоблачении немецко-фашистского агента Попова — Бутырина.
Глава третья
Чистилище
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Начальнику особого отдела НКВД СССР
по Северо-Западному фронту
Комиссару Государственной безопасности 3-го ранга
Товарищу КОРОЛЕВУ
О результатах агентурно-оперативной работы над бывшими военнослужащими Красной армии, находившимися в окружении войск противника
11 марта 1942 г. на участке фронта 5-й стрелковой дивизии, 11-й армии вышла из окружения войск противника группа бывших военнослужащих Красной Армии и гражданских лиц (партизан) в количестве 33 человек. Из них: старшего комсостава — 1; среднего — 2; младшего — 4; рядовых — 14, а также лиц партийно-комсомольского актива -13, все выходцы из Ленинградской области.
В ходе агентурно-оперативной работы было:
1. Разоблачено и арестовано агентов разведывательных, контрразведывательных и полицейских органов противника — 2 чел.
2. Выявлено и взято в активную оперативную разработку по подозрению в связях с карательными и полицейскими органами противника — 3 чел.
3. Установлено лиц, представляющих оперативный интерес, — 2 чел.
Остальные 26 человек направлены на армейский пункт переформирования.
Среди выявленного оперативного контингента особого внимания заслуживает разоблаченный агент германского полицейского органа «Попов» — бывший младший сержант Красной Армии: Бутырин Виктор Яковлевич 1913 г. р., уроженец д. Висунска Николаевской области, русский, беспартийный, холост, с незаконченным высшим образованием, член семьи врагов народа.
На допросах Бутырин дал признательные показания о том, что 5 ноября 1941 г. был лично завербован начальником 501 отделения тайной полевой полиции майором Гофмайером под псевдонимом «Попов». В дальнейшем получил от него специальное задание и внедрился в партизанский отряд «дяди Вани» — бывшего майора Красной Армии Лопатина И. С. с целью ведения шпионско-подрывной деятельности…
Ранее, с сентября 1941 г. и до момента вербовки Гофмайером, Бутырин находился на связи в разведотделе Северо-Западного фронта и использовался как зафронтовой агент (псевдоним «Северов») в интересах получения данных о противнике, а также для вывода с временно оккупированной немецко-фашистскими войсками советской территории попавших в окружение командиров и красноармейцев. За этот период совершил 3 ходки за линию фронта.
Оперативная проверка вражеского агента «Попова» — Бутырина продолжается. При получении новых данных доложу в установленном порядке.
Начальник особого отдела НКВД СССР 11-й армии майор Иванов 14 марта 1942 года».Остро заточенный карандаш в руке начальника особого отдела НКВД СССР Северо-Западного фронта комиссара госбезопасности 3-го ранга Николая Королева медленно полз со строчки на строчку. Время от времени останавливался, и тогда синяя черта появлялась на докладной, а на поля ложились короткие и энергичные резолюции: «Запросить из архива материалы дел на родителей! На фронте с июня 41-го! Как воевал? Каким образом оказался в разведке? Выяснить в деталях!»
Не остались без внимания Королева месяцы, проведенные Бутыриным на передовой, а также три успешные ходки в тыл противника. «Доброволец! Три месяца на фронте! Это не шутки!» — его восклицательные знаки служили сигналом для тех подчиненных, которые рьяно искали шпионов там, где их не могло и быть.
Абзац докладной, в котором Иванов сообщал о вербовке Бутырина начальником 501-го отделения тайной полевой полиции, пестрел пометками: «Выяснить подробно: как она проходила, на какой основе закреплена, кого и что выдал, что ему известно о других немецких агентах, внедренных к партизанам и заброшенных в наши боевые порядки. Дополнительно опросить по Гофмайеру и командованию отделения!»
Бывший слушатель последнего курса инженерного факультета Военно-воздушной академии им. Жуковского Николай Королев хоть и прослужил в контрразведке чуть больше двух лет, но умом и талантом быстро дошел до всего. Будущий авиатор, он в феврале 1939 года и не помышлял о службе в органах госбезопасности. Все изменилось в один день. Вызов на Лубянку стал для него полной неожиданностью. Поднимаясь в кабинет начальника особых отделов Главного управления госбезопасности НКВД СССР генерала Бочкова, он мысленно успел попрощаться не только с учебой, но и со свободой.
По органам госбезопасности и армии еще продолжала катиться волна репрессий. Маниакальная подозрительность Сталина и его «верного наркома» Ежова обернулась катастрофическими последствиями для кадрового состава. Безжалостной чистке подверглись не только центральный и республиканские аппараты НКВД, но также краевые и областные управления, районные и городские подразделения. В результате Большого террора к концу 1938 года все 18 комиссаров государственной безопасности были либо уничтожены, либо посажены в тюрьмы. И только Слуцкий избежал их участи. Он скончался при невыясненных обстоятельствах в кабинете заместителя наркома Фриновского. К концу чистки органов из 122 высших офицеров центрального аппарата НКВД на своих местах остались лишь двадцать.
Ежов не покладая рук продолжал «работать» и в июле 1938 года вместе с подручными Леплевским и Фриновским раскрыл еще один «грандиозный заговор» — в Красной армии. Герои гражданской войны, видные военачальники Тухачевский, Егоров, Уборевич, Якир и другие, как «установило» следствие, «вступив в сговор с Троцким и нацистской Германией, готовили военно-фашистский переворот». Вслед за ними были уничтожены 75 из 80 членов Реввоенсовета и несколько десятков тысяч командиров рангом ниже.
В ноябре 1938 года, подводя итоги «чистки» в Красной армии, Военный совет при наркоме обороны СССР констатировал: