Николай Лузан - Между молотом и наковальней
Аналогия между ним и Нестором становилась все более уместной и заставляла задуматься. Так же как он с Шеварднадзе сегодня, так и в далеком 1936-м Берия с Лакобой сошлись в смертельной схватке. И в центре ее опять-таки находилась Абхазия. К концу года «хозяин Грузии» неожиданно сменил гнев на милость и проявил удивительное дружелюбие к строптивому председателю ЦИК непокорной автономии: 25 декабря лично позвонил и пригласил не просто на последнее в уходящем году ритуальное заседание ЦК Грузии, а и снизошел до того, что зазвал к себе в гости.
После окончания партийного актива 27 декабря, несмотря на отговорки, Нестор вынужден был уступить личной просьбе матери Берии и приехал к нему в дом. Стол ломился от закуски и лучших грузинских вин, Лаврентий излучал радушие и своей рукой подкладывал в тарелку гостя самые лакомые кусочки рыбы. Затем они отправились в театр, там шла премьера балета «Мзечабуки» («Солнце-юноша»), но вскоре Нестору стало не до того, что происходило на сцене. Перед глазами расплывались разноцветные круги, к горлу подкатывали приступы изматывающей тошноты, и, не дождавшись окончания акта, он отправился в гостиницу. Утром 28 декабря в четыре часа двадцать минут председателя ЦИК Республики Абхазия Нестора Лакобы не стало…
Эти мрачные воспоминания не прибавили настроения Владиславу Ардзинбе. Он зябко повел плечами, усилием воли переборол слабость и вышел на балкон. Его взгляд блуждал в туманной морской дали и словно пытался найти ответы на вопросы, рожденные суровым послевоенным временем и безжалостной к любой слабости политикой.
В эти минуты кортеж посла США в Грузии подъехал к госдаче. Створки ворот распахнулись, и бронированный джип, с трудом вписываясь в крутые повороты дороги, проехал наверх и остановился на смотровой площадке. С нее открывалась захватывающаяся дух панорама сухумской бухты. Но ему было не до красот Абхазии, нетерпеливым взглядом он пробежался вокруг и, не заметив суетящегося Владислава Ардзинбы, нахмурился.
Навстречу неспешно спускался по лестнице худощавый молодой человек в очках, как потом выяснилось, это был помощник президента. Поздоровавшись на отменном английском, он предложил пройти в особняк. Не удостоив его ответом, посол поднялся на крыльцо и там столкнулся с двумя телохранителями, больше походившими на абреков. Под их холодными и прощупывающими взглядами он почувствовал себя неуютно, торопливо проскользнул в дверь и оказался в просторном коридоре. Но гордец Ардзинба даже здесь не посчитал нужным встречать представителя самой могущественной державы, и в душе посла поднялась волна раздражения. Погасив ее, он бросил ледяной взгляд на помощника, тот в вежливом поклоне склонил голову и распахнул дверь в кабинет.
С каменным лицом посол перешагнул порог и оказался в просторной квадратной комнате. После яркого дневного света глаза долго привыкали к царившему в ней полумраку. Владислав Ардзинба занимал место за столом, его лицо скрывалось в тени, и только по характерному медальному профилю американец догадался, кто перед ним. Как ему показалось, лидер абхазов тяжело поднялся из кресла. На этот раз ЦРУ не ошиблось в оценке состояния здоровья президента Абхазии, судя по всему, он действительно был болен. Медленно ступая, Владислав Григорьевич сделал навстречу несколько шагов и остановился.
Молча обменявшись рукопожатиями, они какое-то время прощупывали друг друга испытывающими взглядами. Искушенные в политике, оба умели скрывать свои мысли и чувства, и потому эта «перестрелка» мало что дала. Владислав Ардзинба нахмурил брови, внешний вид посла вызвал в нем волну раздражения. Спортивные кроссовки, линялые джинсы, мятая рубаха и небрежно повязанный галстук говорили о том, что тот, видимо, перепутал техасское ранчо с государственной резиденцией. Ничего не сказав, президент жестом пригласил сесть, а сам занял место за столом.
Посол, как у себя дома, плюхнулся в кресло напротив, закинул ногу на ногу и первым нанес пробный, но болезненный для Владислава Ардзинбы удар. Со скорбным выражением на лице он спросил:
— Как ваше здоровье, господин президент?
Окатив его холодным взглядом, тот сухо произнес:
— Я вас внимательно слушаю.
— Извините, одну минуту, — ответил американец и положил перед собой папку.
Не заглядывая в нее, посол заговорил напористо и энергично. Это был дежурный набор фраз, с которыми в последнее время к руководителю Абхазии обращались западные политики и дипломаты. Прошло несколько минут, и в голосе посла зазвучали непривычно жесткие нотки. Он, уже не смущаясь, говорил об ущербности односторонней ориентации на Москву, недвусмысленно намекал на то, что при нынешнем российском руководстве рассчитывать на смягчение экономической блокады на границе не стоит, а тем более ожидать существенных сдвигов на переговорах с Тбилиси, и призывал к конструктивному сотрудничеству, обещая взамен пролить на разоренную Абхазию долларовый дождь.
Президент молчал и угрюмо смотрел куда-то за спину посла, и эта кажущаяся пассивность вселяла в того все большую уверенность. Увлеченный собственной речью, он уже не сомневался в неотразимости своих аргументов и принялся в такт словам постукивать указательным пальцем по крышке стола. И здесь самоуверенность и нахрап сыграли с ним злую шутку. Мимо его внимания прошли изменения, произошедшие с Владиславом Ардзинбой. Губы президента сошлись в жесткую складку, а уголки бровей взметнулись вверх. Наливаясь гневом, он резко оборвал гремевшую подобно камнепаду речь:
— Достаточно, господин посол! Мне все понятно.
Тот осекся.
Сдерживая душившее его негодование, Владислав Ардзинба с вызовом произнес:
— Вы что, хотите выкрутить нам руки? — и, не дождавшись ответа, решительно заявил: — Не выйдет! Мы вам не банановая республика, а Абхазия! Она была две тысячи лет назад и еще столько же будет!
В глазах посла появился лед, но через мгновение от него не осталось и следа. Опытный дипломат, он умел скрывать свои чувства и, расплывшись в фальшивой улыбке, снисходительно заметил:
— Ну зачем же так, господин президент! Вы историк и не хуже меня знаете, что эмоции в политике плохой советчик.
— Советчик, говорите? Хорошо, что в таком случае посоветуете?
— Давайте будем реалистами, — американец снова перешел в атаку: — За прошедшее после войны время политическая ситуация в Абхазии — я уже не говорю о катастрофическом внутреннем положении — значительно ухудшилась. Ваши надежды на Россию не оправдались и, поверьте мне, вряд ли на этом направлении вас ждет успех.
— Вы так думаете? — с иронией спросил президент.
Но это не смутило посла, он продолжал упорно гнуть свое:
— Не только думаю, а и уверен! Вы стучитесь в ту дверь, которая закрыта! Это не мы, а Россия своей блокадой заставляет абхазский народ терпеть неслыханные лишения, и потому в такой ситуации ваша позиция вызывает у значительной его части не только недоумение, а если говорить прямо, то крайне отрицательное отношение. — Здесь американец сделал многозначительную паузу, стрельнул испытующим взглядом на помрачневшего Владислава Ардзинбу и, не услышав ответа, продолжил: — Господин президент, настало время, когда стоит более внимательно посмотреть в другую сторону и там искать ключ к решению проблемы. Я не сомневаюсь, что у нас вы найдете понимание. Путь Абхазии в цивилизованный мир лежит через Запад.
— Вы хотите сказать — через Грузию?! — В голосе Владислава Ардзинбы зазвучал металл, а в уголках глаз морщинки собрались в тугой узел.
— В общем да! — уклончиво ответил посол и поспешил добавить: — Конечно, при самой широкой автономии для Абхазии и нашей неограниченной экономической помощи. На первом этапе она может составить около двадцати миллионов долларов, но эта цифра, как вы понимаете, далеко не окончательная, если ваш курс будет иметь другой вектор и…
— Курс?! В цивилизованный мир?! — вспыхнул президент и обрушился на американца: — А где был тот цивилизованный мир, когда эти новые фашисты из Тбилиси расстреливали безоружных стариков и детей?! Где был, когда бомбили наши города и села?.. Почему вы молчали, когда эти варвары жгли наши архивы, только чтобы стереть с лица земли даже само упоминание об абхазах?! Где вы все были?.. Я вас спрашиваю — где?!
Кровь прихлынула к лицу посла. Он, как рыба, выброшенная на берег, хватал раскрытым ртом воздух и ничего не мог сказать, а когда пришел в себя, то в нем снова заговорил дипломат.
— Я понимаю вас, господин президент, это была большая трагедия, но пришло новое время, и потому надо смотреть дальше, вперед. Там…
— Вперед?! Куда — снова в Грузию?! Вы хоть понимаете, о чем говорите?! Это равносильно тому, если бы русскому или американскому народу, свернувшему шею фашистам, опять предложили Гитлера с его концлагерями и гестапо! Вы что, это хотите вернуть моему народу?!
