Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение
1 (14) июля 1916 г. на утверждение императору было подано постановление Совета министров «О возложении на председателя Совета министров объединения мероприятий по снабжению армии и флота и организации тыла»45. Фактически это было решение о создании очередного Особого совещания министров под председательством Штюрмера, то есть правительство продолжило линию осени предыдущего года. То же самое можно сказать и о его либеральных оппонентах, но только теперь у премьер-министра появлялся еще один противник – начальник штаба Главковерха, все более вторгавшийся в вопросы внутренней политики. Тем временем Шуваев продолжал активно работать. Новый военный министр уделил больше внимания снабжению армии снарядами и артиллерией, чем его предшественник. «Вообще говоря, к началу лета 1916 г. русское военное положение улучшилось сверх всяких ожиданий любого иностранного обозревателя, который участвовал в отступлении прошлого года»46.
Если за первые пять месяцев 1915 г. армия тратила по 311 тыс. снарядов, а за тот же период 1916 г. по 2229 тыс., то при учете значительного расхода снарядов в осенне-летних боях русская полевая артиллерия все же смогла вступить в 1917 г. с запасом в 3 тыс. снарядов на трехдюймовое полевое и в 3,5 тыс. снарядов на горное орудие того же калибра. Их запас к концу 1916 г. составил 16,3 млн, а производство – до 3,5 млн в месяц. Его даже начали постепенно сокращать, так как оно с лихвой перекрывало потребности фронта – до 2,4 млн снарядов в месяц. Но разгон был велик, и к апрелю 1917 г. боезапас составил уже 4 тыс. снарядов на трехдюймовое орудие. Большой прогресс был и в снабжении фронта тяжелыми снарядами. Если в 1916 г. армия вступила с запасом 275 тыс. снарядов к 48-линейным гаубицам и 100 тыс. снарядов к 42-линейным пушкам и 6-дюймовым гаубицам, то в течение года на фронт было подано 2,15 млн снарядов к 48-линейным гаубицам и 750 тыс. снарядов к 42-линейным пушкам и 6-дюймовым гаубицам. Количество тяжелых орудий к началу 1917 г. выросло в 2,5 раза по отношению к показателям начала войны. Тем не менее запас снарядов к тяжелым орудиям всех калибров достиг 2 574 тыс., то есть более чем в пять раз больше запаса, с которым русская армия начинала войну47. Итак, результаты были, и совсем неплохие.
Несмотря на очевидность своих достижений, новому военному министру не удалось избежать непопулярности. Николаю II был нужен «посредственный человек», узкий специалист, он его и получил. Если предшественник Шуваева слишком активно увлекался политикой, то сам он был слишком аполитичен. Его, судя по всему, вообще не интересовали вопросы, напрямую не касавшиеся военного ведомства. В середине июля 1916 г., например, Нокс попытался поговорить с министром о перебоях в снабжении Петрограда мясом и получил следующий ответ: «Человеку лучше обходиться без мяса. Я всю жизнь соблюдаю все церковные посты и посмотрите, выгляжу неплохо. Некоторые животные едят мясо, другие – нет. Лев ест мясо, а слон нет. Но когда нам нужен помощник для работы, мы выбираем слона, а не льва. Петроград спокойнее без мяса»48. Вряд ли эта, как называет ее британский атташе, «простая крестьянская философия» была применима в данном случае, но все же эти вопросы лежали вне компетенции его собеседника, да и призван он был прежде всего для того, чтобы решать другие проблемы.
Любая оплошность нового военного министра приводила к организованной волне возмущения, которую пытались оседлать либералы, поддерживавшие Поливанова. Это было тем легче сделать, что Шуваев при поддержке Штюрмера начал систематическое наступление на Военно-промышленные комитеты. Поначалу количество заказов им резко сократилось, что дало ЦВПК повод объявить о том, что с ними ведется «борьба измором». Именно так называлась статья, опубликованная в июле 1916 г. в «Известиях ЦВПК». Величайшей опасностью для комитетов была наметившаяся тенденция военного ведомства выдавать заказы напрямую, минуя их Центральный комитет. Что же касается ревизии ЦВПК, проводившейся в августе 1916 г., то тут сомнения не было – она была объявлена заговором консерваторов49.
В ответ на решение Шуваева приостановить финансирование ВПК за срыв выполнения заказов и провести указанную ревизию Гучков предпринял достаточно традиционный для себя шаг – он вступил в публичную переписку с Алексеевым. Фактически это была провокация, которая позволяла ему придать финансовой проверке со стороны Военного министерства политический подтекст50. По данным Государственного контроля, на 1 (14) марта 1916 г. Военно-промышленные комитеты получили заказы на 228 млн руб.
(при сумме аванса до 50 %). Доля ЦВПК при распределении заказов равнялась 119 млн руб. Стоимость выполненных заказов к 1 (14) апреля того же года составила 2,2 % от общей суммы в 228 млн руб. При этом ЦВПК, получив за услуги по организации свой 1 % от суммы распределенных заказов – 1 113 тыс. руб., сумел довести свои расходы к 1 (14) апреля 1916 г. до 1 308 тыс. руб. В июле 1916 г. результаты проверки были опубликованы в прессе51. Вряд ли они могли способствовать укреплению позиций этой общественной организации. Для обороны годились любые средства, и в августе 1916 г. Гучков обратился с письмом и к министру внутренних дел, протестуя против арестов рабочих, входивших в организации, созданные ВПК. По его мнению, эти аресты ставили под угрозу спокойствие в тылу52.
Конечно, контроль над бюджетом и распределением казенных средств оставался при этом святая святых думской оппозиции. Двойственность проводимой ими политики была очевидна. Впрочем, это им не мешало. «Господа, – обращался к ним лидер черносотенцев, – гроши, собираемые пятачками с верующих, несущих свои желтенькие свечки, вы государственному контролю подчиняете (имеется в виду смета Священного синода – капитал свечных денег. – А. О.), а миллиарды казенных денег, которые широкой рекой текут через ваши общественные учреждения, вы государственному контролю не хотите подчинять»53. Оппозицию никогда не беспокоили такого рода «мелочи» и нестыковки, а Гучков вовсе не был настроен отказываться от той роли, которую позволяло ему играть руководство ЦВПК. Обращение к начальнику штаба Ставки превращалось в защиту нападением. Всего было написано два письма54. Гучков посылал свои письма и, по собственным словам, не ожидал на них ответа. Впрочем, лидеру октябристов это было не важно, он использовал самый факт своих обращений к Алексееву как своеобразное свидетельство идейной близости и не делал секрета из своих посланий к генералу55.
В результате Гучкову удалось имитировать наличие переписки между собой и Алексеевым – тексты писем распространялись по Петрограду и Москве. Правдоподобие этой истории придавало и то, что деловые контакты между ними имели место. Начиналось все с телеграмм руководителя ЦВПК к Алексееву, в которых он просил разрешения обсудить деятельность своего учреждения, для чего просил Алексеева в начале февраля 1916 г. принять своего заместителя А. И. Коновалова. Генерал дал согласие56. Судя по свидетельствам Гучкова, они встречались и в бытность Алексеева начальником штаба Юго-Западного и Главнокомандующим Северо-Западного фронтом: «Я к нему заезжал, докладывал о санитарных вопросах, о вопросах медицинской помощи, затем всегда говорил о своих впечатлениях от фронта. Я его очень ценил. Человек большого ума, большого знания. Недостаточно развитая воля, недостаточно быстрый темперамент для преодоления тех препятствий, которые становились по пути. Работник усердный, но разменивающий свой большой ум и талант на мелочную канцелярскую работу – этим он убивал себя, но широкого государственного ума человек…»57
Очевидно, именно «недостаточно развитую волю» генерала и пытался использовать фактом своей переписки с ним Гучков. Он подталкивал Алексеева если не к действиям, то к контакту с собой. Тексты писем были весьма острыми, после знакомства с ними действительно могло создаться впечатление, что между двумя этими людьми существуют весьма доверительные отношения. «И не чувствуете ли Вы на расстоянии из Могилева то же, что мы здесь испытываем при ежедневном и ежечасном соприкосновении… со всей правительственной властью. Ведь в тылу идет полный развал, ведь власть гниет на корню. Гниющий тыл грозит еще раз затянуть и Ваш доблестный фронт, и Вашу талантливую стратегию, да и всю страну в невылазное болото. А если Вы подумаете, что вся эта власть возглавляется г. Штюрмером, у которого (и в армии, и в народе) прочная репутация если не готового предателя, то готового предать, – то вы поймете. какая смертельная тревога за судьбу нашей родины охватила и общественную мысль, и народные настроения. Я уже не говорю, что нас ждет после войны – надвигается поток, а жалкая, дрянная слякотная власть готовится встретить этот катаклизм теми мерами, которыми ограждают себя от хорошего проливного дождя: надевают галоши и раскрывают зонтик»58.
