Гарри Тюрк - Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну
Командир атакующего подразделения поднял руку и крикнул: — Тиен лен! Для штурма эта команда была не столь нужна, потому что рядом с ним уже бежали вперед первые солдаты, их штыки блестели в последних лучах солнца. Трещали автоматы, боевые крики раздавались вокруг холма.
Капитан Пуге, который только что рассматривал взрывы снарядов в центре крепости, оказался поднятым в воздух на метр, как будто его бросила гигантская подземная катапульта. Упав, он потерял сознание. Его присыпало землей. То тут, то там кто‑то из легионеров пытался отстреливаться. Но атакующие так быстро ворвались на вершину, что сопротивление не успело организоваться.
Когда капитан Пуге пришел в себя и попытался двинуться, его заметил солдат Народной армии. За последние дни этот солдат, как и многие другие, успел хорошо выучить требование сдаваться на французском языке. Теперь, когда перед ним из‑под земли поднялся большой, широкоплечий француз, озиравшийся, еще не пришедший в себя, вьетнамец направил на него винтовку и крикнул: — Руки вверх! Вы пленный вьетнамской Народной армии.
Пуге ничего этого не слышал. В его ушах звенело, барабанные перепонки пострадали от взрыва. Но он видел перед собой вражеского солдата, маленького человека в сплетенном из бамбука с кусочками парашютного шелка шлеме. Он видел винтовку и длинный штык. Так что он безучастно сцепил руки за головой и ожидал выстрела. Но солдат подал одному из своих знак. — Уведи его в тыл. Он контужен, ничего пока не понимает…
Ночью вьетнамцы атаковали еще один узел сопротивления между уже взятым холмом С-1 бывшего опорного пункта «Доминик» и берегом реки, а также несколько мелких бункеров между С-1 и Нам — Юмом. К утру пала позиция 506, немного севернее подхода к мосту Муонг — Тан, оставшегося теперь без защиты, и, как выяснили саперы, не заминированного. В тоже утро солдаты Народной армии атаковали западную часть крепости, опорный пункт 301 к югу от командного бункера.
Повсюду распространялись сведения, что сопротивление французов слабеет. Все чаще поднимались белые флаги. Было видно, как французские солдаты приводили в негодность оружие, сжигали оставшиеся запасы топлива и боеприпасов. Перед командным бункером де Кастри на гриле догорали штабные документы. Утром 7 мая 1954 года капитулировали три последних узла сопротивления на левом берегу, разбитые снарядами подземные бункеры, обозначенные на картах Народной армии как 507, 508 и 509.
В полдень генерал Зиап появился в местах сосредоточения войск, ожидавших приказ на форсирование Нам — Юма и штурм командного центра де Кастри. Он был недалеко от моста, на правом берегу. Там поднимался дым. Артиллерия очень осторожно стреляла по центру, потому что рядом с ним был лазарет с ясно видимым красным крестом.
Зиап быстро догадался, что колониальная армия Франции, с удовольствием украшавшая себя ореолом гуманности, не упустила бы случая показать всему миру, что освободительные силы нарушают правила ведения войны, на которые сама Франция, как только ей предоставлялась такая возможность, не обращала никакого внимания. Главнокомандующий высказался по этому поводу, когда командиры обратили его внимание на эту проблему, что мы победим — так или иначе. Теперь они там готовятся к концу, думал генерал, рассматривая местность, удерживаемую противником, через стереотрубу. Он понял, что по ту сторону реки у врага не было никакой системы обороны. Повсюду лежали разбитые пушки, дымили топливные склады. Защитники, если они еще были способны на сопротивление, зарывались еще глубже в землю. Куда глубже, чем вначале, когда они еще мечтали о «кавалерийских наскоках на горы», о быстрых рейдах, о победах.
Зиап взглянул на часы. Он получил донесение, что выделенные для атаки части готовы к последнему штурму. Он вызвал командира саперов, чтобы тот посмотрел через стереотрубу.
— Вы видите на том конце моста укрепления?
— Нет, товарищ главнокомандующий, — ответил тот. — У противника там всего лишь контрольный пост, чтобы не пропускать к центру дезертиров, устроивших себе лагерь на берегу реки. В центре они пытались воровать продовольствие. Кстати, я во многих местах вижу белые флаги, над стрелковыми ячейками и отдельными бункерами…
— Я тоже их видел, — подтвердил генерал. Он снова посмотрел на часы и задумался. Противник получил такой сильный удар, что еще долго не сможет собраться с силами. По всему опыту, который Во Нгуен Зиап накопил за долгие годы вооруженного сопротивления, как раз сейчас наступает момент, когда следует нанести новый удар, если есть для этого силы. Силы у нас есть, думал Зиап. И мы полны решимости как можно быстрее закончить битву в этой долине, о которой уже говорит весь мир.
— Почему мы тогда этого не делаем?
Он не заметил, что сказал эту фразу вслух. Командир саперов, стоявший рядом, сказал: — Повторите, пожалуйста, товарищ главнокомандующий.
Зиап посмотрел на него и сказал только одно слово: — Атакуйте!
Примерно в то же время рука де Кастри царапала трубку радиотелефона. На другом конце провода, в Ханое, был Коньи, говоривший о том, что нужно продержаться, устоять, о запланированных сбросах новых контейнеров, об умном использовании оставшейся в крепости артиллерии. Он осведомился, были ли эвакуированы все раненые с потерянных на восточном берегу опорных пунктов. Как будто у него не было точных донесений обо всем, происходившем в крепости.
Де Кастри догадывался, что эта беседа записывается на пленку. Потом хитрый Коньи воспользуется ею как доказательством, что он не знал достоверно о том, что положение защитников Дьенбьенфу безнадежно.
У него были аналитические справки и материалы аэрофотосъемки, сделанные самой современной американской аппаратурой, на которых было прекрасно видно, что пространство, удерживаемое де Кастри, уменьшилось до квадрата со сторонами примерно по пятьсот метров.
— Если мы…, — с трудом выдавил из себя де Кастри, — предположим, если мы сможем продержаться до наступления темноты, тогда вы дадите свое согласие на то, что я с остатками гарнизона все же как‑то попытаюсь прорваться?
Коньи не отказался дать согласие. Больше того, он начал фантазировать, что лежащий дальше всех на юге, пока удерживаемый, но уже полностью изолированный опорный пункт «Изабель» должен поддержать прорыв своим артиллерийским огнем. «Изабель», по мнению Коньи, продолжавшего пустословить вопреки своим собственным убеждениям, сможет сама продержаться дальше, более того, сможет стать фундаментом нового укрепленного района в долине.
— У вас там еще свыше двух тысяч снарядов! — призывал он де Кастри. Но тот лишь саркастически заметил, что на всей «Изабель» есть лишь одна пушка. А Коньи, казалось, не услышал этого. Тогда де Кастри грубо бросил трубку. Коньи, правда, воспринял это как помехи на линии и завершил со своей стороны беседу заверением, что он еще раз выйдет на связь в течение дня.
— Ланглэ! — крикнул де Кастри. Когда его заместитель отодвинул бамбуковый занавес на входе в бункер, де Кастри потребовал от него уничтожить все, что могло бы дать противнику сведения о стратегических намерениях Франции, а также все личные документы, вплоть до грамот о награждении орденами.
Подполковник молча закурил, потом приказал радисту передать это распоряжение во все подразделения, с которыми еще была связь. Не прося разрешения у де Кастри, он сам отдал распоряжение о приведении всего оружия в нерабочее состояние и о прекращении сопротивления в случае новой атаки противника. Он не говорит прямо о капитуляции, но все его понимают. Остатки крепости ожидают последнего удара. Тот, кто голоден, устал до смерти, тяжело ранен, кого мучит дизентерия, тот с нетерпением ожидает конца, того или иного. Все должно закончиться, наконец‑то.
В 15.00 начинается последний массированный артобстрел очагов сопротивления французов, из которых еще стреляют. В первый раз реактивные минометы выпускают несколько залпов. Проносящиеся с ревом ракеты ударяют по французским позициям, и те прекращают сопротивление. На восточном берегу реки командиры взводов Народной армии поднимают вверх кулаки и дают тем самым сигнал к штурму.
Штурмовые отряды бегом преодолели последние метры перед мостом Муонг — Тан. Солдаты уже ощущали победу; они видели, что враг уже не стреляет. Солдаты закатали свои зеленые штаны по колено, как крестьяне на рисовых полях, и босиком пробирались по жидкой грязи, в которую превратилась земля после многодневных дождей. Не встречаясь с сопротивлением, первые отряды преодолели покрытый деревянным настилом железный мост. На другом его конце было лишь несколько нор, из которых вылезали французские солдаты с поднятыми вверх руками. Тут и там трепетали на ветру куски белой ткани. Над листом из волнистого железа, накрывавшего командный бункер, тоже развевалось белое полотнище. Никого не было видно.
