«Тихие» американцы - Коллектив авторов
…Очень уж откровенен этот парень. Подозрительно откровенен. А почему, собственно, подозрительно? Ну, сосед. Ну, частенько встречал его на улице, когда тот гулял с сыном. Так ведь это же ты сам, Дэнни Лофтин, первым как-то поклонился ему! Так с тех пор молча и раскланивались, встречаясь на Пушкинской. И вот однажды…
Время близилось к обеду. Казачков знал, что Лофтин вот-вот должен появиться дома: он был пунктуален. Вскоре действительно подкатила машина. Теперь оставалось ждать…
Казачков прошел коротким путем — проходными дворами и оказался возле нужного подъезда. Постарался встать так, чтобы не привлекать ничьего внимания. В два часа дня на площадке этажа, где жил Лофтин, хлопнула дверь. Послышались шаги. Казачков вышел из укрытия, подошел к вице-консулу и представился. Назвался и Лофтин: Дэн.
— Я хотел бы встретиться с вами в более подходящей обстановке. У меня есть для этого квартира, не очень далеко, на канале Грибоедова.
— Зачем?
— Дело связано с выездом, и мне хотелось бы обговорить кое-какие вопросы. Уверяю вас, это безопасно.
Казачков дал адрес. Лофтин сказал, что свяжется с ним позднее. На том и разошлись.
Шли дни. Лофтин не объявлялся. Казачков нервничал. Но каждый при этом продолжал заниматься своим делом. Один — спекулировал. Другой…
30 июня 1975 года Дэнни Мак Артур поехал в Москву, где пробыл до 3 июля. Что делал — нам неизвестно. 12 июля Лофтин поехал в Хельсинки, где за вывеской американского дипломатического представительства разместился крупный разведывательный центр. 15 июля вернулся в Ленинград. С 14 по 16 августа он вновь побывал в Москве, а через три дня, то есть 19 августа 1975 года, у него наконец состоялась обещанная встреча с Казачковым.
Итак, мы знаем, что Лофтин вышел из дома в шесть часов утра, на что, естественно, обратил внимание дворник. Куда он поехал — неизвестно. Известно лишь, что милиционер видел стоящую у Обводного канала автомашину марки «Жигули» темно-синего цвета с дипломатическим номером Д 04-055. В машине никого не было. Часы показывали десять утра.
Двумя часами раньше в квартиру Казачкова, адрес которой он сообщил Лофтину, кто-то позвонил. Михаил Петрович не имел обыкновения отворять двери на случайные звонки — обычно его заранее предупреждали о визите по телефону. Так он поступил и на этот раз. Неизвестный был настойчив, но Казачков дверь так и не открыл. В десять часов утра Казачков и Фаина Ильинична Велле (она в это время гостила в Ленинграде, а жена с сыном отдыхали в Эстонии) вышли из дома, и в садике напротив Михаил Петрович увидел вице-консула. Они издали поприветствовали друг друга, и вдвоем с Лофтиным вернулись на квартиру, оставив Фаину Ильиничну в саду.
— Вы, наверное, уже потеряли надежду увидеть меня? К сожалению, не было никакой возможности. Скажите, нас не подслушивают?
Казачков включил радио.
— Давайте объясняться письменно, — для большей безопасности предложил Лофтин.
Из показаний Михаила Казачкова:
— Лофтин попросил меня ответить на вопросы анкеты, которую принес с собой. Он сказал, что как только я это сделаю, с того же дня начнется срок, необходимый для получения американского гражданства. Анкета была отпечатана на машинке по-русски, состояла из двух небольших листков. Вверху была строчка: «Бумага растворяется в воде со всем, что на ней написано». Помню, что Лофтин достал ее из блокнота, в котором листы были такого же размера и цвета. Помимо обычных вопросов, касающихся времени и места рождения, состава семьи, работы, там были такие: Есть ли автомобиль? Отношение к воинской обязанности. Были ли отношения с КГБ? Отношение к секретным работам. Подал ли на выезд, когда? И еще один вопрос, который поразил меня больше всего; кого еще знаю из американцев, кроме профессора Дункана Райта?
Здесь необходимо пояснить, почему этот последний вопрос так удивил Казачкова. Дело в том, что Михаил Петрович как-то познакомился с американским профессором в академической библиотеке. Райт выразил желание побывать у Казачкова дома. Но встреча тогда не состоялась.
Михаил Петрович и думать забыл о случайном знакомстве, никому о нем не рассказывал, а уж Лофтину во время их первой встречи и подавно. Между тем американский разведчик располагал этой информацией. От кого?
Из показаний Михаила Казачкова:
— Я ответил письменно на все пункты. Лофтин сказал, что нужно только ставить номер каждого вопроса и сразу писать ответ. Писал, кажется, шариковой ручкой, которую дал мне Лофтин. Лофтин интересовался, чем занимается наш институт, есть ли у него закрытые направления. Спросил об одной очень важной теме, поинтересовался, не знаю ли я, какое учреждение занимается ею. Я ответил на его вопрос, назвал один из институтов, где он находится. Есть ли у меня знакомые в том институте. Я сказал, есть. Кто? Я написал фамилию этого человека, моего друга, которого я давно знаю. В это время вернулась Фаина Ильинична, но она Лофтина не видела, была в кухне. Я вновь попросил Лофтина помочь мне уехать и отправить некоторые картины и книги дипломатической почтой. Он ничего не ответил, но сделал какую-то пометку в блокноте. Когда мы прощались, Лофтин спросил, не нуждаюсь ли я в деньгах. При нем были триста рублей, которые он мне предложил. Он сказал, что мог бы помочь открыть счет в заграничном банке, Я отказался, сказав, что это несвоевременный разговор. Лофтин еще раз спросил, смогу ли я собрать информацию по секретной теме, и если да, то нужно будет передать ее ему при следующей встрече. Он же предложил систему встреч. Каждую среду, начиная с третьего сентября, между 10 и 11 часами утра я должен быть возле магазина «Старая книга», на углу Герцена и Невского. И ждать появления машины с американским дипломатическим номером. Машина должна либо медленно проехать мимо, либо припарковаться и постоять минут десять. Это значит, что в этот же день, в полночь, Лофтин будет ждать меня в подъезде своего дома. Своей приятельнице я сказал, что встречался с американским дипломатом. Встреча носила коммерческий характер. В действительности же я сразу понял, что имею дело с представителем разведывательной службы.
Оставим в стороне сомнительную законность этой встречи: к лицу ли дипломатическому представителю иностранной державы, к тому же работнику консульства, устраивать ее с гражданином страны пребывания? Разве нет для этого иных — общепринятых форм, которые не бросали бы тень на дипломатический статус? Допустим, Лофтин настолько сердоболен, что решился помочь Казачкову даже в ущерб
