Дмитрий Верхотуров - Фиаско 1941. Трусость или измена?
В итоге получалась некая абстрактная Красная Армия, которая на абстрактной территории готовилась к отражению абстрактного противника. Конечно, при таком подходе нетрудно было выдвинуть любые точки зрения и насобирать факты в их обоснование, а потом запальчиво спорить с оппонентами.
Но совершенно очевидно, что движение СССР и Германии к войне в 1940-м и особенно в 1941 году было единым историческим процессом, в котором обе стороны были в определенной степени взаимосвязаны друг с другом, и эта взаимосвязь носила сложный и динамичный характер. Это и разведка, и дипломатические контакты, и торговые отношения, и дезинформация, причем двухсторонняя, и военное строительство, и подготовка армий. Все это оказывало определенное влияние на подготовку к войне. Сам процесс подготовки к войне с обеих сторон шел на совершенно конкретной территории, главным образом в бывшей Польше, у которой были свои экономические и инфраструктурные характеристики. Игнорировать это просто абсурдно, хотя очень многие историки и публицисты этим занимались десятилетиями.
Если мы поставим рассмотрение вопроса в такой контекст, то мы сразу увидим, что роль объективных факторов в поражении в начале войны была очень высока.
Во-первых, экономическое развитие районов бывшей Польши и стран Прибалтики, которые в 1939–1940 годах отошли к СССР, было настолько низким, что это не позволяло в короткие сроки провести все необходимые оборонительные меры, в частности реконструировать железные дороги, построить новые военные объекты, построить оборонительную линию вдоль границы. Армия не имела в этих районах военно-промышленной базы, поскольку ни военных, ни гражданских предприятий, пригодных для обслуживания вооружения и техники, здесь просто не было. Наличных народно-хозяйственных ресурсов было мало, да и советская политика на присоединенных территориях исключала проведение жестких военно-хозяйственных мер. Наоборот, в эти же годы велось интенсивное народно-хозяйственное строительство в рамках помощи экономическому развитию Западной Белоруссии и Западной Украины. В сущности, присоединение новых территорий серьезно ослабило готовность западных рубежей СССР к обороне.
Немцам же досталась наиболее развитая часть бывшей Польши, в том числе и те ее части, которые до Первой мировой войны входили в состав Германской и Австро-Венгерской империй и получили первоначальное индустриальное развитие. Именно в этой части Польши до 1939 года были сосредоточены почти все индустриальные и транспортные проекты польского правительства. Захват этой части Польши весьма серьезно усилил военные возможности Германии. Кроме того, Восточная Пруссия была единственным регионом в Прибалтике, который не испытал масштабной деиндустриализации и в 1930-е годы неплохо развивался в направлении усиления военно-хозяйственного потенциала. В общем итоге пропускная способность железных дорог, использованных немцами, почти в 2,5 раза превосходила пропускную способность железных дорог на советской приграничной территории, а развертывание немецкой армии опиралось на хорошую военно-промышленную базу. Иными словами, военно-экономические условия для Германии были изначально намного лучше, чем для СССР, что и дало немцам решающее преимущество перед войной – возможность быстро перевезти, развернуть и снабдить всем необходимым крупные группировки войск. Военно-хозяйственное преимущество летом 1941 года было на стороне Германии.
Во-вторых, план по реорганизации и увеличению численности Красной Армии, составленный на 1938–1942 годы, на момент начала войны не был завершен в своей реализации. К тому же планы развития армии неоднократно менялись под давлением быстро меняющейся обстановки в Европе, что придавало процессу реорганизации хаотичный и трудноуправляемый характер. Это породило ряд проблем, важнейшими из которых были несколоченность и низкая боеготовность частей и соединений, особенно танковых, некомплект личного состава, боевой техники и вооружений, а также слабость тыловых органов армии, в особенности ярко проявившаяся в приграничных военных округах.
Напротив, Вермахт уже прошел наиболее сложные стадии реорганизации армии для ведения крупномасштабной войны еще в конце 1930-х годов, и его развертывание перед нападением на СССР велось на основе хорошо продуманного плана, составленного с учетом уже имеющегося боевого опыта войны против самой сильной армии в Европе – французской. Кроме того, боевой опыт в Польше, Франции, Африке и на Балканах позволил немцам быстрее выявить и устранить недостатки в организации армии, в оснащении, в работе тыловых органов, лучше подготовить армию к проведению глубоких наступательных операций. Красная Армия все эти задачи решала уже в ходе войны. Немецкая армия в 1941 году была значительно лучше подготовлена к ведению крупномасштабной войны и осуществлению крупных и глубоких наступательных операций, чем Красная Армия.
В-третьих, низкая пропускная способность железных дорог в приграничных районах не позволила командованию Красной Армии сконцентрировать достаточно войск, чтобы не допустить вторжения противника. Более того, проблемы с перевозками и расквартированием войск заставили вынужденно пойти на рассредоточение частей по разным населенным пунктам, вплоть до помещичьих усадеб и хуторов, а также по военным городкам, оставшимся от бывшей польской армии. В начале войны это рассредоточение в сочетании с низкой пропускной способностью железных дорог и слабостью тыловых органов привело к тому, что войска не смогли сосредоточиться ни для обороны, ни для контрударов, вступали в бой разрозненно, что позволяло немцам бить их по частям при своем численном превосходстве.
Немцы же свои силы сконцентрировали в мощные ударные группировки, которые имели решающий численный перевес над противостоящими им соединениями Красной Армии.
Кроме того, немцы имели важное преимущество в том, что они захватили в Варшаве и других городах бывшей Польши исчерпывающие сведения о военной и хозяйственной инфраструктуре на территории бывшей Польши, отошедшей к СССР, что позволило им нанести столь эффективные авиаудары по войскам, складам, железнодорожным станциям и перегонам, в частности, совершенно разрушить проводную связь, лишив войска управления. Эти удары уже в первые дни войны фактически изолировали театр военных действий, в особенности в Белоруссии.
В-четвертых, все приготовления к нападению немцы проводили под прикрытием масштабной кампании по дезинформации, в которой лично участвовал Гитлер. Хотя советское руководство этой дезинформации не поверило, все же она имела самые разнообразные негативные для Советского Союза последствия. Так, именно дезинформационная кампания замедлила проведение оборонительных мер в наиболее важное время, в апреле – июне 1941 года, постоянные германские обещания продолжения переговоров заставляли Сталина и Молотова придерживаться курса, сформулированного фразой «не поддаваться на провокации». Когда же намерения Германии для высшего советского руководства стали ясны, осталось слишком мало времени даже для приведения войск в боеготовность и занятия ими оборонительных рубежей. Дезинформационная кампания серьезно облегчила немцам вторжение в СССР.
В-пятых, общая политическая обстановка в Европе и успехи Германии в войнах, которые в общих чертах были известны подавляющему большинству советских граждан и красноармейцев, а также последствия немецкой дезинформации серьезно влияли на людей и на их оценку положения. Германия воспринималась как очень сильная страна, раз она так быстро последовательно сокрушила главных вероятных противников Советского Союза в межвоенный период, а доступная информация говорила о хороших советско-германских отношениях и возможных перспективах их дальнейшего улучшения. Все это далеко не лучшим образом сказывалось на подготовке к войне, что хорошо видно хотя бы на примере командующего Западным ОВО Д.Г. Павлова. Начало войны оказалось связано с шоком и временной растерянностью, что в сочетании с внезапностью нападения, численным перевесом и другими факторами помогло немцам в первые дни войны достичь серьезных успехов.
Однако, как показывают многочисленные факты, Красная Армия в целом очень быстро преодолела шок и растерянность, и уже на второй день войны перешла к контрударам. В дальнейшем сопротивление только нарастало, даже в тех случаях, когда войска терпели поражение и несли большие потери. Фактов, говорящих об этом, причем засвидетельствованных как советскими, так и немецкими источниками, столь много, что все утверждения Марка Солонина о том, что якобы Красная Армия «не хотела воевать» и разбежалась, нужно считать не более чем наглой фальсификацией.
Итак, можно сделать общий вывод о том, что поражение Красной Армии в 1941 году было обусловлено цепочкой объективных причин, многие из которых сложились задолго до войны и на которые ни советское правительство, ни армия не могли повлиять в короткие сроки. И эти объективные причины резко перевешивают все, что обычно относилось к персональной ответственности тех или иных руководителей или представителей военного командования.
