Николай Лузан - Кто, если не мы
— Вот и договорились. Я жду, — закончил разговор Рудаков и немедленно начал действовать, нажал клавиши на переговорнике — ответили Первушин с Охотников, и потребовал: — Александр Васильевич, Андрей Михайлович, немедленно зайдите ко мне и прихватите сводки наружного наблюдения и прослушивания телефонных переговоров Орехова!
— Есть! — ответили они.
Рудакову уже было не до ориентировки. Отложив ее в сторону, он сосредоточился на предстоящем разговоре и пытался понять, что могло стоять за обращением Орехова. Дерзкая попытка перехватить инициативу и навязать свою игру, чтобы выиграть время, или им двигали обыкновенные человеческие чувства — растерянность и страх человека, у которого большая часть сознательной жизни проходила под грифом «Секретно». Некоторую ясность могли внести сводки наружного наблюдения и прослушивания телефонных переговоров Орехова после встречи с Эдвардом-Лазаревым. Рудаков бросил нетерпеливый взгляд на часы — с минуты на минуту Орехов мог появиться в управлении, и надавил на клавиши переговорника, чтобы поторопить Первушина и Охотникова. Они уже были на пороге кабинета. Рудаков кивнул им на кресла и объявил:
— Скоро здесь будет Орехов.
— Как?! Зачем?! — в один голос воскликнули Первушин и Охотников.
— А вот так. Только что звонил и доложил, что его хотели завербовать американцы.
— Вот так и сказал, что вербовали?! — изумился Первушин.
— А на что он рассчитывает в разговоре с Вами, Александр Юрьевич? — задался вопросом Охотников.
— Давайте не будем гадать! — потребовал Градов и спросил: — Анализ сводок наружного наблюдения и прослушивания телефонных переговоров Орехова после встречи с Лазаревым у вас есть?
— Да! — доложил Первушин.
— И что мы имеем?
— После разговора с Лазаревым-Эдвардом Орехов рванул из клуба так, будто одно место намазали скипидаром.
— Про свою трость даже забыл, — отметил Охотников.
— Такое впечатление, что в лице Лазарева он увидел исчадие ада…
— Стоп-стоп, Александр Васильевич, давай без ужасов, оставь их для своих картин, — остановил его Рудаков и потребовал: — Давайте говорить языком контрразведки: имела ли место попытка выхода Орехова на прямой контакт с резидентурой ЦРУ в Москве после беседы с Лазаревым?
Первушин и Охотников покачали головами.
— Но если этого не было, то тогда остается как вариант связь через тайник, — рассуждал Рудаков о возможных способах выхода Орехова на ЦРУ.
— Маловероятно, — исключил Первушин и пояснил: — По данным наружки, он, вернувшись из клуба, квартиры не покидал и все еще находится дома.
— А если Орехов использует в качестве канала выхода на ЦРУ связь через спутник или Интернет?
— Специалисты работают над этим, и в ближайшие часы мы будем располагать необходимой информацией.
— Александр Васильевич, надо бы поторопить коллег. Сейчас дорог не только час, но и каждая минута. Орехов располагает важной информацией, и ее утечка к ЦРУ может нанести непоправимый ущерб нашей обороне, — напомнил Рудаков.
— Есть, Александр Юрьевич, немедленно свяжусь и. — договорить Первушину не удалось — зазвонил телефон.
Рудаков снял трубку. Ему ответил дежурный по управлению и доложил:
— Товарищ генерал, к Вам прибыл заместитель генерального директора 53-го НИИ Орехов.
— Геннадий Николаевич, проводите его ко мне! — распорядился Рудаков и предложил Первушину и Охотниковым: — Товарищи, подождите у себя!
Они покинули кабинет. Рудаков, убрав со стола секретные документы в сейф, приготовился к встрече Орехова. Тот не вошел, а скорее, вполз в кабинет. На нем не было лица, в глазах плескался ужас, губы сотрясала судорожная дрожь, а ноги подкашивались.
— Борис Флегонтович, что с Вами?! Вам плохо? — воскликнул Рудаков и поспешил к нему навстречу.
Ответа он так и не услышал. Орехов, бросив на него очумелый взгляд, развернулся и ринулся в коридор. Рудаков не знал, что и думать: поведение Орехова обескуражило, схватился за трубку телефона, чтобы поднять по тревоге дежурную группу, но она не понадобилась. На пороге робкой тенью снова возник Орехов и, тыча пальцем в коридор, срывающимся голосом произнес:
— О-онтам.
— Кто, он? — ничего не мог понять Рудаков.
— Американец.
— Какой еще американец? О чем Вы, Борис Флегонтович?
— Александр Юрьевич, это он! Точно он, только без трубки!
— Чт-о?! Какая трубка? О ком Вы?
— Американец! Эдвард! Это он приставал ко мне в клубе! Э-то церэушник, Александр Юрьевич! — срывалось с побелевших губ Орехова.
Рудаков не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать. Оперативная комбинация «Катализатор», призванная подтвердить или опровергнуть версию о связи Орехова с американской разведкой, получила совершенно неожиданное развитие. Случайная встреча с Лазаревым-Эдвардом в коридоре управления могла свести с ума даже человека с нервами более крепкими, чем у Орехова. Его безумный взгляд красноречиво говорили об этом. Подхватив под руку совершенно потерявшего голову ученого, Рудаков усадил в кресло и подал стакан с водой. Выпив, Орехов все еще не мог взять себя в руки, и Рудакову пришлось еще несколько минут успокаивать его. И когда нервный стресс у Орехова от встречи в управлении с «американцем» прошел, Рудаков, наконец, услышал рассказ об истории, приключившейся с ним накануне в клубе «Джентльмен с трубкой». Несмотря на то что Орехов часто путался, перескакивал с одного на другое, его поведение, мимика лица, а больше глаза говорили Рудакову — перед ним не шпион. Лишним подтверждением тому служило стойкое убеждение Орехова в том, что в коридоре управления ему встретился Эдвард. В сложившейся ситуации Рудакову ничего другого не оставалось, как обратить это эпизод в шутку.
— Борис Флегонтович, если в нашем коридоре и появится американец, то только в наручниках, — с мягкой иронией заметил он.
— И все-таки, как они похожи! Нет, я не мог ошибиться, у меня хорошая память на лица.
— В Вашем состоянии каждый второй будет похож на Эдварда.
— Извините, Александр Юрьевич, нервы! Я до сих пор не могу прийти в себя.
— Борис Флегонтович, теперь Вам нечего опасаться. Вы правильно поступили в непростой ситуации и вовремя обратились к нам.
Орехов приободрился и шутливо заметил:
— Александр Юрьевич, после таких испытаний я готов быть и Штирлицем, и Бондом.
Рудаков лукаво улыбнулся и в тон ему ответил:
— Борис Флегонтович, я это принимаю к сведению. А пока рекомендую не спешить менять трубку товарища Сталина на трубку господина Даллеса — это не наш выбор.
— Да-да! — живо согласился Орехов и с возмущением заявил: — Ничего у них не выйдет! Русские ученые не торгуют секретами! Теперь я понимаю, что негодяй Эдвард неспроста предлагал обмен.
— Я тоже так думаю. Мы займемся им. Еще раз большое спасибо за информацию, — поблагодарил Рудаков и, проводив Орехова на выход, пригласил к себе Первушина и Охотникова.
По его лицу они догадались о результатах беседы, и Первушин С грустью обронил:
— Что, Александр Юрьевич, одним подозреваемым стало меньше?
— Да, — подтвердил Рудаков, и в его голосе прозвучали горькие нотки: — Опять пустышка. Ну, да ладно, что имеем в сухом остатке?
— Осталось три человека.
— Какая на них есть фактура?
— В справке я изложил существо материала, — пояснил Первушин и передал Рудакову документ.
Тот склонился над ним. В нем была отражена многодневная кропотливая работа подчиненных и сотрудников других служб ФСБ по поиску агента ЦРУ в руководстве 53-го НИИ. Его круг сузился до трех человек. Все они имели прямой доступ к совершенно секретным материалам, которые стремилась заполучить американская разведка. Все трое поддерживали, кто — прямые, а кто — опосредованные через Интернет, контакты с иностранцами. У всех троих в последнее время значительно улучшилось материальное положение семей. Источники такого быстрого роста благосостояния до конца пока не были ясны. Анализируя материалы справки, Рудаков в сухих, лаконичных строчках пытался найти ответ на вопрос: что могло подтолкнуть солидного ученого на путь предательства?
«Корысть? Непомерное тщеславие и амбиции? Банальный авантюризм или больная психика, подвигнувшие поиграть в эдакого Джеймса Бонда? Религиозный или национальный мотив? Так что же?» — размышлял Градов и искал ту самую «зацепку», что позволила бы вывести на изменника.
Им мог быть кандидат технических наук полковник Петр Николаевич Ребров. В большую науку он пришел из войск. Начинал работу в институте с должности младшего научного сотрудника. В смутные времена подрабатывал на стороне, потом снова вернулся в науку. В течение пяти лет проводил исследования и готовил материал для защиты докторской диссертации, но она не состоялась. Год назад оппоненты «слили» ее в урну, а вместе с ней и его перспективу занять должность заместителя гендиректора института. В результате Ребров ополчился на весь мир и принялся искать на стороне тех, кто мог бы вложить средства в его изобретение. Это могло стать серьезным мотивом, побудившим его искать связи с ЦРУ.
