Моссад. Самые яркие и дерзкие операции израильской секретной службы - Михаэль Бар-Зохар
В середине января 1965 года, через несколько недель после того, как Эли покинул Израиль, в почтовом ящике Надии Коэн оказалась красивая открытка. «Моя дорогая Надия, — писал Эли по-французски. — Всего несколько строк, чтобы пожелать вам счастливого Нового года, который, я надеюсь, принесет счастье всей нашей семье. Много поцелуев моим дорогим — Фифи (Софи), Ирис и Шайке (Шаулу) и тебе, от всего сердца — Эли».
Когда Надия получила эту открытку, Эли, после избиений и пыток, лежал на каменном полу дамасской тюрьмы.
Уже несколько месяцев Мухабарат — сирийская секретная служба — был в состоянии повышенной готовности. Тревогу забил Тайара, глава палестинского отделения Мухабарата. Тайара заметил, что начиная с лета 1964 года почти каждое решение, принимавшееся правительством Сирии вечером или ночью, на следующий день передавалось в арабоязычных программах Kol Israel — израильского государственного радио. Более того, Израиль обнародовал некоторые совершенно секретные решения, принимавшиеся за закрытыми дверями. Тайара был поражен точностью израильских бомбардировок во время событий 13 ноября. Его логический вывод состоял в том, что у израильтян была точная информация о расположении сирийской армии на линии фронта и они точно знали, где и как нанести удар. Он уверился в том, что у Израиля есть шпион в высших правительственных кругах Сирии. Полученная от шпиона информация передавалась Kol Israel за считаные часы. Это означало, что он направляет свои отчеты по радиосвязи. Где находился передатчик?
Осенью 1964 года Тайара и его коллеги предприняли титанические усилия, чтобы при помощи советского оборудования установить местонахождение секретного передатчика, но потерпели неудачу.
И наконец в январе 1965 года им улыбнулась удача.
Советское судно выгрузило в порту Латакия несколько огромных контейнеров с новыми средствами связи. Оно должно было заменить устаревшие приборы сирийской армии. Модернизация оборудования состоялась 7 января 1965 года. Чтобы установить новые устройства и проверить их, вся армейская связь была отключена на двадцать четыре часа.
Когда по всей стране прекратился обмен армейскими сообщениями, дежурный офицер у армейского радиоприемника заметил единственную слабую передачу. Передачу шпиона. Офицер потянулся к телефону.
Отряды Мухабарата, оснащенные советскими локаторами, сразу же отправились на поиски источника передачи. Как назло, передача прекратилась до того, как они добрались до места. Однако лихорадочные расчеты технического специалиста указывали в одном направлении: дом Камаля Амина Табета.
«Это ошибка», — сделал вывод старший офицер Мухабарата. Было немыслимо, чтобы Табет, которого лидеры Баас хотели назначить министром в следующем кабинете, оказался шпионом. Табет был вне подозрений.
Но вечером передача возобновилась. Мухабарат опять отправил машины на поиск и снова получил тот же результат.
Ровно в восемь утра, солнечным январским днем, четверо сотрудников Мухабарата ворвались в роскошный дом в районе Абу-Рамен. Они выбили входную дверь, сорвав ее с петель, а затем ворвались в спальню с оружием в руках. Шпион был там, но он не спал. Его поймали с поличным во время передачи. Он вскочил на ноги и повернулся лицом к офицерам; он не пытался бежать и не сопротивлялся. На этот раз шансы были против него. «Камаль Амин Табет, — прогремел командир. — Вы арестованы!»
Новости распространились по Дамаску со скоростью лесного пожара. Фантастично, абсурдно, невозможно, полный бред! Не было слов, чтобы выразить потрясение и недоверие сирийских лидеров, когда они услышали эту новость. Мог ли один из лидеров правящей партии, личный друг президента, миллионер и герой светской хроники быть шпионом?!
Но доказательства были неопровержимы. Передатчик, который Табет прятал за оконными ставнями, крошечный резервный передатчик, спрятанный в большой люстре в гостиной, микрофильмы, начиненные динамитом сигары, страницы с кодами… Этот человек действительно был предателем.
Охваченные паникой лидеры сирийского режима распорядились провести тщательное расследование. Что именно знал Табет? Был ли у него на них компромат? Президент Хафез сам пришел допросить его в камере. «Во время допроса, — позже рассказывал Хафез, — когда я посмотрел в глаза Табета, у меня внезапно появилось ужасное подозрение. Я почувствовал, что человек передо мной вовсе не араб.
Очень осторожно я задал ему несколько вопросов о мусульманской религии, о Коране. Я попросил его прочитать суру аль-Фатиха — первую главу Корана. Табет едва смог процитировать несколько стихов. Он пытался оправдаться, сказав, что покинул Сирию еще очень молодым и память изменяет ему. Тогда я понял: он был евреем».
Палачи в Дамаске сделали остальное. Когда Табет все еще без сознания лежал в темной камере, с лицом и телом, покрытыми чудовищными ранами, с вырванными ногтями, его признание было поспешно передано генералу Хафезу. Этот человек не был Табетом. Это был Эли Коэн, израильский еврей.
24 января 1965 года Дамаск официально объявил «об аресте важного израильского шпиона». Старший офицер, вне себя от ярости, прорычал на пресс-конференции: «Израиль — это дьявол, а Коэн — агент дьявола!»
Паника распространилась по всему Дамаску. Был ли Коэн одиноким волком или главой разведывательной сети? Один за другим были арестованы 69 человек; 27 из них были женщины. Среди подозреваемых были Маджид Шейх аль-Ард, Джордж Салем Сейф, Захер ад-Дин, высшие чиновники Министерства пропаганды, проститутки и другие женщины, личности которых не были обнародованы. Было допрошено четыреста человек, поддерживавших контакты с Табетом. Расследование выявило ряд серьезных проблем. Многие из политических, военных и деловых лидеров Сирии были ближайшими друзьями Коэна. Они были неприкосновенны для следователей. Их имена нельзя было упоминать, так как любой публичный намек мог создать впечатление, что они замешаны в шпионаже Табета. Сирийцы также обнаружили, что Табет приложил все возможные усилия для того, чтобы никто из его информаторов не был упомянут в прессе; по этой причине было очень сложно установить истинные масштабы разведывательной сети.
В Израиле военная цензура наложила полный запрет на любые упоминания об аресте Коэна. Израильтяне все еще надеялись спасти его и были полны решимости не допустить, чтобы новости
