Елисей Синицын - Резидент свидетельствует

Наконец, Сталин определил линию поведения Жданова в беседе с Паасикиви. Договорились они и о том, что встречу следует провести до заседания Совета Министров.

Учитывая срочность вопроса, Жданов собирался уже сегодня вечером договориться с Паасикиви о встрече с ним утром в десять часов. Я посоветовал ему, что лучше это сделать завтра в семь часов утра, за час до совещания Совета Министров, а сегодня не тревожить его, поскольку в обычае финнов рано ложиться спать и рано вставать утром. Жданов, посмотрев на часы, согласился.

На следующий день утром Терешкин позвонил в канцелярию премьер-министра и сообщил, что председатель СКК Жданов просит Паасикиви посетить его в десять часов для беседы. Только через полчаса ему сообщили о согласии. Встреча состоялась.

В середине того же дня я заехал в резиденцию и задал вопрос Терешкину, как прошла встреча с Паасикиви. Тот ответил, что беседа проходила в спокойной обстановке и ничем не отличалась от прошлых встреч.

Успокоенный этим, в обусловленное время встретились с Адвокатом.

На встрече он без предисловий стал рассказывать, как проходило заседание Совета Министров.

— Когда Паасикиви вернулся от Жданова, — сказал Адвокат, — мы все были в сборе и группами обсуждали текущие дела. Паасикиви вошел в кабинет весьма возбужденный и, когда все уселись, громко и резко заявил: «Господа, среди нас есть русский шпион». Заявив это, он стал осматривать острым взглядом присутствующих, особенно приглашенных, как бы выискивая этого русского шпиона. Через минуту он вновь тем же голосом повторил: «Да, да, господа, среди нас есть русский шпион». В этом он убедился, когда господин Жданов в беседе с ним повторил почти все вопросы, перечисленные в записке, которую он накануне разослал каждому из присутствующих здесь.

— И как реагировали присутствующие на такое заявление Паасикиви? — спросил я.

— Все молчали. Затем кто-то спросил: «Убежден ли Паасикиви, что на столе у Жданова была копия его записки?» На это он ответил, что Жданов во второй части беседы использовал материалы именно из его записки, и в этом он убежден. В зале нарастал гул и ворчание. Сидящий впереди него министр юстиции Кекконен, вежливо попросив слова, сказал, что у Паасикиви нет доказательств, чтобы обвинять их в шпионаже в пользу Советского Союза, и поэтому премьер должен извиниться за нанесенное оскорбление, иначе может возникнуть вопрос об отставке правительства. Вслед за ним выступил министр Хело, сказавший, что записку премьер-министра мог передать Жданову кто-либо из чиновников канцелярии премьера. Там сомнительных юнцов хоть пруд пруди.

Паасикиви из нападения перешел в оборойу. Он подтвердил, что в последнее время в его канцелярии действительно появилось много молодых девушек, размалеванных как в цирке, и юношей, весьма легкомысленных на вид. Утечка могла произойти и из канцелярии. Надо посмотреть, кто там работает. Премьер закончил разговор о шпионах словами, что погорячился в обвинении, и попросил у присутствующих прощения за это.

Далее Адвокат рассказал о второй части заседания Совета Министров. Паасикиви, по его словам, прямо сообщил собравшимся, что председатель СКК Жданов недоволен, как правительство проводит демократизацию в стране.

Подготовка к суду над главными виновниками войны затягивается, еще не определены сами виновники. В последние месяцы правые элементы на всех уровнях государственной деятельности развернули работу по срыву начавшегося сближения Финляндии с СССР. Особенно в области экономики и торговли. Паасикиви говорил долго и убедительно, перечисляя каждую статью Соглашения.

Подводя итог совещания, Адвокат отметил, что Паасикиви, в отличие от прошлого, вел себя строго и требовательно к министрам. Он сообщил, что Жданов в беседе с ним потребовал ускорить решение вопроса о наказании виновников войны и организаторов тайных складов оружия группой высших офицеров из Ставки главнокомандующего. И если Финляндия не в состоянии это сделать, то об этом позаботится СКК.

Заявление Паасикиви на заседании Совета Министров после встречи со Ждановым, что среди присутствующих есть «русский шпион», сильно встревожило меня. По всей видимости, Жданов неосторожно использовал записку Паасикиви в беседе с ним, возможно даже, что приводил отдельные абзацы или целые предложения из нее, что вполне убедило Паасикиви в присутствии «русского шпиона» в числе собравшихся на это заседание Совета Министров.

Чтобы не затягивать выяснения этого вопроса, решил пойти к Жданову.

Встретил меня дружески, вопросом:

— Что нового?

Я передал ему все, что мне стало известно о заседании Совета Министров, особо выделив фразу Паасикиви: «Господа, среди нас есть русский шпион!» Взглянув на Андрея Александровича, я увидел, как он, встревоженный, возбужденный, с сильно покрасневшим лицом, быстро подошел к столу и поспешными глотками стал пить холодный чай. Усевшись в кресло, помолчал и, уже спокойным тоном, сказал:

— Эта старая лиса перехитрила меня.

Оказывается, разговор в отношении записки Паасикиви Жданов начал издалека и только по одному, первому, пункту ее. Однако премьер никак не реагировал. Тогда он, Жданов, стал вовлекать в оборот фактически все основные пункты также издалека, но Паасикиви делал вид, что не понимает предмета разговора. Тогда, по словам Жданова, он повел беседу, включая в нее смысловое значение всех пунктов записки. Только после этого Паасикиви начал оживленно пояснять свой смысл написания ее.

Затрагивая тему военных преступников, Паасикиви сказал, что на сегодняшнем заседании Совета Министров он намерен строго потребовать от министров неукоснительно и добросовестно ускорить работу по суду над виновниками войны. В этом месте, по словам Жданова, он прервал Паасикиви и спросил:

— Каково ваше мнение в отношении президента Маннергейма, отставки которого требуют демократические силы страны, считая его одним из главных виновников войны Финляндии против Советского Союза?

— В настоящее время заниматься Маннергеймом не стоит. Вначале надо от парламента получить закон об учреждении суда над виновниками войны, затем вычислить главных виновников войны и провести над ними суд.

На этом суде подсудимые, в целях оправдания себя, будут вынуждены ссылаться на распоряжения и приказы главнокомандующего вооруженными силами периода 1941–1945 гг. — то есть на Маннергейма. При такой ситуации Маннергейм будет вынужден уйти в отставку. На этом разговор о президенте и закончился.

— Конечно, — продолжал Жданов, — из моих высказываний по поводу его записки он мог сделать вывод, что мне ее кто-то передал.

— Я недосказал вам информацию Адвоката, как заявление Паасикиви о «русском шпионе» было воспринято присутствовавшими, — заметил я и сообщил Жданову, что когда Паасикиви второй раз произнес слова о шпионе, министр юстиции Кекконен отверг такое обвинение и попросил Паасикиви извиниться перед присутствовавшими. Кекконена поддержал министр Хело. Он сказал, что в канцелярии премьер-министра много молодых чиновников и документ мог уйти оттуда.

— Значит, ваш источник не имел неприятностей?

— Когда Паасикиви прибыл на заседание Совета Министров, то в отношении своей записки сказал, что она плод его болезненного состояния и обсуждаться не будет, это уже вчерашний день новой истории Финляндии.

— Так и сказал Паасикиви? — заинтересованно спросил Жданов.

— Об этом час тому назад меня информировал источник.

Жданов, улыбаясь и подходя к столику, произнес:

— За поведение Паасикиви можно было бы поднять тост, — и… заказал два стакана чая.

Отозван из Финляндии по доносу

Утро последнего дня мая выдалось ясным и теплым. Вся квартира, куда я недавно переехал из шумной гостиницы, была залита лучами солнца. Вскоре, однако, звонок телефона прервал эти радостные минуты. Мне звонили с работы.

Придя в гостиницу «Торни», я позавтракал в офицерской столовой и с хорошим настроением поднялся в спец-комнату, где стал читать телеграмму. В ней сообщалось, что в ближайшие дни из Стокгольма прилетит новый резидент для моей замены. В этой связи мне предлагалось подготовить и сдать дела резидентуры, а также передать ему на связь все мои «источники».

Коротко и неясно. «Что случилось?» — думал я, перечитывая слова телеграммы. Но ответа не нашел.

Во второй половине того же дня в гостинице «Торни» появился мой сменщик, и по его поведению я понял, что против меня состряпано какое-то обвинение. На мой вопрос, что случилось такого чрезвычайного и опасного, что Наркомвнудел срочно отзывает меня из страны, а ты «прискакал» в Хельсинки даже на день раньше, чем указывалось в телеграмме, он ответил: