В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания
Наш передний край прошел по лесистым, изрезанным оврагами скатам Мекензиевых гор. Командный пункт дивизии разместился в домиках кордона Мекензи № 1, наблюдательный пункт — на высоте 149.8.
Перед нами сосредоточивались части 132–й пехотной дивизии немцев. Боевая задача состояла в том, чтобы, изматывая врага, уничтожая его живую силу и технику, во что бы то ни стало удержать занятый рубеж.
Утром 10 ноября отправляюсь на рекогносцировку. Передний край выглядит незавидно. Одиночные окопчики не глубже сорока сантиметров… Ни траншей, ни ходов сообщения. Кое–где дзоты со станковыми пулеметами, но плохо укрепленные.
Требовались срочные меры. И хотя обстановка была напряженной, я собрал командиров частей. Сказал им прямо:
— С такой обороной нам, товарищи, тут долго не устоять. Как бы ни было трудно, надо использовать любую передышку для углубления окопов до полного профиля, для рытья траншей, ходов сообщения. А кроме того, нужно срочно учить людей, как воевать вот в такой горно–лесистой местности.
Условились также о том, что в каждом батальоне будет создан подвижной резерв для ликвидации возможных прорывов врага. От всех командиров я потребовал тщательно вести разведку.
Особую тревогу вызывал на первых порах участок обороны, примыкавший к хутору Мекензия, куда гитлеровцы явно стягивали свои силы. Решил усилить этот участок 54–м Разинским полком, составлявшим пока дивизионный резерв, с тем чтобы затем контратаковать здесь противника.
На рассвете 12 ноября разинцы вышли на передний край. Еду к ним, на полковой КП, с начартом дивизии подполковником Ф. Ф. Гроссманом. Нас встречают командир полка майор Н. М. Матусевич и комиссар старший политрук Е. А. Мальцев.
Хмуря по привычке густые, почти сходящиеся на переносице черные брови, Матусевич берет планшетку и начинает обстоятельно докладывать:
— Первый батальон обороняется на рубеже севернее хутора Мекензия. Противник занимает хутор и лощину южнее его. Второй батальон…
Николая Михайловича Матусевича я успел хорошо узнать еще в дни обороны Одессы. Это боевой командир и на редкость хладнокровный человек. Чем сложнее обстановка, тем он спокойнее. Бывало, докладывает по телефону, что фашисты прорываются к КП, а я по голосу чувствую — улыбается… С таким в бою хорошо. И собой владеет, и людьми умеет управлять. Решения принимает продуманно, приказания отдает предельно ясные. И уж раз приказал — добьется, что будет выполнено.
Комиссар Мальцев — под стать Матусевичу. Он тоже очень спокойного характера, но в то же время умеет воодушевить, зажечь людей, горазд на конкретные, запоминающиеся лозунги. Это от разинцев пошел тогда по всей дивизии такой, например: «Чем глубже окопы — тем меньше потерь, тем больше фашистских могил». А во время затишья Мальцев (тут в нем сказался недавний гражданский партработник) организовывал — на передовой! — сбор металлолома, который даже отправляли обратными транспортами на Большую землю. Но это уж было потом, когда мы под Севастополем обжились…
Выслушав доклад командира полка, я поставил задачу на контратаку. Назначалась она на утро 14 ноября. Разинцы должны были окружить и уничтожить немцев, засевших на хуторе Мекензия, и закрепиться там. Одновременно предстояло атаковать врага и 2–му Перекопскому полку на своем участке.
Итак, первая наша серьезная контратака под Севастополем… Вся артиллерия третьего сектора открывает огонь по переднему краю противника и его ближайшим тылам в районе Черкез–Кермена (Крепкое). Я заранее перебрался на КП второго батальона разинцев, который наносит удар, и оттуда наблюдаю за атакой. Началась она успешно. Роты стремительным броском достигли первой линии немецких окопов. В течение нескольких минут противник смят. Пока вторая и третья роты преследуют гитлеровцев, мечущихся по лесу, первая перерезает дорогу Черкез–Кермен — хутор Мекензия. Начинается окружение хутора.
Засевшие там фашисты яростно сопротивляются. Огонь такой, что нашим бойцам приходится залечь. Гроссман помогает им артиллерией. Но пока артиллеристы подавляют сопротивление гитлеровцев у Мекензия, немецкая пехота появляется со стороны Черкез–Кермена. У противника образуется значительный перевес в силах, однако разинцы держатся стойко, и фашистская атака захлебывается.
Потом от Черкез–Кермена подходят новые немецкие подразделения, и все начинается сызнова. С нашей стороны вводятся в бой два резервных взвода, но этого явно мало. Матусевич решает снять с подступов к хутору одну роту и контратаковать ею вражеский резерв. Задача нелегкая, и на помощь молодому командиру роты младшему лейтенанту И. И. Добровольскому спешит комиссар батальона старший политрук В. К. Шульдишев.
В лесу слышится громкое «ура». Но фашисты открывают прямо‑таки шквальный огонь, и рота останавливается. Шульдишев появляется перед залегшими бойцами и снова поднимает их, однако и в этот раз почти не удается продвинуться. В атаку кидаются немцы. Мы останавливаем их огнем и опять контратакуем…
Бой продолжался более трех часов. Полностью выполнить задачу разинцы не смогли. Однако немцы понесли настолько чувствительные потери, что потом дней пять не предпринимали против нашей дивизии активных действий.
И у нас, конечно, есть потери. В числе павших в этом бою — старший политрук Шульдишев, коммунист из Ярославля. Во многих контратаках побывал он — и всегда впереди — на трудном пути Разинского полка от Прута до Крыма. Первая контратака под Севастополем стала для него последней…
Разбор боя провожу на КП батальона. Разбор подробный — надо извлечь уроки из всего, с чем столкнулись в новых, непривычных условиях. Командиры подразделений почувствовали, что воевать здесь будет трудно, но носа никто не. вешает, настроены по–боевому.
Когда я вернулся к себе, зашел начальник политотдела старший батальонный комиссар Н. А. Бердовский. С ним — невысокая девушка в красноармейской форме. Перехватив мой вопросительный взгляд, Бердовский представляет ее:
— Пулеметчица Разинского полка Нина Онилова. Во время обороны Одессы была ранена и эвакуирована в тыловой госпиталь. Теперь, говорит, поправилась…
Так вот она какая, эта Нина Онилова, прозванная «второй чапаевской Анкой» и перебившая уже сотни фашистов. На вид — совсем девчонка. Круглое загорелое лицо, смешливые глаза, обаятельная, немного смущенная улыбка…
В Приморской армии, наверное, не было бойца, который не слышал о ней. Знал и я историю о том, как пришла в Одессе к чапаевцам юная работница с трикотажной фабрики и стала сперва санинструктором роты. Однажды, когда она перевязывала во время боя раненого, рядом умолк пулемет. «Потерпи немного», — сказала девушка раненому, а сама кинулась к пулемету, быстро устранила задержку, с которой не мог справиться неразворотливый красноармеец из запасников, и повела точный, расчетливый огонь по наступавшим фашистам. После этого боя Нина обратилась к командиру полка с просьбой перевести ее в пулеметный взвод и предъявила справку о том, что обучалась пулеметному делу в Осоавиахиме. Скоро она уже возглавляла пулеметный расчет, в который подобрала двух немолодых красноармейцев, называвших ее дочкой. Они тоже сделались отличными пулеметчиками, и расчет прославился своей выдержкой, бесстрашием.
Обо всем этом мне не раз рассказывали со многими подробностями. Но самому встречаться с Ониловой не приходилось: когда раненую Нину эвакуировали из Одессы, я еще не командовал Чапаевской дивизией.
Здороваемся. Крохотная рука Нины тонет в моей.
— Значит, вернулась?
— Вернулась, товарищ генерал. Она же для меня родной стала, Чапаевская дивизия!
И начинает рассказывать, как разыскивала нас, как доказывала всем, от кого зависело ее возвращение в дивизию, что обязательно должна воевать в той части, в которой приняла боевое крещение под Одессой.
А я, слушая ее, размышлял: что же мне с этой девчушкой делать, куда пристроить, чтобы было безопаснее? Хватит с нее и одного тяжелого ранения!..
— Ну вот что, — сказал я, еще ничего не придумав. — Сейчас поеду на наблюдательный пункт. Оттуда пришлю машину, и она отвезет вас в медсанбат. Отдохнете недельку–другую, а потом решим, куда вас определить.
В глазах девушки, только что улыбавшейся, вдруг заблестели слезы.
— Это несправедливо, товарищ генерал! Я приехала сюда не отдыхать, а врага бить! Прошу направить меня в свой Разинский полк. Там мои боевые товарищи, там мое место. — Нина быстро справилась с волнением и закончила уже спокойно, деловито: — Мне бы только засветло туда добраться…
Я понял, что уговаривать ее бесполезно, и, напустив на себя строгость, приказал:
— Садитесь в машину. Завернем к разницам по пути.
Появление Нины Ониловой на командном пункте полка вызвало общую нескрываемую радость. А сама она прямо засияла.
