Гарри Тюрк - Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну
Кванг До проворчал: — В этот момент я сделал бы ее и ради того, чтобы развести костер и спокойно погреться!
Командный бункер де Кастри, который Кенг рассматривал с первыми лучами солнца через свой бинокль, представлял собой глубокую яму, покрытую сверху бамбуковыми стволами. На них набросали метровый слой мешков с землей. На мешках лежали листы волнистого железа. Ни одного прямого попадания по бункеру пока не было. Что осталось бы от него, если по железному листу ударит хоть один снаряд вьетнамской артиллерии?
По утрам бункер наполнился офицерами. Среди них молодая женщина, Женевьев де Галлар. Ее нельзя было назвать особенно красивой, но она привлекала к себе взгляды всех мужчин. Женевьев де Галлар была одной из тех молодых дам, которые по непонятным причинам добровольно решили оказаться на военной вспомогательной службе во французском экспедиционном корпусе. Была ли это тоска по любви, жажда приключений, кто знает? Она прилетела как бортпроводница на одном из последних еще приземлившихся на ВПП транспортных самолетов. Она должна была пробыть тут несколько дней и вернуться назад. Но самолеты больше не садились.
О марокканских шлюхах, прятавшихся в дырах у берега реки, генерал де Кастри не думал, но присутствие этой молодой дамы сбивает его с толку. Сейчас он кое‑что придумал, чтобы в случае окончательной сдачи крепости ее удалось спасти хотя бы от обычного плена.
Сначала появился личный ординарец де Кастри, великан из Северной Африки, с выбритой наголо головой и закрученными усами. В руке у него был ящичек, а в нем — крест Почетного легиона, снятый с одного из погибших летчиков. Де Кастри решил наградить им Галлар.
— Смирно! — скомандовал один из офицеров. Вошел де Кастри. Он был ворчлив как всегда в последнее время, когда не стало нормального кофе по утрам, потому что нет и чистой воды. Встав перед молодой дамой, он произнес краткую речь, в которой похвалил женщину за героизм, проявленный ею здесь, где защищают честь Франции. Потом он прикрепил к ее блузке крест и пожал руку. А затем приказал: — Перед лицом надвигающейся опасности я перевожу вас на службу в лазарет для ухода за ранеными. Главный врач уже проинформирован. Вы должны носить одежду медсестры с хорошо заметным красным крестом. Франция благодарит вас. Сбор окончен.
Офицеры разошлись. Никто не ухмылялся. Для этого положение слишком безысходно. Де Галлар проскользнула в лазарет.
В утреннем небе появилась дюжина «Дакот». Легкие зенитки Вьетминя с передовых позиций открыли огонь. Тут же группа самолетов разделилась, каждый пытался увернуться от взрывающихся вокруг них снарядов. После короткого перерыва артиллерия Вьетминя продолжила обстрел. В долине поднимаются фонтаны земли. «Дакоты» исчезли. Крохотный пятачок, все еще называемый крепостью, слишком мал, чтобы сбрасывать на него контейнеры, не рискуя при этом быть сбитым.
— Теперь я тоже чувствую лето, — заметил вдруг Кванг До. И на самом деле воздух в долине очень быстро стал теплым, влажным и душным. Кенг показал на вершины гор на западе, над которыми собирались сине — черные грозовые тучи. Через полчаса над долиной разразилась первая теплая летняя гроза.
В своем бункере де Кастри по все еще исправной рации говорил с Коньи в Ханое. Коньи жаловался, что погода стала совсем непредсказуемой, надвигается летний муссон. Де Кастри это было интересно потому, что число самолетов, способных вылететь с Гиа — Лама, чтобы хоть попытаться сбросить грузы над крепостью, из‑за этого еще уменьшится. Пилоты «Летающих тигров», летающие вместо обычных армейских летчиков на больших С-119, отказываются взлетать.
— Как обстоит дело с деблокирующими частями из Лаоса? — спросил де Кастри.
Уже много дней распространялись слухи, что из Лаоса к Дьенбьенфу двигается маршевая группа для удара по тылам Вьетминя, что должно было в последнюю минуту помочь разбитой крепости. Но Коньи смог лишь сообщить, что эта маршевая группа застряла в районе Муонгкхуа. О дальнейшем продвижении ее пока не могло быть и речи. Потому он решился на бегство вперед: — Я рекомендовал бы вам двинуться навстречу этой группе. Да, прорыв.
Коньи не говорил об этом варианте с Наварром и прекрасно осознавал скрытое за ним лицемерие. — Главнокомандующий строжайше запретил любую форму капитуляции, даже в самых сложных обстоятельствах. Так как мы не хотим массового самоубийства, дорогой де Кастри, нам остается лишь прорыв. Оставить противнику разрушенный объект и ускользнуть от него. Я вижу шансы для этого на южном направлении. Вьетминь в настоящий момент не настроен на преследование; эффект внезапности на вашей стороне. Итак…
Но он не отдал четкого приказа. Так ему было удобнее взвалить ответственность на де Кастри, если тот действительно отважится на прорыв и — выживет. Но в это сам Коньи давно не верил, потому что хорошо знал о положении войск в крепости. — Как только позволит погода, мы высадим у вас новых добровольцев. Свежие силы. Они смогут прикрыть прорыв.
Он не дал определенных инструкций. Де Кастри заметил это, но он знал, что не может больше рассчитывать на какую‑то поддержку. Прорыв? Может быть, действительно, это шанс?
Подполковник Ланглэ вызвал штабных офицеров, которые в большинстве своем прятались от артобстрела в своих земляных норах подальше от командного пункта. Полдюжины их постепенно собрались: грязные, промокшие насквозь, усталые. Ланглэ сообщил им, что принято решение о прорыве под кодовым названием”Альбатрос”. Потом он показал на карте три направления прорыва, указывающие на юг. По его представлению, примерно две тысячи оставшихся боеспособных бойцов должны быть разделены на три группы, прорвать кольцо блокады и по узким долинам рек и глубоким джунглям двигаться в направлении Муонгкхуа, где их, возможно, ожидают направленные для деблокирования войска.
Офицеры штаба были уже слишком деморализованы, чтобы их вдохновила такая идея. Они устало кивали, слушая предложения Ланглэ. Впрочем, они и так знали, что им даже не удастся прорвать кольцо блокады, не говоря уже о том, чтобы пройти сотню километров по непроходимым джунглям. Для этого все оставшиеся в крепости солдаты слишком слабы. Боеприпасов осталось очень мало. Нет, эти остатки гарнизона уже не способны на атаку! В конце совещания Ланглэ предложил, чтобы офицеры сперва скомплектовали маршевые группы, а там посмотрим.
Когда все ушли, и Ланглэ остался с де Кастри наедине, он сказал ему: — Положение безвыходное. Слишком поздно. Спасти нас сможет только перемирие, но им должно заняться наше правительство в Женеве, Вот так обстоят дела…
В Женеву к этому моменту уже пришла весна. В конференц — зале на окраине города министры иностранных дел СССР, Франции, США, Великобритании, премьер — министр Демократической Республики Вьетнам Фам Ван Донг, премьер — министр Китая и делегаты Северной и Южной Кореи установили уже первые контакты. “Император” Бао — Дай, в результате своей инициированной японцами карьеры ставший формальным правителем профранцузского марионеточного режима на юге Вьетнама, отказался приехать в Женеву. Он пребывал на Лазурном Берегу, куда уже успел перевести большую часть своих денег. Сотни журналистов окружили здание, где проходила конференция, многие пытались поговорить с Фам Ван Донгом. Сторонник ли он немедленного прекращения огня у Дьенбьенфу?
Премьер — министр Фам Ван Донг объяснил, что прибыл в Женеву для переговоров о мире во всем Индокитае и о суверенитете трех государств, пока еще оккупированных французскими колониальными войсками.
Министр иностранных дел США Джон Фостер Даллес держался в тени. Оттуда он дергал за свои ниточки. Официально за конференцией наблюдает его заместитель генерал Уолтер Беделл Смит. В ходе ее Даллес встретился на арендованной ЦРУ вилле со своим британским коллегой и проинформировал его об американской позиции по индокитайской проблеме.
Иден, собиравшийся поддерживать французское предложение о заключении перемирия, так же как собирались сделать это СССР и Китай, оказался внезапно перед дилеммой. С одной стороны, у него были четкие инструкции премьер — министра Черчилля — ни в коем случае не предоставлять французам никакой военной помощи для войны в Индокитае, тем более что в Британской империи было немало проблем в своих колониях. Но, с другой стороны, Иден должен был согласиться с политической точкой зрения, которую Даллес представил ему как результат исследования, проведенного специальной комиссией, на основании которого президент Эйзенхауэр основывал свои решения.
— За последние годы мы уделяли много внимания вопросу, как эффективнее всего справиться с азиатским коммунизмом, — начал Даллес. При этом он поправил очки и постарался казаться как можно хладнокровнее. Ему не удалось бы переубедить англичан, но достаточно было, чтобы они в своих дипломатических и прочих действиях тайно и молчаливо согласились с главной линией американской политики, а не отвергали ее демонстративно.
