Всеволод Абрамов - Керченская катастрофа 1942
Долгие годы подполковник Бурмин Г. М. числился без вести пропавшим, только в 1960 г. его жена Татьяна Ивановна получила сообщение из Главного управления кадров Министерства обороны СССР, что Григорий Михайлович был пленен 28 октября 1942 г. в районе Керчи и, находясь в плену, умер 28 ноября 1944 года[246]. В каком лагере военнопленных это случилось, неизвестно. Поражает то, что даны конкретные точные даты, взятые из какого-то нам неизвестного документа.
Конкретные данные смерти Парахина И. Л. отсутствуют, но не вызывает сомнения факт, что он был замучен фашистами в Симферополе в начале 1943 г. В 70-х годах его вдова Ирина Сергеевна вместе с детьми на место захоронений узников симферопольской тюрьмы зимы 1943 г. поставила символический памятник.
Многие, очень многие судьбы аджимушкайцев еще остаются неизвестными. Несмотря на свидетельство немецкого "донесения", воспоминания оставшихся в живых аджимушкайцев, у нас нет полной уверенности, что оборона каменоломен закончилась 30–31 октября 1942 г. и что группы под руководством Бурмина Г. М. и Поважного М. Г. были последними. Это сомнение подтверждает, в частности, радиограмма немецкого оккупационного командования в Крыму, в которой говорится, что 14 ноября из пещер Аджимушкая был обстрелян румынский пост. После взрыва пещеры фашистам удалось захватить в плен 20 человек "во главе с их начальником штаба, советским старшим лейтенантом".[247] Была ли это группа под руководством начальника штаба Центральных каменоломен старшего лейтенанта Сидорова П. Е., до сих пор остается неизвестно. По данным Шайдурова С. С, Сидоров П. Е. погиб под обвалом от одного из взрывов, произведенного фашистами. А может быть, он тогда не погиб, а просто был отрезан обвалом от основной группы защитников? Этот вопрос и многие подобные вопросы в разросшейся большой теме "Аджимушкай" остаются пока без ответа.
В заключении этой главы я хотел бы написать об одном художественном произведении художника Н. Я. Бута, которое он так и не создал. На картине должны быть изображены последние плененные защитники каменоломен, рядом с ними офицер "СД" с переводчиком и овчаркой. Тема раскрывается как бы через диалог. Фашист спрашивает:
— Кто Вы такие?
— Мы солдаты Крымского фронта.
— Такого давно не существует.
— Зато мы существуем.
Этот сюжет художнику подсказал керченский журналист В. В. Биршерт, который одним из первых написал об этой героической и трагической истории.
Глава 13. Гражданским долгом мобилизованные
В этой главе я расскажу не о военных, а о гражданских людях, которые внесли свой непосредственный вклад в оборону Аджимушкайских каменоломен или помогали подземному гарнизону извне.
Документы и воспоминания участников донесли до нас имена некоторых местных жителей. В первую очередь необходимо назвать двух местных патриотов: рабочего завода имени Войкова Данченко Николая Семеновича и его 17-летнего сына Николая. Отец и сын хорошо знали каменоломни и окрестности города, они постоянно находились при штабе в качестве проводников и советников. Жена Данченко Н. С., Лидия Харлампиевна, в 1965 г. рассказывала мне: "Во время фашистского наступления в 1942 г. я, мой муж, сын Коля и дочь Женя находились в "скале". Муж раньше долго работал в каменоломнях и знал там буквально все. Когда жители стали уходить из "скалы", мы тоже начали собираться. Но пришел комиссар и сказал, что Данченко нужен здесь. Мой муж был инвалидом первой германской войны, и в армию его не брали. А сын Коля уже оделся в военную форму и бегал с винтовкой. Он остался с отцом. Позже, когда по городу гнали пленных, взятых в каменоломнях, я спросила у одного из них: "Знаете ли Вы Николая Данченко?" Он ответил: "Знаем, знаем. Он просил передать, чтобы ему ты принесла поесть". Я несколько раз подходила к каменоломням, но каждый раз меня задерживали фашисты. Они кричали на меня: "Партизанен, партизанен!" и гнали прочь. Потом мне рассказали, что Коля один раз хотел вылезти из большой ямы, но сорвался и сильно разбился о камни. Вскоре он умер. От голода в "скале" умер и мой муж".
В Центральных каменоломнях остались со своими семьями коммунист Селезнев И. Т., работавший перед оккупацией директором консервного завода в Керчи, и Проценко К. Д. Как советники, они также привлекались командованием для организации вылазок, разведки, по хозяйственным вопросам и т. д.[248] Очевидно, люди сами или по инициативе командования Центральных каменоломен были объявлены и оформлены партизанами, и они составили небольшую партизанскую группу. Этот факт нашел свое отражение в найденных документах, да и оставшиеся в живых участники часто упоминали этих гражданских лиц как партизан. Точно известно, что партизанами были Данченко Н. С. с сыном, Селезнев И. Т., Проценко К. Д., Норбей. Последний был начальником общественного питания керченского военторга. Возможно, что в числе записанных в партизаны были и некоторые другие гражданские лица, например из керченского военторга Степаненко С. И., Терехин И. Т. Видимо, были и другие. Из группы керченского военторга остались в живых Валько Е. Ф. и Харьковская (Мирошниченко) Д. И. Очень ценны воспоминания Ефросиньи Федоровны Валько, жившей после войны в Симферополе. Она рассказывала: "В Центральных каменоломнях я работала на пищеблоке, кормили мы личный состав горячей пищей 1 раз в день. Варили суп с различными крупами и макаронами. Степаненко Сергей Ильич добился приготовления кислого теста, и мы выпекали пышки граммов по 40. Он был кулинар высшей квалификации. Вот эту пышку и суп по 500 гр. выдавали на одного человека. Из-за малого количества воды в начале суп был очень густой, были и жиры, иногда выдавали сельдь 20–30 гр. на человека. Вода лимитировалась только полтора месяца. Во время газовой атаки я чуть не умерла, просила у военных дать мне наган с целью застрелиться. Но обо мне позаботились врачи, сделали несколько уколов и дали камфару в порошке. Стало лучше, позже надо мною дружески смеялись и давали наган, но я уже от него отказывалась. От обвала погиб Терехин Иван Тимофеевич, до войны он был заместителем председателя областного комитета профсоюзов общепита. Постепенно продукты в складе заканчивались, приготовление горячей пищи и лепешек прекратили. Каждому защитнику стали выдавать маленькие продуктовые пайки: 20 гр. крупы, затем 15, наконец, 10 гр., жиров 10–15. Сахара выдавали до самого конца не менее 125 гр. Спустя 3,5 месяца от начала обороны жить стало просто невозможно. Стали есть конину, а потом собак, кошек и крыс. Их расплодилось много, и они были жирные. Мы крыс не ели, ибо не могли поймать. Попросили одного майора, чтобы он наладил нам приспособление для ловли крыс. Он одну из них поймал, но нам не отдал, сказал, что другой раз поймает и отдаст. В сентябре мы решили выходить[249]. Мы четыре месяца не были на воздухе и не видели света, нам было просто тяжело смотреть. Мы были ходячие скелеты, тогда мне было 32 года, но выглядела я старухой. Нас вышло 6–8 женщин: я, Дора Харьковская, Мария Петрова, медсестра Ася, девушка-фельдшер. Последнюю фамилию забыла.[250] Куда они делись потом — не знаю. Содержались мы в лагере по ул. Шлагбауманская в Керчи. В этом лагере была большая смертность. В начале декабря 1942 г. меня с Дорой выпустили. Степаненко С. И. (он был с 1909 г. рождения) умер в этом лагере. Его жена Галина Артемьевна живет в Симферополе вместе с дочерью Асей и внуком Андреем".[251]
В Центральных каменоломнях длительное время находились подростки Радченко М. П. и Разогреев М. И., которые также остались в живых. Радченко М. П. до сих пор живет в пос. Аджимушкай. Работники Керченского историко-археологического заповедника и музея часто используют его как экскурсовода по каменоломням. Воспоминания Радченко М. П. отличаются свежестью, знанием многих деталей жизни в каменоломнях. Из подземной крепости он вышел по совету Парахина И. П. в сентябре 1942 г. Михаилу Петровичу Радченко было 14–15 лет, фактически в Керчи это был "второй Володя Дубинин", только он действовал не в конце 1941 г., а в 1942 г. Накануне советского десанта в Керчь в конце 1941 г. Миша подрался с немцем, который обещал его найти и убить. Но Мише повезло: скоро немец удрал со своей частью из города. Боясь расправы, в мае 1942 г. Миша решил остаться в каменоломнях вместе с небольшой группой местных жителей. Видимо, на него повлиял и Коля Данченко, который был старше Миши и уже мобилизовал себя в армию. В каменоломнях над Мишей Радченко взял шефство сержант Александр Неделько, который был у Ягунова П. М. вестовым или посыльным. Личность Неделько для исследователей борьбы в каменоломнях очень интересна, ибо он был близок к руководству и много знал. Его помнила Валько Е. Ф. и сестра Валентины Кохан — Матиевская Галина Андреевна, проживавшая в Керчи. Она рассказывала, что примерно в октябре 1942 г. Неделько пришел к ним на квартиру, адрес ему в каменоломнях сообщила Валя Кохан. Он рассказал ее родственникам о тяжелом положении в каменоломнях. Передвигался он по улицам свободно, очевидно, имел какие-то документы, но затем был арестован. Миша Радченко видел его в плену и даже разговаривал. Выглядел Неделько довольно хорошо, он не был так истошен, как другие аджимушкайцы. В конце войны родственники Кохан В. А. от него получили письмо из действующей армии, он интересовался судьбой Валентины. Судьба его самого осталась неизвестной. По сообщению Радченко И. П., Неделько по специальности был кулинаром и перед войной работал в ресторане крупного города на Украине (Киев, Харьков…). После смерти Ягунова П. М. Неделько был при штабе, участвовал в разных хозяйственных делах, а позже, когда в каменоломнях осталось мало людей, из них вышел. Миша помогал Неделько и другим по хозяйству, позже дежурил около выходов с оружием в руках. Он рассказывает: "В середине сентября, в ночь, я заступил в наряд по охране одного из выходов. Вдруг ко мне подошел старший батальонный комиссар Парахин. Как-то получилось, что он меня еще раньше приметил и уважал. Бурмина я запомнил, но разговаривать не приходилось. Парахин сказал: "Миша, командование решило отправить тебя наверх. Выбирайся из каменоломен и постарайся уйти в партизаны. А мы останемся здесь и будем держаться до конца". Парахин мне дал два пакета сахара и несколько пар дамских чулок. Эти товары были явно из складов военторга и их можно было реализовать на продукты питания в Керчи. Я ему отдал свой карабин. Я вылез из одной из амбразур, прополз мимо окопа, в котором крепко спал один из наших караульщиков-румын. Когда я пришел домой, то мой брат едва узнал меня, а когда узнал, то отшатнулся. Потом он признался, что от меня и моей одежды сильно несло трупным запахом. В каменоломнях к этому запаху мы так привыкли, что его просто не чувствовали". Скоро Мишу арестовали, и он несколько недель сидел в керченской тюрьме. Его мать приняла энергичные меры для спасения сына. Для этого пошли небольшие семейные ценности, помогли знакомые из полиции… Наконец ему сообщили, что фашисты партизаном его не считают и выпустили под подписку и с гарантиями уважаемых местных жителей. После этого много месяцев ему приходилось регулярно отмечаться в полиции. В конце войны Мише в составе армии пришлось повоевать с бандитскими формированиями, получить ранение. Сейчас он продолжает жить в Аджимушкае, имеет детей, внуков и даже правнуков. Недавно, как участнику войны, ему выделили автомашину.
