Николай Лузан - СМЕРШ. Без легенд и мифов
Основываясь на данных материалах, Меркулов делал осторожный вывод о том, что основной удар гитлеровцы нанесут в полосе Центрального и Брянского фронтов. При этом он не исключал повторения наступления как на Ленинград, так и на столицу. Его оценки подтверждались разведывательными данными, полученными спецгруппами 4-го управления НКГБ СССР. В частности, агент «Святой», внедренный в абверкоманду-103, в своем последнем сообщении доложил:
«8 мая в бюро находился лейтенант из абверкоманды-103. При нем находилась карта разведотдела с обстановкой на фронте по состоянию на 5 мая. В беседе он рассказал, что гитлеровское командование решило наступать в направлении Орел — Елец и Белгород — Малоархангельск с задачей окружить и уничтожить группировку наших войск, находящуюся на этом участке фронта. К настоящему времени, по его словам, в район Орла стянуто девять армий, из которых половина танковых. На участке фронта от Великих Лук до Дорогобужа гитлеровское командование решило перейти в оборону, там сейчас находится всего две армии».
Информация «Святого» перекликалась с материалами, добытыми зафронтовым агентом Смерш «Гальченко».
Курск? Москва? Ленинград? Где на сей раз ожидать удара гитлеровских войск? Весной 43-го этот вопрос не давал покоя Сталину. И здесь невольно на память приходили трагические события годичной давности. Тогда гитлеровским спецслужбам и вермахту удалось его провести.
29 мая командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Клюге ловко подкинул «убойную дезу» — директиву «Кремль» Генштаба вермахта. А чтобы в Москве отпали последние сомнения в плане захвата столицы, издал по армии аналогичный приказ. Спустя несколько дней оба «сверхсекретных» документа обнаружила поисковая группа красноармейцев в самолете, упавшем на советской территории.
Не успели еще остыть его обломки, как план «Кремль» был уже в Москве. Тогда в Генштабе Красной армии поверили, что тевтонский меч снова готов обрушиться на столицу. И он, Сталин, тоже поймался на эту уловку и не принял в расчет данные лондонской резидентуры. Ее резидент Иван Чичаев сообщал совершенно обратное — о наступлении гитлеровцев на Южном фронте. Заблуждение дорого обошлось стране. Красная армия потерпела сокрушительное поражение и откатилась к берегам Волги и предгорьям Кавказа.
Спустя год история повторялась. На этот раз намерение Гитлера захватить и уничтожить Москву не выглядело таким уж беспочвенным. Как всякий авантюрный игрок, он, лишившись за два года войны многих своих козырей, собирался одним махом сорвать весь банк и решил любой ценой сокрушить советскую столицу. В этом имелась своя логика. Впереди было целое лето, то, чего ему не хватило в 41-м. Очевидны были и политические дивиденды подобной рискованной игры. Успех мог поднять боевой дух вермахта, а Япония, союзник Германии, решилась бы наконец нанести удар на Дальнем Востоке.
Сталин вновь оказался перед трудным выбором и потому потребовал от Меркулова, Абакумова и Судоплатова получения достоверной информации о предстоящем наступлении гитлеровцев, чтобы своевременно принять ответные меры. На них была возложена задача не только обеспечения в глубочайшей тайне плана подготовки контрнаступления Красной армии, но и проведения стратегических дезинформационных операций, которые бы ввели в заблуждение гитлеровскую разведку, а вместе с ней и командование вермахта относительно ответных действий советских войск.
После совещания у Сталина Виктор Абакумов, несмотря на поздний час, поехал сразу на Лубянку. Его мысли были заняты только одним: как выполнить задачу Сталина? Он не замечал буйства природы весенней Москвы и не чувствовал пьянящего аромата молодой листвы и первых цветов. Скрип тормозов и часовой, вытянувшийся в струнку у входа в 4-й подъезд, на время отвлекли от назойливых мыслей. На его приветствие Абакумов машинально кивнул головой, поднялся на лестничную площадку и, не дожидаясь лифта, энергично зашагал на четвертый этаж.
Там его встретил дежурный по Главку, кратко доложил обстановку в управлениях Смерш и проводил до двери кабинета. На приставном столике надрывалась звонками батарея разнокалиберных телефонов. Абакумов прошел к креслу и, не обращая внимания на трезвон, приказал дежурному «поставить на связь» начальников 3-го и 4-го отделов, а затем потянулся к папиросам и закурил.
Начальник 3-го отдела полковник Барышников находился на месте, а 4-го отдела полковник Тимофеев был в командировке, вместо него ответил заместитель полковник Утехин. Не вдаваясь в детали, Абакумов потребовал от них немедленно представить материалы на всех перспективных зафронтовых агентов и только потом стал принимать доклады руководителей фронтовых управлений Смерш.
Первым на связи «стоял» начальник управления Брянского фронта комиссар госбезопасности 3-го ранга Железников. Он сообщил важные разведывательные данные о прибытии в Орел бронетанковой дивизии «Мертвая голова» и нескольких отборных подразделений СС.
Вслед за ним комиссар госбезопасности 3-го ранга Вадис с возмущением доложил об обнаружении в ряде артиллерийских частей Центрального фронта бракованных реактивных снарядов.
В танковой армии Воронежского фронта оперативные работники комиссара госбезопасности 3-го ранга Осетрова выявили пропажу шести совершенно секретных документов.
Из управления Забайкальского фронта сообщили об оперативной разработке некоего Де До Суна, подозреваемого в связях с японской разведкой.
Стук в дверь прервал разговор Абакумова с начальником Управления Смерш Северо-Западного фронта комиссаром госбезопасности 3-го ранга Едуновым. В кабинет вошли ведущие разработчики разведывательных и контрразведывательных операций Владимир Барышников и Георгий Утехин. В их руках громоздились пухлые тома дел. Абакумов указал на стол. Они оставили материалы и так же тихо, как вошли, удалились. Закончив разговор с Едуновым, Абакумов переключил телефоны на заместителя генерала Селивановского и принялся за работу над делами.
Они пестрели разноцветными закладками. Барышников и Утехин предусмотрительно заострили его внимание на значимых эпизодах в работе перспективных зафронтовых агентов. Абакумов, попыхивая папиросой, внимательно, страница за страницей, перечитывал рапорта оперативников и спецсообщения самих разведчиков. В отдельных делах попадались пожелтевшие от времени, со старомодными «Ъ» доносы жандармских агентов на родителей разведчиков и копии записей из церковных книг.
Контрразведка в работе не знает мелочей. Порой незначительная деталь — дальний родственник, занимающий высокий пост, выводила, казалось бы, безнадежную операцию из тупика и обеспечивала ее успех. Досадная мелочь, упущенная на этапе подготовки, — не там поставленная отметка в документе или неточность в легенде прикрытия — делала даже самого опытного разведчика легкой добычей абвера и гестапо.
Время приближалось к обеду. Стопка дел становилась все тоньше, а Абакумов так и не выпустил из руки красного карандаша. Несколько листов были сплошь покрыты его размашистым почерком. Он вникал в детали и внимательно вчитывался в эту одну из самых захватывающих книг — книгу необыкновенных человеческих судеб.
Зафронтовой агент особого отдела Юго-Западного фронта «Мосейчук» — Владимир Даниленко в январе 1942 г. был заброшен в гитлеровский тыл и поступил в полицию. Сумел завоевать доверие, вырос по службе до начальника подразделения в Киеве.
«Михайлов» — Алексей Соболев в июне 1942 г. по заданию особого отдела 20-й армии Западного фронта под легендой перебежчика перешел линию фронта с целью внедрения в гитлеровскую разведку. Задание успешно выполнил. Находясь в смоленской диверсионной школе, подчинявшейся абверкоманде-103, он склонил для работы на советскую разведку 12 курсантов.
«Борисов» — Лев Бретнер уже в течение нескольких месяцев действовал в составе аппарата управления 721-й группы тайной полевой полиции (ГФП). Привлек к сотрудничеству еще одного кадрового сотрудника и создал разведывательную сеть из числа жителей Донецка.
Они и ряд других зафронтовых агентов Смерш работали в самом логове врага — разведцентрах и диверсионных школах гитлеровских спецслужб. Поступающая от них информация позволила разоблачить сотни шпионов и обезвредить десятки диверсионных групп. Отдавая должное их мужеству и самоотверженности, Абакумов как профессионал вынужден был признать, что только двое были способны выполнить задачу стратегического характера.
Он снова вернулся к делу «Гальченко» — старшего техника-интенданта 1-го ранга старшего лейтенанта Прядко и остановился на характеристике, написанной на него еще в 1941 г. начальником особого отдела НКВД 6-й армии капитаном Павлом Рязанцевым:
