Алексей Дживилегов - Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том III
Тадеуш Матушевич
К войне и готовились теперь энергично оба врага. Наполеону было необходимо развязать себе руки со стороны Пруссии и Австрии, т. е. как раз тех государств, которые участвовали в разделе Польши и для которых восстановление ее было бы большим уроном. И вот он заключает договор с Австрией, в которой включаются тайные пункты о Галиции. Галиция должна остаться и впредь владением Австрии, в случае же, если известная часть ее отойдет к Польскому королевству, Австрия получит возмещение в виде Иллирийских провинций. Во всяком случае, не было и речи о восстановлении Польши в ее прежних границах. В Варшаве об этом не знали и ликовали, ожидая Наполеона.
В Познань, которая входила в состав герцогства Варшавского, Наполеон приехал 30 мая. Он был торжественно встречен делегатами саксонского короля, сенаторами Соболевским и Выбицким, которые сопровождали его до Торна. Отсюда, сделав военные распоряжения, император проехал в Данциг и Кенигсберг, где и остановился до 2 июня. Уже в Познани был выработан план дальнейших действий в Варшавском герцогстве. Не соглашаясь на «посполитое рушенье», обычное явление в прежней Польше, Наполеон допускал образование генеральной конфедерации, которая должна обратиться к нему с просьбой восстановить прежнюю Польшу и уже от себя обратиться к населению всей прежней Речи Посполитой (кроме Галиции) с призывом к восстанию и объединению с герцогством Варшавским. Разумеется, речь шла прежде всего о Литве, восстание которой против России было бы в высшей степени выгодно Наполеону. Чтобы еще более определенно подчеркнуть свое внимание к Польше, французский император решил заменить прежнего резидента Биньона полномочным посланником при герцоге варшавском, короле саксонском, епископом Мерлинским, ксендзом Прадтом. Действие этого назначения на настроение польского общества было громадно; в Варшаве это было понято, говорит историк Варшавского герцогства, Скарбек, как доказательство намерения Наполеона превратить этот город в ближайшем будущем в «столицу большого самостоятельного государства». Правда, Прадт повел себя с самого начала круто и обращался деспотически как с правительством, так и с самыми значительными людьми края, но разве может вести себя иначе посол великого монарха, утешали себя оптимисты? Правление краем перешло в руки совета сенаторов, назначенных герцогом варшавским, но фактически всем распоряжался Прадт. Вообще настроение толпы непосвященных было радостное, исполненное ожиданий; люди более дальновидные и близкие к политике тревожно покачивали головами, но делали вид, что все обстоит благополучно. Сам же Наполеон в своем обращении к солдатам называл предстоящую войну второй польской кампанией и, принимая польских делегатов, не щадил комплиментов и двусмысленных обещаний. Однако сам он со своими войсками, перейдя Неман, вступил в Литву, минуя Варшаву. Вместо него в Варшаву прибыл брат императора Иероним, который вел вестфальский корпус. Трудно было сделать менее удачный выбор. Наполеон точно нарочно хотел сказать полякам, чтобы они не слишком надеялись на него. Иероним распустил своих солдат до такой степени, что они предались грабежу помещичьих усадеб и крестьянских дворов, вызывая нередко вспышки дикой мести со стороны населения; сам же разъезжал со своим двором по имениям польских магнатов, кутил, заставляя содержать всю свою дворню. Только во второй половине июня французские войска очистили Варшаву, двинувшись на север. Вместе с Наполеоном пошли на север и польские войска в числе свыше 66 тыс. человек. Варшавское герцогство, разоренное и истощенное легкомысленной финансовой политикой, имевшее всего 4 миллиона населения, сделало невероятные усилия, чтобы выставить такое многочисленное войско. От французского императора ждали присылки оружия и экипировки. Но не дождались ничего.
Даву Удино (Собр. портретов в Версале)
Народ, переходивший из рук одного властелина к другому, неорганизованный и разбитый, чувствовал приближение новой эпохи в своей истории. Он не ошибся: наполеоновские войны создали для него новые условия существования, но как далеки они были от тех грез, которые сулил Наполеон! Прошли тяжелые десятилетия, прежде чем поляки научились полагаться не на того или другого благодетельного государя, но на собственную стойкость в стремлениях и труде.
А. Погодин
Варшава (рис. Вогеля)
2. Польская конфедерация в 1812 г.
Прив.-доц. В. И. Пичета
ольское общество с нетерпением ожидало начала войны Наполеона с Александром. Оно почти не сомневалось в конечном результате задуманного похода и радостно всматривалось в ближайшее будущее. Перед его глазами не в грёзах и сновидениях, а в реальных очертаниях постоянно стояла возрожденная Польша, в том виде, в каком она находилась до разделов. Патриотические сердца бились в унисон, и никто не хотел обращать внимание на слова и замечания, противоречившие этим надеждам и ожиданиям. Все жили только Наполеоном. Только он царил над умами. Его считали апостолом свободы, воскресителем новой Польши. Ему охотно прощали эксплуатацию экономических ресурсов страны, доведшую ее до полного разорения.
Все верили в звезду Наполеона и счастье новой Польши, хотя никто в действительности не знал, каких взглядов держался сам Наполеон относительно будущих политических судеб Польши. Увлечение и вера в Наполеона были так сильны, что польское общество готово было на какие угодно пожертвования, лишь бы только была восстановлена старая Польша. Другого оно не желало, да и не могло желать, так как только полное возвращение оторванных областей могло поднять ресурсы страны и позволило бы Варшавскому герцогству выйти из того тяжелого экономического положения, в котором оно в действительности находилось. Не имея выхода к морю и лишенное самых лучших польских областей, Варшавское герцогство переживало затяжной экономический кризис, еще более обострившийся, благодаря реквизициям Наполеона.
Патриотический подъем был огромный, и, конечно, сторонники союза с Александром должны были отступить назад, перед этим энтузиазмом, которым были охвачены польские патриоты, почти не учитывавшие действительного положения дел. Да и едва ли они могли спокойно и объективно в них разобраться. Все только жили прекрасным будущим, и никто не хотел думать о возможных разочарованиях…
Наполеон пока думал о другом. Национальная идея, охватившая польское общество, могла быть только полезна ему и его планам. Он по-прежнему говорил о будущем Польши полунамеками, которые, тем не менее, укрепляли патриотические надежды, и в то же время имел в виду извлечь из этих неопределенных и неясных политических мечтаний пользу для себя. Ведь Наполеону, собственно, нужна была не возрожденная Польша, а только польская армия, польские средства… Намеки же на возможность восстановления Польши являлись средством взять от Польши все необходимое, вызывая не ропот, а улыбку благодарности и радости…
Лазенки. Летний королевский дворец в Варшаве (Вогеля)
В мае месяце союзные войска уже были в пределах Варшавского герцогства. Положение дел требовало экстренных мер. Указом 26 мая герцог Фридрих-Август возложил всю полноту исполнительной власти на совет министров, под личной ответственностью его членов. Требовалось лишь только условие, чтобы постановления министров утверждались большинством голосов, при перевесе голоса председателя. Совет министров счел нужным узнать голос нации, и 26 мая был опубликован декрет о созыве сейма, правда, с нарушением конституции Варшавского герцогства, так как требуемые сеймики не были собраны за недостатком времени, а обязанности послов и депутатов были возложены на тех, «которые по жребию должны были отказаться от своего звания, но не уволены еще от исполнения своих обязанностей до избрания заместителей, так и тех послов и депутатов, которые на последних сеймиках были выбраны лишь заместителями». Декрет не определял точно предмета занятий будущего сейма, но он выражал полную уверенность в том, что депутаты отнесутся к своим обязанностям с тем вниманием, которого требовало настоящее положение дел. «Помните, — таковы были последние слова довольно напыщенного декрета, — что, когда вы приступите к порогу святыни закона, на вас устремятся взоры всего мира, что судить вас будут не только нынешние, но и будущие поколения». День открытия столь поспешно собранного сейма был назначен на 23 июня.
После проверки выборов, 26 июня состоялось торжественное заседание сейма. Все депутаты были в сборе. Настроение у всех праздничное. Всеми чувствовалось наступление новой страницы польской истории. После молебствия сенаторы и послы ушли в отведенные для них помещения в посольской и сенаторской зале. Затем Маршалом сейма был избран глава политической партии — кн. Адам Чарторыйский. Избрание было единогласное. Затем послы опять вернулись в старый зал, где депутаты заняли назначенные для них места, а Маршал сейма принял установленную присягу.
