Джон Фоллейн - Шакал (Тайная война Карлоса Шакала)

Развод принес Ильичу облегчение. Годы спустя он вспоминал: “Мой отец приводил к нам в дом своих любовниц. Моя мать очень страдала от этого. Мы жили под одной крышей, и это было невыносимо. Я был очень рад их разводу… гораздо больше, чем братья”.{18} В его показаниях существует лишь одно упоминание о болезненности этого эпизода, которое резко контрастирует со всем остальным: “Мои родители развелись в 1962 или в 1963 году, но продолжали жить вместе вплоть до 1966 года”.{19} Он всегда поразительно точно помнил даты, однако не смог назвать даже год, когда развелись его родители. Скорее это объясняется не тем, что его поразительная память вдруг дала сбой, а бессознательным стремлением избежать болезненных воспоминаний.

В 1962 году Эльба потерпела еще одно поражение, не сумев помешать своему мужу отправить Ильича в лицей Фер-мина Торо в Каракасе, который был рассадником радикализма в ту эпоху, когда улицы столицы сотрясались от левых демонстраций. Наиболее решительные студенты покидали аудитории и присоединялись к маршам протеста против запрещения либеральным правительством коммунистической партии. “Это была знаменитая школа. В ней учились все революционеры, — вспоминал Ильич. — Ее выбрал отец. Что касается мамы, то она не испытывала особого энтузиазма по этому поводу. Возможно, отец специально выбрал ее, чтобы позлить мать”.{20}

По его собственным словам, Ильич впервые бросил вызов властям в январе 1964 года, когда ему было 14 лет. Он вступил в запрещенный Союз коммунистической молодежи Венесуэлы. “Именно там состоялся мой дебют в революционном движении. Я был одним из руководителей этой организации в нашем лицее, в Каракасе”.{21} В 1965—66 эта банда юнцов насчитывала 200 членов, и Ильич утверждал, что он участвовал в организации антиправительственных уличных шествий, которые напугали президента Венесуэлы Рауля Ле-они. В то же время он научился изготовлять “коктейль Молотова” и поджигать автомобили, а посещение трущоб на окраинах Каракаса, по его собственным словам, открыли ему глаза на бедственное положение бедняков. Однако подвиги Ильича, похоже, не произвели большого впечатления на современников, так что, вероятно, он их рисует в несколько преувеличенном виде. Президент Венесуэльской коммунистической партии Педро Ортега Диас в письме, адресованном судебным властям, утверждал: “Его деятельность не выходила за рамки нормы, и ничего выдающегося отмечено не было”.{22}

“Революция является для меня высшим наслаждением”, — как-то заявил Ильич.{23} То, что впервые вкус этой эйфории он испытал благодаря Фиделю Кастро и советскому Комитету государственной безопасности, более известному как КГБ, давно уже неопровержимо установлено средствами массовой информации.

По имеющимся сведениям, отец послал Ильича на Кубу (возможно, в конце 1966 года) для того, чтобы тот завершил свое образование в политическом лагере, в котором одновременно проводились курсы по изучению техники саботажа. Это был лагерь Мантанзас, неподалеку от Гаваны, опекавшийся секретной службой Фиделя Кастро — Главным управлением разведки, и местным руководителем КГБ, генералом Виктором Семеновым. Согласно двум свидетельствам, Ильич был “лучшим выпускником" Главного управления разведки.{24}Говорят, что среди его учителей был эквадорский специалист по ведению партизанской войны и старший представитель КГБ Антонио Дэпо-Бувье, который, согласно сообщениям, сразу же взял Ильича под свое покровительство и уже не выпускал его из рук. Там же Ильич познакомился с отцом Камилло Торресом — колумбийским священником, который стал руководителем повстанцев и сражался бок о бок с Че Геварой. Много лет спустя министр внутренних дел Франции подтвердил эти сведения, написав, что Ильич прошел “курсы подготовки террористов на Кубе, включавшие владение автоматическим оружием, подготовку диверсий, взрывов, установку мин, разрушение трубопроводов, шифрование, навыки фотографирования и подделки документов".{25}

Не подтверждая и не отрицая своего прохождения террористической подготовки, сегодня Ильич предпочитает прятаться за постулатами того революционного движения, к которому он тогда впервые примкнул. На вопрос, посещал ли он Кубу в 1966 году, заданный во время судебного разбирательства, Ильич, вспомнив о своем партийном долге, ответил: “В Коммунистическом союзе молодежи Венесуэлы, к которому я тогда принадлежал, существовала строгая дисциплина. Я не имею права говорить об этом. Если вас интересует, был ли я на Кубе, обратитесь с запросом к коммунистической партии Венесуэлы, существующей по сию пору. Или к кубинским властям”.{26}

Но под давлением он опроверг то, что сам называл “вопиющими байками об этом предполагаемом кубинском эпизоде, который больше напоминает мыльную оперу. Я читал, что в лагере Мантанзас, где я якобы был, меня учили терроризму. Все это чушь”.{27} Он также отрицал, что когда-либо встречался с отцом Торресом. И действительно, крайне сомнительно, чтобы Ильич мог встретиться с отцом Торресом на Кубе, поскольку священник был убит в схватке с правительственными войсками Колумбии в феврале 1966 года.{28} К тому же существует еще одна дата, вызывающая противоречия. Гене-рал Семенов был утвержден ответственным за операции КГБ в Гаване лишь в 1968 году, то есть двумя годами позже предполагаемого посещения Кубы Ильичом.

Заявление о том, что Ильич прошел ритуал посвящения в террор под сенью Кастро, есть не что иное, как пропаганда ЦРУ. Когда эти сведения появились впервые, ЦРУ заявило, что они основаны на откровениях Орландо Кастро Идальго — перебежчика кубинской разведки, работавшего в кубинском посольстве в Париже, который якобы сообщил ЦРУ, что Ильич был одним из 1500 латиноамериканцев, которые ежегодно обучались на Кубе. При этом он добавил, что венесуэльцы отдавали предпочтение партизанским операциям и методам саботажа. Сегодня бывший глава контртеррористического отдела ЦРУ, хорошо знакомый с файлом на Ильича, признает, что у ЦРУ нет убедительных доказательств пребывания Ильича на Кубе.

Однако западные силы безопасности не нуждались в подобных откровениях, самостоятельно подвергнув сомнению эти сведения. В досье, составленном Французским отделом убийств (криминальной бригадой), есть следующее двусмысленное замечание: “Разведка США утверждает, что в 1966 году отец послал Ильича на Кубу”.{29} Трудно сказать, был ли Ильич завербован кубинской разведкой, заключают французские эксперты.

Если бы Ильич учился в университете у себя на родине, возможно, он повторил бы судьбу своих мятежных предков: стал бы местным революционным деятелем, в лучших сапатистских[1] традициях сражающимся с венесуэльской диктатурой. Венесуэльцы отличаются своим упорным нежеланием эмигрировать. Они не желают покидать белые пляжи Кариб-ского моря, снежные вершины Анд и влажные джунгли, красочно описываемые во всех туристических справочниках. Однако Рамиреса Наваса очень тревожила деятельность Ильича: он опасался, что его старший сын может пострадать в жестоких уличных схватках, сотрясавших Каракас. В 1966 году Рамирес Навас решил отправить Ильича и его братьев учиться за океан, в Лондон, в сопровождении Эльбы. Под материнской защитой мальчики должны были выучить новый для них язык и приобщиться к европейской культуре.

Конец бурных 1960-х, лондонская ночная жизнь и лишенные предрассудков молодые женщины стали откровением для Ильича. Много лет спустя он вспоминал, что без труда адаптировался к жизни на разных континентах и не испытывал ностальгии, приехав в Лондон в августе 1966 года. Братья вместе со своей матерью часто переезжали с одной квартиры на другую, которые они снимали в западной части Лондона, порой оказываясь втроем в одной спальне. Одна из таких квартир располагалась в Эрл Корте.

Сначала Ильич учился в Стаффордском педагогическом колледже в Кенсингтоне, где сдал экзамены по программе средней школы по английскому языку, физике, химии и математике. Преподаватели этого привилегированного учебного заведения не были в восторге от 17-летнего юнца и жаловались на его лень и раздражавшее их пустословие. “Он был жалким ничтожеством”, — нелицеприятно вспоминала его преподавательница английского языка Хилари Кинг. “При этом он был убежден, что является для всех господним подарком. Одутловатый и толстый, он всегда был безупречно и очень дорого одет. Он откровенно лгал и при любой возможности отлынивал от работы”. Однако лень не помешала сообразительному Ильичу, изучавшему английский еще до приезда в Лондон, и он перешел на следующий курс в педагогический колледж Эрл Корта.

В отсутствие Рамиреса Наваса Ильич стал настоящим авторитетом для своего младшего брата Владимира. “Мой брат заменил мне отца, — вспоминал тот. — Он объяснял мне, как надо себя вести в семье и в обществе. Он всегда представлялся мне очень правильным, хорошим и нравственным человеком. Он не был грубым, всегда был расположен к людям и он был нежным, любящим братом”.{30}