Александр Бушков - Крючок для пираньи
Он нетерпеливо оглянулся, отчего-то вдруг загоревшись желанием узнать истину. Степан Ильич подошел не спеша, вынул изо рта трубочку:
— В одном баллоне оставалась примерно четверть. Второй, как говорится, не почат.
— Это работает на вашу версию? — повернулась Даша к Мазуру.
— Я бы сказал, полностью ее подтверждает, — сказал он. — Слишком поздно понял, что с ним происходит, запаниковал, загубник выпал изо рта…
— Что вы сейчас будете делать? — спросила она Кацубу.
— Простите?
— Очередное погружение или плывете к берегу?
— В море, милая барышня, не плывут, а ходят, — деликатно поправил ее Степан Ильич.
— Да какая разница… — махнула она рукой. — Что делать будете?
— Пожалуй что, к берегу, — поразмыслив немного, сказал Кацуба. — После такой находки нам отписываться до утра, заранее себе представляю груду бумаг… Пошли, Володя? Раньше сядем, раньше встанем.
В коридоре они встретили Свету, выходившую из гальюна, — шарфик сбит на сторону, растрепанная, подбородок мокрый.
— Блевала, понимаете ли, — сообщила она вполне бодро. — Я ведь столичная штучка, мне положено при виде такого улова…
— Ну и лапочка, — мимоходом отмахнулся Кацуба. — Иди играй дальше, Сара Бернар ты наша…
Втолкнул Мазура в каюту, захлопнул с треском дверь и спросил:
— Сколько правды в том, что ты рыжей наговорил?
— Сто процентов, — сказал Мазур. — Уж извини, если что не так…
— Ничего, все нормально. Вот только не могло ли получиться наоборот? Я имею в виду — его подзажали под водой, вырвали загубник и держали, пока не захлебнулся? А потом чем-то соответствующим распороли ногу?
— Могло и так быть, — сказал Мазур. — Версий тут всего две — либо так, либо этак…
— И внешние признаки абсолютно идентичны?
— Думаю, да, — сказал Мазур, криво ухмыльнулся: — Видишь теперь, что под водой естественную смерть от убийства отличить не в пример труднее, чем на суше… В некоторых случаях.
— А сам ты что думаешь?
— Да не знаю, пойми ты! — с сердцем бросил Мазур. — Ситуация в точности та, что и с водолазом — либо несчастный случай, либо убийство, но если это убийство, эмпирическим методом доказать невозможно.
Кацуба вдруг поднял голову:
— А знаешь, это и к лучшему…
— Что?
— Если это убийства, замаскированные под несчастные случаи, значит, дырявить тебя под водой из автомата не будут в случае чего. Постараются провернуть «несчастный случай» — и при таком повороте у тебя больше шансов, а?
— Вообще-то да, — кивнул Мазур. — Кто?
— Ну не знаю я! — сказал Кацуба. — Я же не господь бог, у меня только-только следы обозначились под носом… По ним еще пройти надо. Да, а что с дырами? Точно, свежие?
— Свежие, — уверенно сказал Мазур. — Говорю тебе, металл не успел потускнеть. Совсем недавно ковырялись. — Он фыркнул. — Вот тебе и завязка интриги. Дорофеев, когда драпал в панике и спешке, спасаясь от раскулачивания, погрузил на «Веру» пару бочонков с пиастрами. А карта была спрятана в одном из двенадцати музейных стульев. Кто-то нашел, спалил музей для заметания следов, поднял пиастры…
Кацуба его не перебивал, но и не улыбнулся — смотрел серьезно, задумчиво.
— Версия неплоха, — сказал он наконец. — Вот только есть одно обстоятельство, которое ее напрочь перечеркивает. Будь на «Вере» какой-то клад, те, кто его извлек, преспокойно смылись бы с добычей. А ведь история не кончилась со смертью водолазов, она, точно тебе скажу, продолжается. Нет, не клад…
— Слушай, где ты Васю раздобыл? — спросил Мазур. — Ведь насквозь штатский, я уж боялся, что его удар хватит при виде трупа.
— Ну не было ничего другого, — грустно сказал Кацуба. — Такие, как ты, обормоты — товар дефицитный. Хороший Вася мужик, мастер спорта, аквалангист классный — но всего в нем военного, что капитан запаса. Все понимаю, да что делать, работай с тем, что есть. Трупов там, внизу, вроде бы больше не ожидается. А «Веру» надо обследовать тщательно. Что ты ухмыляешься? Не верю я в клад, ты и сам не веришь, а?
— Не верю, — признал Мазур.
— То-то. Клада нет, а тайна есть. Зачем-то же на «Веру» полезли с газосваркой? С опытными водолазами, надо полагать. Задачка не для дилетанта. Эх, языка бы мне…
— Знаешь, в чем загвоздка? — спросил Мазур. — Под водой взять языка в сто раз труднее, чем на суше. Особенно если ты один. Ежели что, на Васю у меня никакой надежды…
— А ты что, ждешь под водой нападения? — прищурился Кацуба.
— Ты ждешь.
— Да нет, — признался Кацуба с тяжким вздохом. — Конечно, и суденышко какое-то странное на горизонте маячит, не давая себя рассмотреть, — сегодня опять, кстати, маячило, — и меры оповещения разработали, но… Нельзя сказать, что я жду нападения под водой. Я просто жду чего угодно.
Глава четырнадцатая
Мытьем и катаньем
Гости заявились ближе к вечеру, когда Мазур с Кацубой бездарно убивали время, совершенно не представляя, чем себя занять, — Мазур вполглаза смотрел по телевизору «Человека-амфибию» (из-за жуткого качества изображения скорее уж подходило название «Странник в пургу»), а Кацуба валялся в кресле, с теми же загадочными гримасами и хмыканьем перелистывая записки полковника Фосетта, всю сознательную жизнь искавшего в Южной Америке загадочные города исчезнувших цивилизаций, да так и не вернувшегося однажды из очередного вояжа.
— Ихтиандр, я тебе пожрать принес… — громко вспомнил Кацуба концовку старого анекдота, отложив книгу.
— Не опошляй, очкастый, — лениво отмахнулся Мазур.
За событиями на экране, и без того знакомыми с детства, он наблюдал рассеянно — гораздо более его интересовало, отчего Кацуба устроил неслабую фальсификацию. Согласно протоколу, подписанному обоими подводными пловцами, Кацубой и капитаном «Морской звезды», труп аквалангиста-пограничника был обнаружен не в трюме «Веры», а застрявшим меж двумя камнями на дне, в двадцати метрах от «Комсомольца».
Так отныне и значилось во всех документах, так Кацуба и поведал милиции и пограничникам, незамедлительно примчавшимся в порт, едва вернулась «Морская звезда». Дашу Шевчук обмануть было проще всего — она сама, естественно, под воду не спускалась, зато словно бы освятила своим присутствием на борту майоровы измышления.
Хорошо еще, Мазур с Васей были заранее предупреждены. Мазур старательно изложил версию «естественных причин»: рана, обширная кровопотеря, обморок, смерть, опять-таки по приказу умолчав о втором из возможных вариантов…
Нельзя сказать, что его прямо-таки сжигало любопытство, — привык не задавать лишних вопросов. Но узнать подоплеку все же хотелось. Однако Кацуба до объяснений не снизошел, а в набитом микрофонами номере не пооткровенничаешь. Мазур пытался самостоятельно подыскать какие-нибудь версии, но понимал, что информации у него мало. И чуточку злился — непонятное его всегда легонько злило, особенно в нынешнем положении.
Тут и постучали в дверь. Гостей оказалось трое — белозубый варяг Кристиансен, один из ярых сподвижников покойного Пруткова по имени Костя (фамилию Мазур запамятовал, если она вообще звучала), с которым познакомились на достопамятной квартире со скучавшим в ванне хомяком. Третий был незнаком — и довольно явственно отличался от спутников. Во-первых, он представился по имени-отчеству — Илья Михайлович, во-вторых, единственный из троицы был в отглаженном костюме и при галстуке, в-третьих, в противоположность бородатому Косте и с неделю не бритому Свену Кристиансену, щеголял идеально выбритыми щеками и даже пахнул хорошим одеколоном. Все это решительно выбивало его из рядов мятых и нестираных борцов за экологию — и заставляло держать ухо востро…
Кристиансен с порога вопросил:
— Тысяча извинение, вы не знали, где есть Свьета?
— Свьета есть на работе, — разведя руками с видом глубокого сожаления, сообщил Кацуба. — Журналиста ноги кормят, знаете ли, вот и работает, не щадя сил…
Белобрысый уселся, не скрывая огорчения. Украдкой глянув на лощеного Илью Михайловича, Мазур припомнил фразу из какого-то старого детектива: «Он казался слишком сильной личностью, чтобы сидеть в диспетчерской таксомоторной фирмы». Вот именно, нечто похожее мы сейчас и наблюдаем…
Костя, конечно же, водрузил на стол бутылку, судя по облику, представлявшую собой даже не аристократию «самопала» — законченное плебейство.
— Увы, увы… — покачал головой Кацуба. — Возлияния, Костя, на время отменяются. Володе завтра опять под воду идти, да и мне негоже на команду перегаром дышать, не будет того авторитета…
— Я, пожалуй, тоже не стану, — заявил Илья Михайлович, едва скрывая брезгливость при взгляде на сосуд. — Печень что-то пошаливает…
— Ну, ладно, — ничуть не обескураженный Костя принялся сдирать жестяной колпачок. — Мы со Свеном по маленькой дерябнем…
