Евсей Гречена - Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах
В своих «Записках» А. Х. Бенкендорф потом написал, что отряд генерала Винценгероде состоял из Казанского драгунского и трех казачьих полков. Конечно же это были регулярные войска, и их целью, согласно плану Барклая де Толли, было сохранение сообщения между главной армией и войсками генерала Витгенштейна, а также защита определенной территории от мародеров и рассылаемых противником фуражиров. Первый бой «партизан» Винценгероде имел место 26 июля (7 августа), когда у села Озерок были взяты в плен один офицер и 18 французских гусар.
Потом полковник Бенкендорф во главе драгунского полка атаковал французов у Велижа, а сам Винценгероде 7 (19) августа явился к воротам Витебска, приведя в ужас оставленный там для обороны французский отряд. После же Бородинского сражения отряд Винценгероде передислоцировался к Рузе и Звенигороду.
Очевидно, что все это делалось задолго до того, как стал практиковать «партизанство войскового типа» Д. В. Давыдов.
При этом, если говорить строго, ни Бенкендорф, ни Винценгероде, ни высшее командование нигде не приравнивают их отряд к отрядам армейских партизан, даже когда отдельные партии из их «летучего корпуса» и занимаются партизанской работой: транспорты, мародеры, обозы и т. п.
Одним из выдающихся подвигов Д. В. Давыдова стало дело 28 октября (9 ноября) под Ляховым, где он вместе с другими армейскими отрядами взял в плен почти двухтысячный отряд генерала Ожеро. Однако не надо путать партизанскую войну и партизан как таковых. Генерал Винценгероде, полковник Бенкендорф, майор Прендель, подполковник Давыдов и многие другие вели партизанскую войну, но не были никакими партизанами — они являлись офицерами регулярной армии, выполняющими спецзадание.
К сожалению, для советской «куртизанки-истории» нужны были герои только с русскими именами и фамилиями, а посему все сейчас знают Давыдова и Сеславина (хотя бы по названиям московских улиц), и почти никто не знает Винценгероде и Пренделя. Но в любом случае, все они были офицерами регулярной армии, а их отряды логичнее считать армейскими диверсионными группами. Что же касается советских историков-пропагандистов, то они, «видя явный недостаток в героях-партизанах, сделали партизаном и Давыдова».
Про обладателей же неправильных фамилий вообще было забыто, как будто бы их и не существовало вовсе. Дошло до того, что в известной книге о войне 1812 года писателя М. Г. Брагина маршрут движения небольшого отрядика Дениса Давыдова был обозначен такими же стрелками на карте театра военных действий, как и маршруты армий и корпусов. Ничего, кроме смеха, это вызывать не может.
А что же крестьяне? Неужели они вообще не принимали участия в войне? Нет, принимали, но вот каким образом?
Классические партизаны были, но в основном лишь в Смоленской губернии. Здесь крестьяне очень быстро расстались с надеждами на то, что Наполеон освободит их от крепостного права. Впрочем, все говорит о том, что Наполеон и не собирался этого делать. С другой стороны, крестьянам страшно досаждали фуражиры и мародеры Великой армии. И им, естественно, оказывали активное сопротивление.
Еще многие крестьяне убегали в леса при приближении французской армии зачастую просто со страху, а не от какого-то великого патриотизма.
Французский генерал Арман де Коленкур после войны написал в своих «Мемуарах»:
«Армия могла питаться лишь тем, что добывали мародеры, организованные в целые отряды; казаки и крестьяне ежедневно убивали наших людей, которые отваживались отправиться на поиски».
Но вот можно ли это назвать полноценной партизанской войной, направленной против захватчиков? Ведь если быть предельно честными, то надо упомянуть обо всех мародерах, а не только о французских. Естественно, что с подачи советских и российских историков в русской армии якобы мародеров не было. Оказывается, были, да порой и побольше, чем во французской.
Происходило это, в частности, по причине того, что продовольственные службы русской армии работали из рук вон плохо, а посему солдаты часто голодали, и это приводило к грабежам.
Историк М. Н. Покровский пишет:
«Грабежи не прекращались; грабили и около Вильны, и около Витебска, и под Смоленском, и под Москвой: и не грабить было нельзя, ибо солдатам надо было что-нибудь есть. Надо прибавить, что если солдаты грабили просто под непосредственным давлением голода, то высшие чины грабили не меньше, но с большим комфортом и с меньшей опасностью».
В качестве примера приведем запись в дневнике шефа 13-го егерского полка генерал-майора В. В. Вяземского:
«Снабжали себя посредством чрезвычайной фуражировки — то есть без всяких раскладок, а что кто где нашел, то и берет. Сверх того выгоняли мужиков жать, молотить и молоть, и таким образом армия снабдила себя на десять дней».
Естественно, крестьяне возмущались подобными грабежами, но в первое время не решались вооружаться: боялись, как бы их потом не привлекли к ответственности. Но позже осмелели, тем более что получали от российской армии добро и даже командиров с оружием. Естественно, для действий против французов.
Именно так, кстати, прославилась Василиса Кожина, именем которой также названа одна из московских улиц. Ее портрет украшал и продолжает украшать учебники по истории.
Советский историк Н. Ф. Гарнич пишет:
«Бессмертную славу приобрела простая русская женщина Василиса Кожина — крестьянка Сычевского уезда Смоленской губернии, жена убитого французами старосты одной из деревень. Когда наступающие от Смоленска на Москву французы появились в Сычевском уезде, Василиса Кожина создала целый отряд из женщин, девушек и подростков».
И что характерно, толком описать, что же именно героического сотворил отряд Кожиной, никто никогда не мог. Просто писали, что, мол, героическая женщина создала отряд партизан из детей и женщин, нападала на отступающих французов, брала пленных и сдавала их в русскую армию. Безоружные женщины и дети против вооруженных солдат?! Что же там за солдаты были? Скорее всего замерзшие и больные, отставшие от обозов?
Ю. А. Дубов по этому поводу иронизирует, говоря о Наполеоне:
«По-настоящему его могла бы напугать разве что Василиса Кожина, но очевидная малочисленность ее боевой единицы вряд ли серьезно повлияла на поведение победителя при Маренго и Аустерлице».
Скорее всего «партизанка Василиса Кожина» — это обычная легенда, приумноженная пропагандистскими мифами. И «нет никаких документов, подтверждающих посещение Кожиной Кутузова, который якобы лично наградил ее медалью. Ну, а брать в плен замерзших, голодных и больных наполеоновских солдат во время их отступления через Смоленск в самом деле могли и дети с женщинами, вооруженные вилами и косами; возможно, что этим они и занимались. Скорее отряд Кожиной был „Армией спасения“, ибо обмороженных и больных солдат „партизаны“ спасали от неминуемой смерти на русском морозе. Такой отряд вряд ли можно назвать партизанским, но образ женщины-героя как нельзя лучше подходил для заметок в газетах»[56].
Безусловно, отдельные партизанские отряды, составленные из крестьян, были, но они защищали только свои деревни от фуражиров и мародеров всех национальностей. Однако «партизанское движение в войне 1812 года никак нельзя было назвать массовым. Если сравнить эту войну с войной 1654–1667 годов Речи Посполитой с Московией, то разница тут же бросается в глаза. Тогда 300-тысячная армия Алексея Михайловича Романова вторглась в земли Великого княжества Литовского, где ее встретило регулярное войско Литвы в 11 000 человек. Понятно, что литвины быстро потерпели поражение, их села, города подверглись уничтожению, щадили лишь тех, кто соглашался принять веру Москвы, но и таковым доставалось. Половина населения княжества была либо убита, либо угнана в плен, либо бежала. Но партизаны спасли свою страну. Они образовывали целые зоны, куда захватчики боялись даже нос сунуть. Ситуация была похожа на ситуацию 1944 года, когда в Беларуси действовали до 700 000 партизан. Именно такими были истинно отечественные войны. В 1812 году такого, увы, не наблюдалось»[57].
* * *Итак, в 1812 году настоящих партизан-повстанцев было очень мало. Да, они тревожили французские обозы и были великолепными разведчиками, но не они «сломили хребет» захватчикам. Зато потом вовсю потрудились некоторые участники войны и историки-пропагандисты.
Мягко скажем, «преувеличения», допущенные некоторыми партизанами при описании своих собственных подвигов, вызвали суровую оценку со стороны будущего декабриста князя С. Г. Волконского, который и сам некоторое время командовал армейским партизанским отрядом. В своих «Записках» он, в частности, написал:
«Описывая партизанские действия своего отряда, я не буду морочить читателя, как это многие партизаны делают, рассказами о многих небывалых стычках и опасностях; и, по крайней мере, добросовестностью моей, в сравнении с преувеличенными рассказами других партизанов, приобрету доверие к моим запискам».
