Дмитрий Ненадович - Бестолковые рассказы о бестолковости
Так что, подлинность документов не должна вызывать ни у кого никаких сомнений. А раз так, значит военные в театре были. Были они там слегка пьяными и пахло от них ливерной колбасой. А сопровождали военных в театре исключительно привлекательные дамы, которых этот запах ничуточку не смущал. А значит, жизнь обучаемых военных в те застывшие годы даром все-таки не пропадала.
Фильм, Фильм, Фильм…!
Как известно было до недавнего времени, из всех искусств для нас важнейшим является кино. Это сейчас уже стало многим непонятно: что же в конце-концов для многих является в этой жизни прямо таки действительно важным.
И какое именно искусство? Осталось ли оно где-нибудь вообще, не захлебнулось ли в густом тумане, окутавшего страну неистового и всепроникающего чеса? А если осталось, то где, когда и в какой форме можно к нему приобщиться? Сплошные сомнения и раздумья. А тогда классик сказал, как отрезал — кино и все тут. Ну а раз кино, значит должны быть киноактеры.
И было бы странным, если бы военных здесь вдруг не заметили. Быть военным и не быть актером просто невозможно. А актер — это, пожалуй, поширше понятие будет, нежели какой-то там киноактер. Вопросы собственной киногеничности настоящего актера, читай настоящего военного, не должны волновать ни при каких обстоятельствах. Скорее всего, военный должен подпадать под определение: артист театра и кино.
Нет, бывают, конечно же, для военных определенные исключения, если же там, решил он, к примеру, только до майора, тогда и без живого артистизма еще можно будет как-то протянуть, на чистом энтузиазме, помноженном на альтруизм, и то, с большим трудом. Но продвигаться по скользкой служебной лестнице от ступеньки «майор» куда-нибудь выше, не будучи признанным актером, хотя бы среди окружающих вас военных, нет, это просто невозможно. Это больше напоминает какую-то оригинальную форму самоубийства.
Вот представьте себе зону компактного проживания военных разных воинских званий и биологических возрастов, постоянно снующих по территории зоны, выполняя очень похожие, но всегда противоречащие друг другу, задачи. При этом в ходе броуновского своего движения военные непрерывно сталкиваются, некоторое время взаимодействуют, обмениваясь различными видами энергий, а по результатам обмена либо взаимно сближаются, либо взаимоотталкиваются.
Взаимодействие происходит пусть не всегда в строгом (в плане нарушения нормативной лексики), но все же соответствии с уставными положениями. И если на всей остальной территории защищаемой отчизны строгость законов всегда компенсировалась необязательностью их исполнения, в зоне компактного проживания военных всегда стремились «букву» Устава соблюсти (во всяком случае, в монументально застывшие те времена, соблюсти стремились). А «букв» там столько, что если все, что они за собой предполагают хотя бы в течение одного дня строго выполнять — летальный исход в лучах пламенеющего заката военному обеспечен.
Выручает военных врожденный инстинкт самосохранения. Несмотря на многочисленные военные упражнения, по подавлению всяческих отвлекающих от доблести службы инстинктов, инстинкт самосохранения является наиболее живучей деталью духовной сущности военного. И живучий инстинкт этот сопровождает военного всю его жизнь.
Вот казалось бы, угасли уже совсем еще недавно казавшиеся очень важными, инстинкты. Выдали военному вместе с удостоверением «Ветеран военной службы» справку, позволяющую беспрепятственное посещение женского отделения общественной бани. Ну, например, в мужское отделение большая очередь, а заслуженный военный шаркающей походкой шнырь в отделение для помывки прекрасного пола. Как! Мужчина, куда вы?! В своем ли вы уме?! А военный хоп, и предъявляет справочку. Извольте ознакомиться. Как мужчина я уже никакой. Стерилен и потому абсолютно для женского пола безвредно-бесполезен. Может там, внутри заветного помывочного отделения кто-то все же на что-то с дури и понадеется. Предупреждаем сразу — бесполезно. Всем обучаемым военным на протяжении длительного времени в преддверии выходных дней в пищу подсыпают бром. Притупляют, так сказать, низменные их инстинкты. Но качественного, быстродействующего брома на военных как всегда не хватает, и поэтому действие его начинает проявляться ближе к военно-ветеранскому возрасту. Постепенно, но все с учащающейся частотой. А потом вдруг, как-то все равно неожиданно: раз — и все. Половина шестого.
А на вопрос женской очереди относительно того, что в своем ли военный пребывает уме, тоже имеется соответствующая справочка. От специального военного врача, приснопамятного читателю военного герантолога. Спецврач свидетельствует всуе, что военный ветеран давно уже находится в состоянии глубокого профессионального маразма, устойчивого в своей специфичности. А специфичность, опять же, обусловлена тем же живучим инстинктом самосохранения: военного постоянно преследует чувство опасности, даже при нахождении его в стерильно-безвредном никому не нужном состоянии. На все он смотрит недоверчиво и оценивающе. Оценивает, стало быть, как его всю жизнь учили, угрозы и уязвимости. Но к общественно опасным деяниям склонностей не имеет. Пока. Пока пенсионное его обеспечение не упадет до уровня прожиточного минимума.
Ну так вот, руководствуясь живучим своим инстинктом военный постоянно что-то недовыполняет. А потому он постоянно в чем-то виноват. Начальствующему какой-либо величины можно наказывать любого своего подчиненного военного, даже не имея визуального или еще какого контакта с ним. Вот так просто в канцелярии сидючи представил себе военного, который, к примеру, обратился к своему сотоварищу на «ты» и, тут же — раз и наказал его. А потому, что все военные по служебным вопросам должны обращаться друг к другу исключительно на «вы». А поскольку вопросов, совершенно никак не относящихся к службе, у военных практически не бывает, значит все они виноваты просто по определению. И правильно их наказывают. До чего дошли, хамье трамвайное, они, видете ли, поправ устав друг другу тыкают!
Или же еще один пример. Одна из статей успевшего уже читателю надоесть Устава повествовала о том, что все военные обязаны при встрече (обгоне) отдавать друг другу честь, строго соблюдая правила этого мероприятия. А правила предписывали отдачу чести выполнять четко и молодцевато (военному воображению совершенно нетрудно воспроизвести себе процедуру потери невинности, сопровождаемую четкостью и молодцеватостью), при этом правая рука прикладывается к головному убору так, чтобы пальцы были вместе, ладонь прямая, средний палец касался нижней части головного убора, а локоть был на линии и высоте плеча. У-у-ф-ф!
И это еще не все. Есть еще и другие описания порядка лишения военного чести. Да-да, именно лишения. Он же, согласно Уставу, должен ее отдать, следовательно, должен ее тут же и лишиться. Справедливости ради надо отметить, что, как правило, лишение происходит ненадолго, ведь тот, кому военный честь свою только что, походя так, даровал, обязан тут же кусочек ее вернуть обратно, демонстрируя ответное приветствие, а обесчещенный военный обязан этот кусочек поймать, как можно удачней разместить его внутри себя и тут же приступить к его бережному и быстрому выращиванию. Почему быстрому? Так ведь скоро же опять всю отнимут, а вернут лишь кусочек-рассаду. Но это еще ничего, это еще нормальная ситуация. А вот если, к примеру, тот военный, которому честь была отдана оказался недобросовестным? Или же невнимательным просто? Пожадничал, к примеру, этот военный семенным кусочком? Тогда все гораздо сложнее, все придется с нуля начинать.
Другие описания способов лишения военного чести касаются случаев, когда головной убор у военного по каким-либо причинам отсутствует либо когда руки военного заняты тяжелой поклажей.
Имеются так же описания порядка почти добровольного отдания чести военным на месте и в движении. Особенно интересно выглядит это в движении. В этом случае военный должен, находясь в состоянии полуобморочного экстаза, злобно хлопнуть всей ступней своей о ничем не повинный участок земной поверхности, в момент шлепка резко боднуть головой в сторону искусителя и, пожирая его полными оргазма глазами, одновременно примкнуть правую руку к головному убору, а левую судорожно прижать к бедру. Камасутра отдыхает!
Представили, как это все будет выглядеть в исполнении военного артиста, выступающего в одиночном разряде? А теперь представьте, что творилось бы в компактной зоне беспрерывного хаотического туда-сюда шныряния большого количества разновеликих военных артистов, если бы они все это одновременно все вместе начали исполнять.
Представьте, к примеру, радостную процедуру массового освобождения от оков давно надоевшего сна, когда двести внезапно разбуженных военных начинают ломиться в места общего пользования (в соответствии с Уставом: уборную, оборудованную «одной кабиной с унитазом (очком) и одним писсуаром на 10–12 человек», или умывальную: «устанавливаются из расчета один кран (сосок) на пять-семь человек…»), беспрерывно топая полными ступнями и бодаясь головами, в исполнении утренних воинских приветствий и при этом еще обращаются военные друг к другу исключительно на «вы».
