Джеролд Шектер - Шпион, который спас мир. Том 2
Джекоб был психологически подготовлен для Москвы консервативно настроенными русскими педагогами в Дартмуте, многие из которых были эмигрантами из Санкт-Петербурга, превозносившими жизнь при старом режиме и на чем свет стоит ругавшими большевиков. Однако был у него также профессор-марксист, который в восторженном тоне объяснял ему великие цели Советского государства. Москва была непростым местом для работы, и назначение подействовало на Джекоба возбуждающе. Ему было известно, что посольство в Москве находится под интенсивным наблюдением и контролируется с помощью подслушивающих устройств, однако Джекоб не позволял себе тревожиться по этому поводу. Он был твердо намерен не повторить ошибок того злосчастного сотрудника под кодовым именем «Компас», которого Джекоб называл не иначе как «бедолага».
«Русские — последователи Павлова, — говорил Джекоб. — Они создают обстановку психоза и нервозности, чтобы ты лишился возможности действовать и поддался вербовке. Я ехал в Москву поездом, чтобы иметь возможность почувствовать атмосферу страны. Мне хотелось увидеть необъятные русские просторы и постичь, хотя бы отчасти, национальный характер русских. Я прибыл в Москву снежным январским утром 1962 года. Меня никто не встречал. Забрав свои чемоданы, я вышел из здания вокзала и попал под сильный снегопад. Девять-десять русских стояли в очереди, ожидая такси. Один из них, оглядев меня и мою одежду, спросил, не иностранец ли я. Когда я ответил, что я американец, они подтолкнули меня к началу очереди: «Вы иностранец — проходите без очереди». Этот незначительный инцидент произвел на меня большое впечатление. Вот они, русские, демонстрирующие не только свое гостеприимство, но и собственный комплекс неполноценности, стремясь показать, что и они умеют быть любезными. Такого никогда не случилось бы во Франции или Германии».
Джекоб вспоминал, как он изо всех сил старался, чтобы никто не заподозрил в нем сотрудника ЦРУ. Он преуменьшал свое знание русского языка и делал вид, что хотел бы усовершенствовать его, чтобы впоследствии преподавать русский. Всем русским секретарям в канцелярии посольства он сказал, что собирается прожить год в Советском Союзе, а затем, вернувшись в Соединенные Штаты, стать преподавателем русского языка.
Когда однажды молоденькая бельгийка, жена одного из американских дипломатов, нагрубила ему и сказала, чтобы он знал свое место, он воспользовался этим случаем, чтобы убедить окружающих, что он не является сотрудником разведки. «Я ее ненавидел, но в то же время был благодарен ей. Всякий раз, когда она меня оскорбляла, я старался вести себя корректно и говорить примирительным тоном. Я сообразил, что если со мной будут публично плохо обращаться, то русским никогда и в голову не придет, что я работаю на ЦРУ, — рассказывал Джекоб. — Они знают, что КГБ использует своих сотрудников в качестве шоферов или на таких работах, как отправка почты, но в советском посольстве никому и в голову не придет относиться к таким людям свысока: их положение известно и к ним относятся с уважением».
2 ноября небо было покрыто свинцовыми тучами, предвещавшими первый снег в этом году. Дул порывистый ветер, но заморозков еще не было. Под дешевым американским синтетическим плащом на Джекобе был надет свитер. Плащ не выглядел ни дорогим, ни заграничным. «Огромным его преимуществом были карманы, — вспоминал Джекоб. — Помимо обычных карманов еще были прорези, через которые можно было просунуть руку. Таким образом, если бы мне потребовалось отделаться от того, что я взял, я мог бы просунуть руку через прорезь и, вместо того чтобы положить материал в карман, выронить его».
План заключался в следующем: Джекоб должен был поехать на Кузнецкий мост в машине вместе с Робертом К. Джерменом, сотрудником посольства, занимавшимся вопросами книготорговли, которому ничего не было известно о Пеньковском или о том, что Джекоб собирается опорожнить тайник. Пока Джермен ходил по книжным магазинам на улице, по которой плыли толпы покупателей, Джекоб дошел до Пушкинской и вошел в книжный магазин на углу Пушкинской и проезда Художественного театра. В магазине было два выхода: один со стороны проезда, а другой, угловой, со стороны Пушкинской. Джекоб воспользовался входом со стороны проезда, прошел сквозь магазин и вышел на Пушкинскую в надежде оторваться от наружного наблюдения, если оно за ним велось. Он внимательно осмотрел перекресток. «Моей первой мыслью было понаблюдать за пешеходами по обеим сторонам Пушкинской — с моей стороны и с противоположной. И там, и здесь толпа текла равномерным потоком, нигде не было заметно людей, болтающихся без дела, или иных подозрительных личностей. Миновав мясной магазин, я увидел три «Волги», припаркованные у обочины, первая из которых находилась примерно в двадцати метрах от проезда. Первые две машины были пусты, а в последней за рулем сидел человек».
В последующем отчете об операции Джекоб писал, что, «не заметив ничего подозрительного или отклоняющегося от нормы», он вошел в подъезд дома 5/6 по Пушкинской улице, расположенный между мясным и обувным магазинами.
«Мне было поручено произвести выемку из тайника, если только, по моей собственной оценке, за мной не велось явного наблюдения. Когда я вошел на плохо освещенную площадку перед лестницей, я заметил женщину средних лет с хозяйственной сумкой. Она стояла ко мне спиной и ждала вторую женщину, которая спускалась по лестнице. Отыскав глазами радиатор отопления, я поставил на него правую ногу и стал завязывать шнурок, выжидая, когда обе женщины уйдут. Затем я полностью переключил внимание на радиатор, который находился примерно в трех шагах справа от двери, а конец его доходил почти до самой двери. Я просунул руку за радиатор, но не сразу обнаружил тайник, очевидно, потому, что слишком низко опустил руку. Со второй попытки я сразу же нащупал спичечный коробок. Я крепко зажал его в правой руке и, приподняв проволочный крючок, высвободил его из скобы. Крепко зажав коробок в кулаке, я повернулся и сделал шаг в направлении двери. В этот момент четверо мужчин резко распахнули дверь. Первый немедленно схватил меня за руку, которую я успел просунуть в прорезь плаща, и, сорвав мой плащ с одного плеча, попытался схватить мой кулак. К тому времени я уже выпустил коробок и сделал шаг назад, чтобы он мог упасть на пол. За пятнадцать секунд двое заломили мне за спину руку, а третий, стоявший за моей спиной, зажал мне шею. Четвертый мужчина стоял передо мной, прижимая меня спиной к стене. Каждый из них действовал чрезвычайно профессионально, без суеты: не было ни криков, ни разговоров, не считая нескольких неразборчивых односложных слов.
Меня сразу же вывели из здания и затолкали в светло-серую «Волгу», которая была припаркована у обочины прямо перед подъездом, но она была не из тех, которые я видел припаркованными на улице. Когда меня выводили, я заметил пятого человека — он был в очках и, по-видимому, руководил операцией.
Внутри машины я оказался втиснутым между двумя мужчинами, а руки мои были скручены сзади. Третий человек, сидевший на переднем сиденье, одной рукой сильно давил мне на грудь, а четвертый был за рулем. Поездка до отделения милиции длилась сравнительно недолго — примерно пятнадцать минут. Едва сели в машину, как человек, сидевший справа от меня, сказал: «Ублюдок все выбросил». Несколько минут спустя обнаружилось, что водитель не знает, как проехать к отделению милиции, и человек на переднем сиденье стал объяснять ему.
Около отделения милиции машина въехала на тротуар и остановилась в нескольких шагах от главного входа. Меня вытолкали из машины, и четверо мужчин повели меня, зажав со всех сторон, в комнату № 225, в которую мы прошли через небольшой кабинет. Никаких объяснений нашему внезапному появлению дано не было».
В кабинете находились двое мужчин, и четверо «телохранителей» доложили о чем-то, объяснив, как показалось Джекобу, причины вторжения. Джекобу впервые представился случай рассмотреть повнимательнее сопровождавших его людей. На двоих были надеты темно-синие телогрейки, какие носят в Москве чернорабочие. На третьем было темно-синее пальто, а на четвертом — светло-коричневая спортивная куртка и спортивная сорочка с расстегнутым воротом. На всех, кроме человека в спортивной сорочке, были надеты спортивные шапочки. Во время этой краткой церемонии к каждому из сопровождавших Джекоба людей обращались, употребляя слово «гражданин». Один из сопровождающих представил спичечный коробок, а затем их всех отпустили.
В этот момент в кабинет вошел еще один человек. Джекобу приказали сесть на стул с прямой спинкой, повернувшись спиной к двери. В кабинете были письменный стол, шкаф в углу, письменный стол поменьше и низкий столик с графином воды и несколькими стаканами. В помещении московского отделения милиции на стене висели портреты Брежнева, Ленина и Хрущева.
