Игорь Атаманенко - Предатели. Войско без знамен
Выводы напрашивались сами — ФБР располагало информацией, которую не могло получать на основе исключительно слежки за нашими разведчиками, а лишь с помощью «крота», инфильтрованного в коллектив резидентуры.
Ознакомившись с телеграммой, Андросов тихо произнес:
«Виктор Иванович, не обвинит ли нас Центр в шпиономании и разжигании атмосферы недоверия в разведке? Боюсь, что наши соображения не найдут понимания и поддержки… Мое предложение — не отправлять телеграмму, а подождать до мая, когда из Москвы прибудет с плановой проверкой один из заместителей Крючкова. Вы как, не против?»
На том и остановились.
Когда приехал проверяющий, Черкашин поначалу чувствовал себя окрыленным, полагая, что тот оценит сделанные им разоблачения, но вместо этого заместитель Крючкова схватился за голову и завопил:
«Вы что, черт подери, не знаете, что сейчас творится в Москве?! Да если наружу хоть слово просочится о том, что в вашингтонской резидентуре действует американский шпион, карьере Крючкова тут же придет амбец, да и весь Первый главк будет опозорен! Вы забыли, что разведка никогда не выносит дерьмо из собственной избы?! Уж лучше пусть кто-то нагадит внутри, чем наружу!!»
Черкашин понял, что паркетные генералы хорошо воюют только под ковром, но так как изменить что-либо было не в его силах, он, мысленно послав резидента и проверяющего в общероссийском направлении, внешне смирился и уступил.
Ларчик открывался просто: двумя месяцами ранее умер Юрий Владимирович Андропов, и Крючков остался без могущественного покровителя. Генеральным секретарем ЦК КПСС избрали давнего соперника Андропова — Константина Черненко, и Крючков был очень обеспокоен тем, что ему придется оставить пост главы внешней разведки, так как знал, что Черненко готов избавиться от него при малейшем промахе.
В итоге посиделки в кабинете Андросова закончились тем, что заместитель Крючкова велел перевести Мартынова на участок работы, те бы он был лишен допуска к засекреченной информации (легко сказать, но ведь воплотить в реальность это указание невозможно!), и в конце концов — отправить негодяя в Москву, чтобы там с ним разобрались по-тихому.
Таким образом, дворцовые интриги, которые плели Крючков и его приспешники, заставили всех офицеров вашингтонской резидентуры (только ли их одних?!) в течение последующих почти полутора лет ходить по острию лезвия, а изменнику позволили снабжать своих американских хозяев оперативно значимой информацией…
Отозвать предателя в Москву под благовидным предлогом не представлялось возможным, поэтому Виктору Ивановичу ничего не оставалось, как ждать удобного случая…
* * *Спустя десятилетия полковник Черкашин дал свою оценку казусу с Мартыновым:
«Допускаю, что Мартынов полностью не представлял себе возможных последствий своих действий. По мнению ФБР и ЦРУ, он пошел на сотрудничество с ними из-за идеологических расхождений с политикой СССР. Он также не был удовлетворен своей работой в разведке и вынужден был «терпеть» ее из-за привилегий, которые, как он считал, ему заслуженно полагались.
Американцы платили Мартынову 200–400 долларов в месяц, что дает основание предположить, что деньги не были основным мотивом его предательства. В действительности его главной целью было сделать карьеру в системе КГБ, в полной мере обеспечить свою семью, дать детям хорошее образование, чего, как он рассчитывал, можно добиться, сотрудничая с американцами. Говоря проще, он находил вполне приемлемой сделку по схеме: предательство Родины — благополучие семьи. Шпионаж для Мартынова был разновидностью бизнеса, который, полагал он, никогда не будет раскрыт. Он был уверен, что советская разведка просто не в состоянии вербовать в США агентов, способных выявить факт его связи с ЦРУ и ФБР.
Мартынова вряд ли можно характеризовать как особо цепного агента для американских спецслужб. Не считая сведений общего характера и того, что он знал о работе линии «X» в резидентуре (а она, линия, не была основным объектом внимания ЦРУ и ФБР), Мартынов имел весьма ограниченный доступ к интересующей американцев информации. Передаваемые им материалы не имели никакого отношения к вопросам национальной безопасности или международных отношений СССР. Разведывательная информация, которую он сообщал в ЦРУ и в ФБР — расположение, структура, численный состав резидентуры, режим ее работы и т. п., — представляла интерес только разве что для действовавших против нас контрразведывательных подразделений ФБР.
И последнее: горькая ирония предательства Мартынова заключалась в том, что довольно жесткий и подчас эффективный контрразведывательный «прессинг» ФБР затруднял нам вести разведывательную работу в Вашингтоне, а это отражалось на положительных результатах резидентуры и, как следствие, ограничивало и его, «крота», собственную шпионскую деятельность, а, значит, и размер его гонорара. Тем не менее, американцы возлагали большие надежды на то, что Мартынов продолжит работать с ними и в будущем, когда займет более высокое место в иерархии советской разведки.
Когда Эймс в мае, а Хансен в октябре 1985 года подтвердили мои догадки о предательстве Мартынова, я был потрясен, поняв, что он и является тем «кротом», поисками которого я занимался более года. Действительно, с мая 1982-го ФБР стало устанавливать слежку целевым порядком и только за сотрудниками резидентуры, оставив в покое «чистых» дипломатов. Стало ясно, что Бюро располагает точной информацией о ведомственной принадлежности служащих советского посольства.
Вместе с тем, сознание того, что я был прав е моих подозрениях относительно внедренного в резидентуру «крота» противника, не принесло мне никакого удовлетворения — только горечь и напряжение. Горечь оттого, что теперь мне придется жить и работать с мыслью, что мой товарищ по службе, который мне даже нравился, продавал меня и всех нас в резидентуре вот уже в течение трех лет.
Несколько месяцев я бился над проблемой, под каким предлогом отправить Мартынова в Москву.
Самый простой вариант — отпуск. Но он только недавно из него вернулся. Поэтому отправить его в отпуск снова было бы глупо, это вызвало бы у него обоснованное подозрение. Имелись и другие варианты, например, получение награды в Центре за хорошие показатели в работе либо необходимость присутствия в Москве для решения каких-то, неожиданно свалившихся, семейно-бытовых проблем. Но дело все в том, что разведчик-профессионал Мартынов был прекрасно осведомлен о таких приемах нашей контрразведки. Он распознает малейшую фальшь или несуразность предложения вылететь в Москву и тут же рванет в ФБР.
Кроме того, затруднительно было контролировать действия членов его семьи, поскольку они все вместе проживали вне жилого комплекса «Айрин», арендуя квартиру в пригороде Вашингтона, и в случае опасности могли быстро исчезнуть.
Следовало также считаться с возможностями американского «хозяина» Мартынова — ФБР, которое постоянно отслеживало обстановку вокруг своего агента, и незамедлительно приняло бы исчерпывающие меры по его спасению, появись на его горизонте что-либо подозрительное.
Вернувшийся из отпуска резидент присоединился к моим поискам вариантов надежной доставки Мартынова в Москву.
Наши предложения мы направили в штаб-квартиру ЛГУ, где тоже ломали голову над этой проблемой.
Одна из идей состояла в передаче Мартынову на связь агента, проживающего в Мексике, — там изменника было бы легче нейтрализовать и вывезти в СССР. Но в итоге мы отказались от этой идеи — все выглядело нелогично и искусственно, а, значит, подозрительно. Ибо, если бы, в самом деле, речь шла о передаче на связь Мартынову нового источника, об этом, учитывая существующую практику, с ним должны были говорить во время его недавнего пребывания в Москве. С другой стороны, даже если бы мы смогли реализовать эту идею с Мексикой, ФБР, несомненно, организовало бы какую-нибудь схему защиты его там. Для начала, например, американцы держали бы его под постоянным наблюдением, предусмотрев для предателя сигналы в случае грозящей ему опасности.
Маскируя нашу осведомленность о двурушничестве Мартынова, мы, к сожалению, не имели права ограничить его доступ к секретной информации, а остальные сотрудники резидентуры не получили каких-либо указаний по соблюдению повышенных мер безопасности. Не произошло никаких изменений и в устоявшемся распорядке работы резидентуры. Все шло, как обычно, и Мартынов, как всегда, получал всю оперативную почту, поступавшую в Вашингтон по линии «X». Он также мог вести любые разговоры на темы, интересующие его американских боссов, со своими коллегами по резидентуре, которые, увы! не догадывались об истинных целях инициатора этих разговоров.
