Германское подполье в 1942—1944 годах - Аллен Даллес
Кроме них Гёрделеру помогали несколько преподавателей Берлинского университета, в особенности профессор права Рудольф Сменд. Сменд и Гёрделер были близкими друзьями, и первый посоветовал потенциальному канцлеру, как прорваться сквозь правовую путаницу, которую создали нацисты, чтобы обезопасить себя, — не простая задача, что мог бы подтвердить любой военный правительственный чиновник.
Одной из самых странных фигур подполья был Альбрехт Хаусхофер, сын знаменитого гитлеровского геополитика. Это был толстый, эксцентричный, романтичный и, безусловно, блестящий человек. Так же как и его отец, он занимался геополитикой и путешествовал по всему миру. Кроме того, он был закадычным другом Рудольфа Гесса, и в те дни, когда он был нацистом, входил в штат Риббентропа, а затем Папена.
Впервые он засомневался в здравомыслии нацистов, когда Гитлер захватил Чехословакию. Позднее Хаусхофер убедился в том, что Германия не сможет завоевать мир, если считать критерием прозорливости нацистов перелет Гесса в Англию. «Как можно делать политику с такими глупцами?» — спросил он, услышав о безумной авантюре Гесса.
Гитлер, который был совсем не уверен, что за действиями Гесса не стоит сам Альбрехт, вызвал его в Берхтесгаден. Хаусхофер с легкостью оправдался, но позднее написал Гитлеру, что война будет иметь катастрофические последствия для Германии. Он был арестован, но вскоре отпущен, вероятно, из уважения к его отцу. Тогда он сблизился с заговорщиками и, в конце концов, стал душой заговора. После 20 июля он попытался перейти швейцарскую границу, но был схвачен в Баварских Альпах. За несколько дней до освобождения Берлина Альбрехт и несколько других заключенных тюрьмы Лехртерштрассе (Альбрехт знал о контактах Гиммлера с Попицем) были убиты эсэсовцами. Русские обнаружили его мертвое тело в подвале соседнего с тюрьмой дома, разрушенного бомбежкой.
Альбрехт Хаусхофер был типичным порождением германского молодежного движения, которое способствовало приходу катастрофы и, в конце концов, само стало ее жертвой. В последние дни перед смертью он написал серию сонетов на мятых клочках бумаги, добытой у тюремщиков. В них отражена история его разочарования в нацизме и разрыва с отцом — отцом, который «помог дьяволу вырваться в этот мир». Но Альбрехт осознал как свое участие в этом, так и свою вину. Его вина была совсем не в том, за что его посадили в тюрьму, а в том, что:
Я рано осознал масштаб потерь,
Я упреждал, но я не бил в набат,
И ныне знаю я, что виноват…
Приговор, который вынес себе Хаусхофер, применим ко многим немецким интеллектуалам. Они тоже виновны в своем осторожном равнодушии. И вина большинства из них больше, чем вина Хаусхофера. Потому что он, когда с запозданием понял, во что нацизм превратил Германию, не остался молчаливым наблюдателем. Он рисковал своей жизнью и лишился ее.
Глава 10. Связи с зарубежными странами
Я приехал в Швейцарию в ноябре 1942 года, когда в войне произошел перелом. Под Эль-Аламейном была одержана победа, успешно развивалась оборона Сталинграда, а войска союзников высадились в Африке за день до того, как я пересек швейцарскую границу. Я стал последним американцем, легально прибывшим в Швейцарию до того, как немцы заняли юг Франции и путь в Швейцарию оказался отрезан. До того, как в августе 1944-го американские войска пробились к границе в районе Женевы, Швейцария оставалась островом демократии в море нацистского и фашистского деспотизма. Единственным, что позволяло нам контактировать с внешним миром, была радиосвязь.
Швейцария являлась единственной нейтральной страной, имевшей сухопутную границу с Германией, и в любом случае была наилучшим местом для наблюдения за тем, что происходило в гитлеровской Германии. Все семь предвоенных лет в Швейцарию бежали люди, искавшие убежища, и этот поток беженцев продолжил течь через границу даже после начала войны, хотя, пытаясь пройти этот путь, многие люди гибли. Некоторым из беженцев удавалось тайными путями поддерживать контакты со своими друзьями на немецкой стороне. Такие люди являлись ценным источником информации. Кроме того, официальные лица и бизнесмены из Германии, имевшие законную причину для поездки, могли более-менее свободно ездить туда и обратно, если не попадали в черные списки гестапо. Некоторым из них удавалось обмануть гестапо, и они с радостью рассказывали о положении дел в Германии, когда были уверены, что их не выдадут. Со временем мы смогли придумать более дерзкий способ отправлять людей туда и обратно через опасную границу. Немецкая пресса, немецкое радио и даже немецкая пропаганда при правильном использовании тоже предоставляли исходный материал для оценки ситуации в Германии.
Одной из первых задач, порученных мне Вашингтоном, было выяснить все, что я смогу, о подпольных антинацистских группах в Германии. Естественно, что мне следовало начать с того, чтобы осторожно прощупать людей, которые по религиозным, расовым или политическим причинам бежали в Швейцарию. Среди них были члены профсоюзов, поддерживавшие контакты с разрозненными преследуемыми остатками германского профсоюзного движения, разгромленного Гитлером. Были также видные церковные лидеры: и протестанты, и католики, сохранившие связи со своими единоверцами по ту сторону границы.
В конце концов я вышел на Ганса Бернда Гизевиуса и через него смог достаточно рано связаться с заговорщиками, которые спланировали и осуществили заговор 20 июля.
Гизевиус происходил из старой семьи германских гражданских служащих и в 1933 году после сдачи экзамена по юриспруденции поступил на службу в администрацию Пруссии. В то время он являлся членом Немецкой национальной народной партии. Несмотря на то что он не был нацистом, его сочли политически благонадежным и включили в состав вновь сформированной тайной полиции — гестапо. Он пробыл всего несколько дней на своем новом посту, когда обнаружил, что реальная цель гестапо — не арестовывать тех, кто виновен в самых страшных преступлениях, а защищать их. Потрясенный тем, что узнал, он обратился с вопросом к одному из своих коллег, профессиональному гражданскому чиновнику: «Скажите мне, пожалуйста, я нахожусь в полиции или в пещере разбойников?» В ответ он услышал: «Вы в пещере разбойников, а скоро и не такое увидите». Он рассорился со своим шефом Рудольфом Дильсом и перешел в министерство внутренних дел, которым руководил Фрик. Через некоторое время он случайно познакомился с майором (позже генералом) Остером и через него, сделав рискованную карьеру, оказался в абвере.
После войны Гизевиус был вызван на Нюрнбергский процесс как юрист-ассистент Шахта и Фрика, но в действительности он стал свидетелем обвинения против Геринга и большинства ответчиков, за исключением Шахта. После его показаний, которые оказались сокрушительными для многих нацистских преступников, защитник Гесса и гаулейтера
