Лев Безыменский - Тайный фронт против второго фронта
М-р Робертс вновь заметил, что последнее слово еще не сказано; г-ну Бауэру не следует думать, что он недооценивает силы противника. Возможно, что в ходе войны и в результате вполне возможных неудач на обеих сторонах настроение и воля к борьбе у людей изменятся. Трудно заниматься предсказаниями. Может быть, в один прекрасный день представится возможность ускорить конец войны, своевременно установив контакты. Таким путем можно было бы устранить недоразумения, из-за которых война продолжалась бы еще дольше…»
Оставим в стороне некоторые детали встречи: она состоялась не 21 марта, а 21 февраля; кое-что в доклад включено из беседы 22 февраля в Берне. Все это мне пояснил сам Шпитци, отчет которого переписал Шелленберг для доклада Гиммлеру и Гитлеру. Но по этому документу мы можем ощутимо представить себе «анатомию сговора», свершавшегося во время встреч.
Ведь было бы наивным думать, что представители обеих сторон, усевшись за стол, сразу начнут договариваться о совместных действиях. Скорее наоборот — сначала идет изложение официальных, даже противоречащих позиций — американец говорит о своей будущей победе, эсэсовец — о своей. И тот и другой отпускает весьма язвительные замечания. Но вдруг…
Вдруг выясняется, что, как бы походя, то один, то другой участник бесед роняет замечания, против которых другая сторона не только не возражает, но и не хочет этого делать. Например, когда американская сторона упрекает Гитлера за то, что он ломился в открытые двери, а мог добиться успеха, воюя на один фронт, то есть против России. А как должен чувствовать себя Даллес (или Тайлер), когда он слышит от своего немецкого собеседника упреки в том, что США и Англия перед войной не пошли Гитлеру навстречу? Ведь он сам упрекал Рузвельта за это. А слова об «опасности большевизма»? Как здесь вообще различить две стороны?
Если взглянуть на другие документы — на отчет о первой, вступительной беседе Даллеса и Гогенлоэ и на «сводный» документ, — то в них высвечивается вполне определенная программа возможного «взаимопонимания», которое нащупывала американская сторона. Что касается Гогенлоэ и Шпитци, то здесь дело было проще: они занимались поисками компромисса, ибо у Шелленберга и Гиммлера было куда меньше козырей. Даллес выступал как представитель державы, входившей в хотя еще не победившую, но побеждающую коалицию. Тем более, на сегодняшний взгляд, странными и чудовищными кажутся такие его заявления:
«Германское государство должно сохраниться как фактор порядка и восстановления, о его разделе или отделении Австрии не может быть и речи. Однако прусское засилье должно быть сокращено до разумных размеров, и отдельным областям (гау) в рамках Великой Германии предоставлена ббльшая самостоятельность и равномерное влияние. Чешскому вопросу м-р Балл, по-видимому, придавал небольшое значение; с другой стороны, он считал себя обязанным выступить за создание санитарного кордона против большевизма и панславизма путем расширения Польши в сторону востока, сохранения Румынии и сильной Венгрии».
С каким настроением могли читать в имперской канцелярии эти заявления? У Гиммлера — да и у Гитлера — могло лишь укрепиться убеждение в возможности раскола антигитлеровской коалиции, в перспективах сговора. Но выводы каждый делал разные.
— Гитлер и его наиболее близкие сообщники считали, что ни в коем случае нельзя прекращать войну. Нельзя, как говорил фюрер, остановиться «без пяти минут двенадцать». А вдруг, рассуждал он, часы пробьют победу рейха? Тогда и Запад будет сговорчивее.
— Шелленберг и другие сторонники сговора полагали, что надо расширять закулисные переговоры, выяснять возможности, вбивать где можно клинья между союзниками (не только между западными державами и СССР, но и между США и Англией).
События всегда приобретают объемность, когда мы узнаем о них из разных источников. В те годы за американскими разведчиками в оба глаза следили их гитлеровские «партнеры» — разведчики вермахта и СС. Случай хотел, чтобы бывший руководитель отдела «Швейцария/Лихтенштейн» в VI управлении Главного управления имперской безопасности СС Гейнц Фельфе не только запомнил тогдашние события, но и описал их в появившихся в 1986 году мемуарах. Фельфе отмечает, что одной из прямых функций его отдела было наблюдение за деятельностью разведок США и Англии в Швейцарии и установление с ними контактов. Был ему, к примеру, прекрасно известен бывший британский генконсул в Кёльне, а затем консул в Лозанне Кэйбл как резидент британской разведки (о нем мы не раз упоминали). Связываться с ним было несложно, поскольку таким же резидентом — с немецкой стороны — был немецкий вице-консул в той же Лозанне оберштурмбаннфюрер Ганс Дауфельдт.
Знал Фельфе и о том, чем занимался Аллен Даллес: во-первых, из телеграмм американского посланника из Берна в Вашингтон, которые регулярно расшифровывали в Берлине. Во-вторых, от собственного «источника» — от молодого немца (кличка — Габриэль), прикинувшегося участником антигитлеровского заговора и в этом качестве засланного к Даллесу. Габриэль (в донесениях СС он носил номер 144/7957[66]). Из сообщений этого агента явствовало, что американский представитель — открытый недруг Советского Союза и ожидает столкновения СССР и США в ходе «очередной войны», что он осуждает Рузвельта за требование безоговорочной капитуляции Германии и ищет в Германии людей, которые помогли бы Западу. По указанию из Берлина Габриэль и далее поддерживал контакты с Даллесом, причем тот порой так предавался хвастовству, что (во время тайных переговоров с обергруппенфюрером СС Вольфом в Швейцарии) выбалтывал подробности, которые Вольф скрывал от своего начальника Кальтенбруннера. А Габриэль все доносил начальству…
Фельфе свидетельствует, что донесения из Швейцарии немедля докладывались начальнику VI управления Шелленбергу, затем — Кальтенбруннеру и Гиммлеру. «Когда с фельдъегерем прибывала из Швейцарии почта в больших полотняных пакетах зеленого цвета, — вспоминает Фельфе, — я немедля смотрел в опись — нет ли там доклада о Фостере? Дело в том, что мы сначала спутали резидента УСС Аллена Уэлша Даллеса с его братом Джоном Фостером. Ошибка была устранена, но обозначение осталось». Особый интерес, поясняет Фельфе, проявил к донесениям Шелленберг, ибо «через него шли и другие связи, при помощи которых выяснялись возможности сепаратных переговоров».
Папка д-ра Шюддекопфа
На этот раз мне пришлось принести свои извинения. Пришло письмо, в котором его автор — историк и политолог д-р Отто-Эрнст Шюддекопф — требовал, как принято говорить, сатисфакции. Он счел себя уязвленным, поскольку считал меня виновным в том, что его, д-ра Шюддекопфа, сочли замешанным в переговоры принца Гогенлоэ и Даллеса и даже участником встреч в Швейцарии. Нет, он в Швейцарии не был, Даллеса не видел, и вообще упоминание его имени в этой связи основано на недоразумении.
Недоразумение действительно имело место. В документах, которые обнаружили в 60-е годы чешские журналисты, упоминалось его имя — в письме, которым в апреле 1943 года (то есть после швейцарских переговоров) начальник одного из отделов ведомства Шелленберга сопровождал очередной отчет о контактах Даллеса. С чего бы это? Не потому ли, что Шюддекопф уже был связан с этой операцией, побывав ранее у Даллеса?
Предположения дело полезное. И хотя на этот раз оно не подтвердилось (в Женеву ездил не Шюддекопф, а Шпитци), оно вывело на некоторые другие акции СС, тесно связанные с интригой Гогенлоэ. Оказалось, что обиженный доктор был «всего-навсего» начальником отдела разведки СС (VI-Д), который ведал Англией. Готовя очередную операцию, д-р Шюддекопф — тогда вовсе не историк, а штурмбаннфюрер СС — собрал ряд секретных документов (в том числе и отчеты Гогенлоэ — Шпитци), положил в специальную папку и унес домой. Правда, он нарушил строжайшие предписания о соблюдении секретности, запрятав документы дома в ящик стола и забыв о них, пока не пришел конец войне. Папка попала в руки английских оккупационных войск, затем — в западноберлинский документальный центр и мюнхенский Институт современной истории.[67]
Какая же готовилась операция? Если перелистать пожелтевшие страницы папки, то они достаточно определенно свидетельствуют: речь шла о сепаратных контактах с западными державами.
Вот, к примеру, документ под заголовком «Зондаж английских условий мира»:
«Как ранее сообщалось, президент Шведского придворного суда Экберг решился взять на себя выяснение возможностей заключения мира между воюющими сторонами. Сообщалось также, что об этом проинформирован английский премьер-министр Черчилль. Английский посланник в Стокгольме гарантировал соблюдение тайны.
Сейчас президент Экберг через финского посла Кивимяки дал мне знать, что он по собственной инициативе принял решение поставить английскому посланнику такой вопрос: если Россия будет полностью разгромлена и захвачена Германией, то при каких условиях английское правительство было бы готово начать мирные переговоры с германским правительством?
