Павел Ефремов - Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

— Ну что, товарищ командир, как прошло? — спросил я, придавая голосу как можно более заинтересованные нотки.

Командир поднял глаза.

— Никак.

— Что такое, товарищ командир? Гвоздев что-то отчебучил?

Командир встал. Прошел несколько шагов по кабинету. Хрустнул пальцами.

— При чем здесь Гвоздев? Над нами кто-то очень зло пошутил. Я бы даже сказал — надругался. Не могу даже придумать, что доложить начфаку.

Мне пришлось сделать еще более озабоченное лицо.

— Так что же случилось?

И командир поведал. По адресу, указанному в приглашении, оказался какой-то грязный и задрипанный цех бытовой металлообработки. Ни о каких комиссиях и переписи там и слыхом не слыхивали. Вот запаять кастрюлю или чайник — пожалуйста! В душе еще надеясь на ошибку в адресе, командир повел свой отряд в горисполком, полагая, что уж там-то все знают и направят, куда нужно. Оттуда и послали. В дурдом! Первый же дежурный клерк смеялся до слез, рассмотрев мою филькину грамоту. Оказалось, ни комиссии, ни фамилии, указанной на послании, не существовало. Мучения бойцов и рвение начальников пропали даром. Полысевшие головы горели от стыда. Их надули, как детей. Впавший в прострацию командир даже не нашел ничего лучшего, как отпустить всех трех бойцов своего «наградного» отряда на «сквозняк» — в увольнение до утра понедельника, предварительно подарив Гвоздю на память злополучную открытку. Сам же он побрел в училище, обдумывая по дороге как бы помягче доложить старшему начальнику о случившемся.

На момент нашего разговора никаких дельных идей в его голове не возникло. Давать советы я побоялся. В итоге командир пришел к самому верному решению. Взяв с меня слово о полном молчании, он отправился к шефу и восторженным голосом доложил о благополучном исходе. Гвоздев — почетный гражданин, все рады, все смеются, выглядели, как положено, не посрамились. Начфак возрадовался, пожал командиру руку и на том эпопея закончилась. Докладывал он начальнику училища или нет — неизвестно. Скорее всего, нет. У того и без нас дел по горло.

Утром в понедельник участники инцидента были строго предупреждены о легенде и молчании. На том все и утихло. Правда, еще долго каперанг Плитнев на общих собраниях факультета, перечисляя все наши достоинства, упоминал почетного гражданина города-героя Севастополя курсанта Гвоздева, который при этом кривился, как от зубной боли. Кстати, Валерка, вооружившись лупой, два дня изучал документ, оказавшийся наконец в его руках и, в конце концов, вычислил меня. К этому времени злость за поруганную голову прошла, и дело ограничилось тем, что Гвоздев в свою очередь тоже подстроил мне одну каверзу. Но об этом потом.

Делу партии верны… ее верные сыны!

Член КПСС обязан служить примером коммунистического отношения к труду и выполнения общественного долга… вести решительную борьбу с любыми проявлениями буржуазной идеологии… проявлять чуткость и внимание к людям… быть правдивым и честным перед партией и народом… всемерно содействовать укреплению оборонной мощи СССР.

Быть советским офицером, а вдобавок еще и не просто рядовым носителем погон, а офицером военно-морского флота, проходящим службу на ракетном подводном крейсере стратегического назначения, и не быть членом КПСС в достопамятные советские времена считалось нонсенсом, хотя такие случаи все же бывали, особенно в последнее десятилетие советской власти. Беспартийный офицер на большую карьеру рассчитывать не мог, и максимум чего достигал, так это «майорских» звезд на погоны, да и то по старости, выслуге лет или перед уходом на пенсию. Мой личный поход в коммунистическую партию, закончился, даже не успев толком начаться, о чем я абсолютно не жалею, но чем и не хвастаюсь, как некоторые в нынешние времена.

Будучи сыном офицера-подводника, я практически с пеленок знал, что маломальской карьеры без членства в КПСС не сделаешь. А так как я считал себя военнослужащим, не лишенным карьерных амбиций, то и вступление в ряды этой святой организации считал для себя делом решенным. Единственное, что как-то не получалось реально определить, — дату подачи заявления. По правилам, насколько сейчас вспоминается, вступать в ряды партии можно было не раньше, чем через год после службы в данной войсковой части, то есть в училище. Но первая же попытка обратиться с этим вопросом к заместителю начальника факультета в начале второго курса, когда в моей роте ни одним коммунистом еще и не пахло, обернулось легким фиаско. Замполит горячо и всемерно поддержал этот мой замысел, но признал действие сие в настоящий момент идейно незрелым. Мол, ни членов КПСС, ни кандидатов в моей роте еще нет, меня придется приписывать к парторганизации другой роты, что создаст неудобства в партийном строительстве факультета и так далее и так далее. Мне был дан совет сделать то же самое, но через год. И не одному, а найти еще себе соратников, чтобы влиться сразу мощной струей, а не жалкой единичной в ряды грозных бойцов партии. Совет я учел, деться было некуда, хотя втайне надеялся, что, будучи первым, смогу избежать многих подводных камней в прохождении кандидатского стажа, да и не тратя время на партийные собрания в роте с одним рядовым коммунистом и председателем парторганизации в лице начальника курса.

Прошел год. За это время я успел побывать старшиной своей роты, потом после «лысого» скандала, который требует отдельного рассказа, был как бы снят с должности, а точнее — получил в виде наставника старшекурсника Тватненко, при котором остался стажером старшины роты, с его же правами и обязанностями, но во второй инстанции. А потому, желая чтобы начало третьего курса немного подзабылось, заявление в кандидаты в члены КПСС я написал сразу после зимнего отпуска в конце января. К действу этому я подошел основательно. Я набрался нахальства и решил обзавестись двумя адмиральскими рекомендациями. Адмиралов в училище было всего четверо: дедушка Крастелев, вице-адмирал в отставке, начальник училища контр-адмирал Коротков, его зам, контр-адмирал Сидоров и сосланный в училище за какие-то провинности наш заместитель начальника факультета по политчасти контр-адмирал Бичурин Амир Имамович. На заслуженного ветерана Крастелева я и не замахивался. Человек он был принципиальный, старой закалки и писать рекомендацию совершенно неизвестному третьекурснику не стал бы категорически. Кандидатуру Короткова я тоже отбросил сразу, примерно по тем же соображениям. Оставалось двое: Сидоров и Бичурин. За неимением альтернативы на них я и остановился.

К старому матерщиннику Сидорову я подошел, предельно чеканя шаг перед занятиями, ведя роту в учебный корпус после камбуза. Тот, как всегда, торчал в заломанной на ухо фуражке на трапе центрального входа в учебный корпус и громогласно, исконно флотскими выражениями комментировал прохождение рот. Получалось у него витиевато и очень искренне, отчего в это время женский персонал училища старался миновать плац обходными путями, чтобы не слышать этот фонтан красноречия.

— Товарищ контр-адмирал, прошу разрешения обратиться! Главный корабельный старшина Белов!

Адмирал исподлобья взглянул на меня.

— Ну, обращайся старшина… бл…

Я набрался храбрости и выпалил в режиме оперативного доклада:

— Товарищ контр-адмирал, прошу вас дать мне рекомендацию для вступления кандидатом в члены КПСС!

Судя по всему, адмирал был несколько обескуражен просьбой. Он по-простецки почесал затылок, отчего его фуражка приняла совсем уже угрожающий крен, что-то невнятно пробурчал и, наконец, ответил:

— Ты… как тебя, бл…, Белов… гм… дело серьезное. Я вообще-то рекомендаций не даю… ты, бл…, ё…, Белов, я подумаю, завтра или послезавтра подойдешь. Свободен старшина!

Отходил я от адмирала тем же парадно-церемониальным шагом, спиной чувствуя буравящий мою спину взгляд адмирала.

К Бичурину я отправился в тот же день, решив не откладывать дело в долгий ящик. Кабинет политссыльного адмирала располагался в крыле нашего факультета и ни размерами, ни обстановкой не соответствовал высокому званию его хозяина. По некоторым непроверенным слухам, бродившим в курсантской среде, оказался Амир Имамович в нашей системе после чересчур бурной вечеринки политотдела средиземноморской эскадры по случаю возвращения с боевой службы. Вечеринка, видно, удалась, так как подпившая политэлита флота решила закончить ее в изысканном женском обществе, для чего, загрузившись на катер, прямиком отправилась на госпитальное судно «Енисей» в надежде на кокетливое общество молоденьких медсестер. Но на «Енисее» оказался очень грамотный и расторопный каплей, дежурный по кораблю, который, узрев катер с нежданными золото-погонными друзьями, да еще и в сильном подпитии, находчиво приказал подать им парадный трап, одновременно доложив о визите оперативному дежурному по флоту.