Сергей Кредов - Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте
В Москву пошли заверения: «расхлябанность» и «миндальничанье» изжиты…
Бельский, Смоленская губерния. Чрезвычайной комиссией были арестованы в качестве заложников бывшие купцы, офицеры, полицейские чины, эсеры и меньшевики. Чрезвычайная комиссия встречает на своем пути тормоз и активную борьбу контрреволюционеров и черной сотни, и случай покушения на жизнь бывшего члена чрезвычайной комиссии Михаила Марченко. В ответ на покушение на члена ЧК приговорены к расстрелу 50 человек заложников, из коих 12 человек уже расстреляны.
Череповец. В уезде убит организатор комитетов бедноты. В ответ на это в г. Череповце расстреляны заложники: Кирилловский епископ Варсонофий, игуменья Ферапонтиевского монастыря Серафима, Бурлаков (перечисляются еще семь фамилий).
…Петерс позднее уверял, что слишком ретивых местных чекистов они одергивали.
Карательную политику на местах в 1918-м определяют куда больше местные Советы, чем приказы из Москвы. По-прежнему самая большая кровь – там, где она не первая… В большинстве сводок ВЧК наблюдаем знакомые картины, только цифры жертв в междоусобных столкновениях растут.
Моршанск. На кулаков села Ясы наложена контрибуция в сумме 800 тыс. рублей за убийство местного председателя комитета бедноты. Убийца – правый эсер, скрылся, его имущество конфисковано.
Саратов. Белогвардейцы, пользуясь объявленной мобилизацией, подняли восстание, разогнали и расстреливали местные Советы и деревенскую бедноту. Особая следственная комиссия во главе вооруженного отряда отправилась на усмирение кулаков 12 сел. Отряд разоружил деревни, восстановил разогнанные Советы, переизбрал их и наложил контрибуцию исключительно на кулаков в пользу убитых семейств бедняков, на устройство школ и больниц, где таковых не было. Больше всего от восстания пострадали русские деревушки, находящиеся среди немецких колоний. В одной из них, Таповке, кулаки расстреляли 19 бедняков, и около 150 приговорены к расстрелу. Усмирение кулацкого восстания продолжалось восемь дней. Расстреляны 36 человек, среди них три бывших офицера, поп, принимавший деятельное участие в восстании, и два кавалериста за вымогательство денег.
…В Гражданскую брали заложников разные стороны.
В самарской тюрьме при Комуче содержались 16 женщин – родственницы видных большевиков (в том числе наркома продовольствия Цюрупы). Самарцы обменяли их на заключенных в московских тюрьмах.
Издавали приказы о взятии заложников главнокомандующий белыми войсками Северной области генерал Миллер и многие другие белые генералы (не всегда формулируя причины арестов прямо).
Когда в Москве раскрыли заговор английского дипломатического представителя Локкарта, в Лондоне тут же арестовали советскую дипломатическую миссию.
Приказ Петровского от 4 сентября в исторической литературе нередко приводится рядом с распоряжением колчаковского генерала Розанова – управителя Енисейской и части Иркутской губерний:
«Начальникам военных отрядов, действующих в районе восстания:
1. При занятии селений, захваченных ранее разбойниками, требовать выдачи их главарей и вожаков; если такового не произойдет, а достоверные сведения о наличии таковых имеются, – расстреливать каждого десятого.
2. Селения, население которых встретит правительственные войска с оружием, сжигать; взрослое мужское население расстреливать поголовно…
6. Среди населения брать заложников, в случае действия односельчан, направленного против правительственных войск, заложников расстреливать беспощадно…»
Война!
В августе 1918-го в Петрограде заключили в Петропавловскую крепость пятерых великих князей Романовых. Одному из них, Гавриилу Константиновичу, больному туберкулезом, власти по ходатайству Горького позволили выехать за границу. Остальных продолжали держать в тюрьме с непонятной целью. 29 января 1919-го Романовых расстреляли в ответ на «злодейское убийство в Германии товарищей Розы Люксембург и Карла Либкнехта».
6 февраля в Москве в газете «Всегда вперед!» вышла статья меньшевика Юлия Мартова, названная: «Стыдно». Ее стоит привести почти полностью:
«…Петроградская чрезвычайная комиссия с олимпийским спокойствием объявляет, что ею расстреляно четыре Романовы (так в тексте. – С. К.): Николай и Георгий Михайловичи, Дмитрий Константинович и Павел Александрович.
Ни одного слова о том, какое преступление совершили эти люди, какой заговор они затеяли в тех тюрьмах, в которые они были заключены еще в августе прошлого года в дни ужасов петербургского красного террора!
С социалистической точки зрения четыре бывших великих князя стоят не больше, чем четыре любых обывателя. Но столько они стоят, и жизнь каждого из них для всякого, не променявшего пролетарский социализм на звериную мораль профессионального палача, столь же неприкосновенна, как жизнь любого торговца или рабочего.
За что их убили? За что, продержав в тюрьме 6 месяцев и успокаивая их каждый день, что никакая опасность не грозит их жизни со стороны представителей пролетарской диктатуры, их в тихую ночь повели на расстрел – без суда, без предъявленных обвинений?
Какая гнусность! Какая ненужно-жестокая гнусность, какое бессовестное компрометирование великой русской революции новым потоком бессмысленно пролитой крови!
Как будто недостаточно было уральской драмы – убийства членов семьи Николая Романова! Как будто недостаточно, что кровавая баня помогла контрреволюционерам в их агитации в Западной Европе против революции.
В момент, когда всеми силами надо помогать европейским друзьям русской революции в их кампании против вооруженного вмешательства и против блокады, усердные не по разуму террористы доставляют худшим врагам революции такой благодатный материал, как сообщение о бесцельном и безмотивном убийстве нескольких пленников!
Когда в августе они были взяты заложниками, Социалистическая Академия, которую вряд ли заподозрят в антибольшевизме, протестовала против ареста Николая Михайловича как ученого (историка), чуждого политике. Теперь и этого мирного исследователя истории – одного из немногих интеллигентных Романовых – застрелили, как собаку.
Стыдно! И если есть коммунисты, есть революционеры, которые сознают гнусность расстрела, но боятся заявить протест, чтобы их не заподозрили в симпатиях к великим князьям, то вдвойне стыдно за эту трусость – позорный спутник всякого террора!»
Красный террор осени 1918 года – провал в варварство.
А воспринимается так: последнее средство спасения Республики, Революции, альтернатива ему – добровольно всунуть шеи в петли. Размах террора и его варварская сущность в тот период не скрываются! Ибо его цель – напугать, ужаснуть, показать и своим, и чужим, что мосты сожжены и борьба будет вестись до последнего патрона.
Освободившись из тюрьмы, историк Мельгунов пришел в Кремль благодарить своего заступника Бонч-Бруевича. Управделами Совнаркома сказал ему (дело происходило в октябре): «Вероятно, мы погибнем. Меня расстреляют. Я пишу воспоминания. Оставлю их вам».
У Республики нет угля, нефти, выходов к морям. Стоят заводы, В условиях голода хлеб можно взять только в Центральном Черноземье, но и оттуда его попробуй доставь. В иные дни только 10–20 процентов единиц транспорта доходят до столиц неразграбленными. Москва и Петроград кишат заговорщиками. С конца мая раскручивается масштабная Гражданская война. Очень тяжело на Восточном фронте. Молодая Красная армия пока только отступает. 6 августа белые войска под командованием Каппеля взяли Казань, захватив золотой запас России (40 тысяч пудов золота и платины). Весть о еще одной катастрофе летит в Кремль. Удивительно, но большевики держатся. В те дни на Восточном фронте решалась судьба Республики.
И тут – покушение на Ленина. Возможно, убийство. Началась игра вообще без всяких правил.
То ли совпадение, то ли политика центра что-то изменила: именно 5 сентября Красная армия на Восточном фронте переходит в наступление. 10 сентября освобождена Казань, еще через два дня – Симбирск. Вскоре будут взяты Сызрань, Самара. Партия постепенно излечивается от депрессии. И в ее рядах зреет недовольство слишком грубыми сторонами террора. Недовольны и зарубежные социалисты, которых компрометируют слухи об ужасах, поступающие из России. В начале ноября VI Съезд Советов отменяет декрет о красном терроре. Но ящик Пандоры открыт. Новые сотни, тысячи представителей власти по всей стране приобрели привычку к насилию.
Едва был объявлен красный террор, как в наркомат по иностранным делам РСФСР пришла нота протеста от дипломатов нейтральных стран (подписанная старейшиной дипкорпуса швейцарцем Одье). В ноте – протест против «режима террора, установленного в Петрограде, Москве и других городах». Подобные насильственные акты, пишут дипломаты, «непонятны со стороны людей, провозглашающих стремление осчастливить человечество».
