Леонид Млечин - Шелепин и ликвидация Бандеры
«Имеющиеся в распоряжении Комитета госбезопасности разведывательные данные дают основание считать, что убийство 22 ноября с. г. в г. Далласе (штат Техас) президента США Д. Ф. Кеннеди организовано реакционными монополистическими кругами в союзе с профашистскими группами Соединенных Штатов с целью усиления наиболее реакционных и агрессивных аспектов в политике США.
Указанные круги были недовольны отдельными сторонами внешней политики Кеннеди, в частности некоторыми мероприятиями по нормализации советско-американских отношений, расширению политических прав негритянского населения, а также известным ограничением интересов части буржуазии США, прежде всего нефтяных и металлургических монополий».
Джон Фицджеральд Кеннеди, возможно, не так уж сильно почитался бы американцами, если бы не выстрелы в Далласе сорок с лишним лет назад. А так его образу не повредили никакие последующие разоблачения, даже рассказы о том, как ему в Белый дом приводили профессиональных дам легкого поведения.
Ли Харви Освальд пережил Джона Кеннеди всего на двое суток. Его самого застрелили в коридоре полицейского управления прямо на глазах журналистов. Так что движущие мотивы Освальда и его возможные вдохновители и соучастники так и остались загадкой. Теперь уже навсегда.
Катынский архив
Александр Шелепин вслед за своим предшественником на посту председателя КГБ генерал армии Иваном Александровичем Серовым продолжал чистку архивов госбезопасности от опасных документов. Чекисты наткнулись на взрывоопасные материалы, связанные с расстрелом пленных польских офицеров.
13 апреля 1943 года берлинское радио сообщило, что в деревне Катынь возле Смоленска немецкие оккупационные войска обнаружили тела нескольких тысяч польских офицеров, расстрелянных НКВД.
15 апреля глава польского правительства в изгнании Владислав Сикорский встретился с премьер-министром Англии Уинстоном Черчиллем. Сикорский сказал, что есть серьезные основания полагать, что поляки действительно убиты НКВД.
Черчилля интересовало только одно — необходимость единых действий с Советским Союзом в борьбе против Германии. Он не хотел слышать о Катыни и цинично сказал Сикорскому:
— Если ваши офицеры мертвы, их уже не оживить. Не поддавайтесь на провокацию. Немецкая пропаганда пытается посеять рознь между союзниками. Да, большевики могут быть очень жестоки. Но в этом их сила, а она служит нашему общему делу, уничтожая немецкую силу.
Владислав Сикорский не меньше Черчилля был заинтересован в победе над нацистами, оккупировавшими его родину. Но он полагал, что это тот редкий случай, когда немцы говорят правду. Найденные в Катынском лесу тела лишь подтверждали уже имевшиеся у поляков сведения о трагической судьбе офицеров, попавших в советский плен осенью тридцать девятого года.
Сикорский обратился к швейцарскому Международному комитету Красного Креста с просьбой провести независимое расследование.
20 апреля 1943 года «Правда» возмущенно ответила Сикорскому, написав, что в сорок первом, во время отступления Красной армии, поляки попали в руки нацистов, которые их расстреляли, а теперь устроили провокацию. 26 апреля Советский Союз разорвал отношения с эмигрантским правительством Польши.
Зная геббельсовские приемы, в катынской истории сомневались решительно все, даже Бенито Муссолини: итальянское фашистское правительство рекомендовало своим журналистам не писать на эту тему. Но немцы делали все, чтобы им поверили. Райхсфюрер СС Генрих Гиммлер предложил пригласить в Катынь Сикорского с его экспертами, дав им гарантии безопасности. В Катыни собрали международную комиссию из видных европейских судебных медиков и криминалистов. Приехали представители польского Красного Креста.
Исследование трупов, а извлекли четыре тысячи тел, доказало: время смерти — весна сорокового. В могилах нашлись документы расстрелянных, и даже дневники, которые польские офицеры вели до последних дней своей жизни.
Когда Смоленск был освобожден, в ответ на немецкую пропагандистскую кампанию вокруг Катыни в Советском Союзе была создана комиссия под председательством академика Николая Ниловича Бурденко, главного хирурга Красной Армии и первого президента Академии медицинских наук. Комиссия представила заключение, что это немецкая провокация, на самом деле поляков расстреляли сами немцы. Единственным реальным аргументом комиссии Бурденко было то, что всех поляков убили из оружия немецкого производства.
Комиссии академии Бурденко на Западе не поверили, но Россия оставалась союзником в борьбе с Гитлером, поэтому на преступление в Катынском лесу просто закрыли глаза. В Нюрнберге, где после войны судили главных нацистских преступников, по требованию советской делегации эта тема не возникала.
Но поляки не забыли о Катыни. Первым, кто озаботился катынской проблемой, был Хрущев. Он не подписывал решение политбюро о расстреле польских офицеров и представителей интеллигенции, но знал, что с ними произошло.
Осенью тридцать девятого года в советский плен попало около двухсот пятидесяти тысяч польских солдат и офицеров. Красная армия не знала, что делать с таким количеством военнопленных. Не было ни конвойных войск, чтобы их охранять, ни продовольствия, чтобы их кормить. Нарком обороны маршал Ворошилов и начальник генерального штаба маршал Шапошников высказались за то, чтобы как минимум рядовых солдат бывшей польской армии распустить по домам.
Сталин нашел другое решение: пленных поручили наркомату внутренних дел. 19 сентября 1939 года нарком Берия подписал приказ об образовании Управления по делам военнопленных (во время Великой Отечественной его переименуют в Главное управление по делам военнопленных и интернированных) и создании сети приемных пунктов и лагерей-распределителей.
Польских офицеров, генералов, чиновников, полицейских, видных представителей интеллигенции, священников, судей, промышленников разместили в трех лагерях — в Козельске, Старобельске и Осташкове. Среди офицеров было много учителей и врачей, мобилизованных в армию с началом войны. Среди полицейских основную массу составляли рабочие и крестьяне, которых мобилизовали в полицию, потому что они не могли, в силу возраста или здоровья, служить в регулярной армии. Лагерное начальство предлагало распустить их по домам. Нарком внутренних дел Берия отверг это предложение.
Поляки не понимали, почему их не выпускают, почему не разрешают связаться с родными и получать письма. Большинство хотело воевать с немцами и просило разрешить им уехать в Англию или Францию. Советский Союз, как союзника нацистской Германии, они не любили и своих чувств не скрывали.
Нарком внутренних дел Берия доложил Сталину:
«Все они являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю… Они пытаются продолжать контрреволюционную работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы активно включиться в борьбу против советской власти».
Сталин и Берия были единомышленниками — от польских офицеров надо избавиться: враги они и есть враги. Выпускать их нельзя, держать в лагере до бесконечности себе дороже. Тем более что вождь поляков не любил еще с Гражданской войны. Когда наркомом внутренних дел был Николай Иванович Ежов, по всей стране арестовывали поляков.
Хрущев вспоминал, как в разгар борьбы с поляками он приехал в Москву с Украины на заседание политбюро:
«Сталин вошел в зал и сразу же направился к нам. Подошел, ткнул меня пальцем в плечо и спросил:
— Ваша фамилия?
— Товарищ Сталин, я всегда Хрущевым был.
— Нет, вы не Хрущев, — он всегда так резко говорил. — Вы не Хрущев, — и назвал какую-то польскую фамилию.
— Что вы, товарищ Сталин, мать моя еще жива… Завод стоит, где я провел детство и работал… Моя родина Калиновка в Курской области… Проверить можно, кто я такой…
— Это говорит Ежов, — ответил Сталин.
Ежов стал отрицать. Сталин сейчас же в свидетели позвал Маленкова. Он сослался, что Маленков ему рассказал о подозрениях Ежова, что Хрущев не Хрущев, а поляк. Тот тоже стал отрицать. Вот какой оборот приняло дело, начали повсюду искать поляков. А если поляков не находили, то из русских делали поляков…».
5 марта 1940 года политбюро приняло чудовищное по своей беззаконности решение:
«1. Предложить НКВД СССР:
1) Дела о находящихся в лагерях для военнопленных 14 700 человек бывших польских офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, разведчиков, жандармов, осадников и тюремщиков,
2) а также дела об арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек членов различных контрреволюционных и диверсионных организаций, бывших помещиков, фабрикантов, бывших польских офицеров, чиновников и перебежчиков рассмотреть в особом порядке, с применением к ним высшей меры наказания — расстрела.
