Илмари Ютилайнен - Я бил «сталинских соколов»
Итак, я остался заключенным на авиабазе Иммола. Я жил в прекрасной гостевой комнатке штаба, и единственным напоминанием о приговоре оставался «часовой». Я сообщил коменданту базы, что часовой при сложившихся обстоятельствах может ни на что не обращать внимания. На это комендант ответил, что у него в запасе достаточно отпускных свидетельств и железнодорожных билетов на случай, если мне надоест торчать здесь.
Сотни километров, которые я пробежал на лыжах за эти прекрасные зимние дни, помогали мне сохранить физическую форму и нагулять отличный аппетит. Поэтому после месяца отдыха я вернулся к полетам в лучшем состоянии, чем раньше. Поэтому полеты над Карельским перешейком проходили очень легко. В общем, вынужденный отдых пришелся весьма кстати.
Советский Союз пытался вынудить Финляндию выйти из войны, и для этого на аэродромы вокруг Ленинграда была переброшена дивизия стратегической авиации. Она должна была начать ночные налеты на Хельсинки и таким образом сломить нашу волю к сопротивлению.
Первые сообщения о том, что будет использована эта стратегия, мы получили от пленных, попавших к нам из-за ошибки штурмана транспортного самолета, который неожиданно совершил посадку у нас на аэродроме.
Все наши истребители находились на вылете, когда этот «Дуглас» DC-3 неожиданно показался над нашим летным полем, выпустил шасси и начал заходить на посадку. В этот момент наши зенитные батареи открыли огонь, и пилот транспортника сообразил, что он залез в чужую кухню. Он убрал колеса, дал полный газ и попытался удрать куда-нибудь, где хозяева будут более приветливы.
Однако же пара «Брюстеров» оказалась дома, и лейтенант Уркки Сарьямо погнался за визитером. Он перехватил противника и повредил ему моторы, в результате чего «Дуглас» был вынужден садиться прямо у нас на аэродроме.
Несколько русских были убиты при задержании, но остальные попали в плен. Большинство личного состава, который перевозил DC-3, были техниками как раз той авиадивизии, переброшенной под Ленинград.
После нескольких налетов на Хельсинки наше командование решило постараться помешать противнику. Три наших бомбардировочных эскадрильи были приведены в состояние повышенной готовности, и однажды ночью, когда противник поднял свои бомбардировщики в воздух, взлетели и наши самолеты. Однако на сей раз советские самолеты атаковали Таллин и налет вызвал большие разрушения. Но когда вражеские самолеты возвращались на базу вдоль берега Финского залива, наши бомбардировщики незаметно пристроились к ним.
Русские в ходе этой операции использовали три авиабазы: Горская, Левашово, Касимово, которые находились ближе всего к линии фронта. Когда их бомбардировщики начали заходить на посадку, на базах включили огни.
Вот тогда настал черед наших бомбардировщиков! Каждая база была атакована отдельной эскадрильей, и бомбы посыпались на садящиеся русские самолеты. Это стало совершенной неожиданностью.
Наше командование скрытно подтянуло тяжелую артиллерию к линии фронта, и на рассвете она обрушила 1400 фугасных снарядов на эти базы. Когда прогремел последний взрыв, я находился в воздухе вместе с Ёссе Лённфорссом над аэродромом в Горской. Я отметил на карте положение бомбовых и снарядных воронок. Это пришлось проделать и над Левашово и Касимово. Затем мы спешно отправились в Суулаярви, где передали информацию артиллеристам, которые сразу отправили новые посылки по правильным адресам.
Когда мы снова появились над вражескими аэродромами, то увидели, что результаты обстрела были достаточно хорошими, финских артиллеристов хвалили совсем не зря. Кроме разрушенных построек, мы увидели, что артогнем было уничтожено несколько десятков бомбардировщиков.
Уцелевшие стратегические бомбардировщики были поспешно переведены на аэродромы поближе к Ладоге, где мы их и обнаружили во время разведывательного полета. На следующую ночь наши бомбардировщики также посетили эти базы. Утром мы прилетели проверить результаты и убедились, что летные полосы больше напоминают картофельное поле, чем аэродром.
После этого остатки дивизии стратегических бомбардировщиков были размещены на аэродромах вдоль Невы за пределами нашей досягаемости. Налеты на Хельсинки прекратились.
Когда весной погода вновь стала хорошей, вражеская авиация резко активизировала свои действия. Это означало, что и нам пришлось много работать. 6 марта, в день рождения наших ВВС, мы получили сообщение, что 16 Пе-2 летят на восток от Суурсаари. Началось обычное состязание между временем и расстоянием. В этом конкретном случае мы победили и встретили их в нужном месте.
Пилоты наших «Брюстеров» уже завязали бой с истребителями охранения, поэтому я избрал в качестве цели бомбардировщики. Я передал ведомым, что собираюсь проскочить под вражескими истребителями и атаковать бомбардировщики.
Я помнил, что очень важно экономить боеприпасы, так как перед нами находилось слишком много целей. Постепенно сгущались сумерки, и очереди вражеских бортстрелков были хорошо видны. Они походили на стаю рассерженных светлячков. Светлячки выглядели совершенно безобидно, но если они попадали в цель, то сразу превращались в ядовитых шершней!
Я обстрелял бортстрелка бомбардировщика на правом фланге вражеского строя с расстояния 150 метров. Он открыл точный ответный огонь. Поэтому я был страшно удивлен, когда почти сразу бомбардировщик вспыхнул и рухнул вниз, разбившись на льду. После него остались лишь разбросанные пылающие обломки.
Я повернул на следующий бомбардировщик, который попытался поскорее оторваться от меня. Я никак не мог понять, куда делись остальные наши «Мессершмитты», так как они не последовали за мной. Мне казалось, что фейерверк, который я устроил, обязательно привлечет вражеские истребители и они обязательно меня атакуют. Поэтому я начал лихорадочно крутить головой.
И все-таки я поймал следующую цель. Но тут же выяснилось, что я слишком разогнал и не могу удержаться за ним, поэтому я сделал круг и оказался в 20 метрах от русского самолета против его второго мотора. Стрелок, который раньше вел по мне бешеный огонь, куда-то пропал, вероятно, он просто свалился со своего бронированного сиденья. Из всех самолетов этой группы лишь бортстрелок крайнего левого бомбардировщика попытался обстрелять меня.
Из мотора моей цели повалил дым уже после первых же моих выстрелов. Я перешел к другому мотору. Этот мотор также загорелся после короткой очереди.
Наконец я увидел, как приближаются два «Мессершмитта». Я повернул к ним и покачал крыльями, приглашая присоединиться к атаке, потому что они не отвечали на мои вызовы по радио.
Затем я осмотрелся, чтобы выбрать следующую цель. Внезапно я осознал, что что-то идет не так, как положено. Мои ведомые действовали как-то странно. Я посмотрел на них еще раз и автоматически бросил свой истребитель в крутой разворот с набором высоты, так как понял, что это противник. Никакие это не «Мессершмитты». Это истребители Як-7!
Я ошибся, приняв их за «Мессершмитты». Но я до сих пор не знаю, за кого они приняли меня, потому что русские истребители не бросились в погоню, а развернулись и улетели обратно к Сескару.
Я вытер пот со лба и последовал за ними. Бомбардировщики Пе-2 теперь были слишком далеко, и догнать их было невозможно. Но я еще мог подкрасться к своим «ведомым» без всяких проблем. Уже совсем стемнело, когда я пристроился позади одного из них. Когда я открыл огонь, русский пилот начал было разворот, затем, похоже, передумал и бросил самолет в пологое пике с высоты 3500 футов. Я погнался за ним, поливая вражеский истребитель длинными очередями. На высоте около 10 метров надо льдом я прекратил стрелять и выровнял свой самолет. Но русский истребитель рухнул на лед рядом с Сескаром. Второй истребитель мелькнул последний раз вдали и удрал.
Пока я летел домой, я не переставал размышлять над странным поведением русских пилотов, и разгадки я не знаю даже сегодня.
Пилоты «Брюстеров» видели мои подвиги издали, но их тихоходные самолеты не могли присоединиться к нашей забаве. Лишь после того, как завершился их собственный бой, они сумели на обратном пути рассмотреть догорающие останки моих жертв. Другие «Мессершмитты» вели бой с истребителями сопровождения, пока я гонялся за бомбардировщиками. Неудивительно, что мне пришлось потратить столько времени, ведь мне никто не помогал.
Этим вечером на базе всем пилотам пришлось заняться писаниной, заполняя бланки боевых донесений.
Мы вместе с Пелтола полетели к аэродрому в Горской на разведку, чтобы подсчитать самолеты русских. Русские зенитчики показались мне слишком раздражительными, поэтому я приказал Пелтола держаться подальше от базы. Там он смог бы более спокойно оценить ситуацию в воздухе, а следить за мной было очень просто, так как за моим самолетом волочился хвост разрывов зенитных снарядов.
