Алексей Рындин - Где не было тыла
— Вот под каким знаменем мы воюем, товарищ Рындин! — комиссар смотрел на меня, нежно поглаживая рукой переливающийся каким–то особенным светом шелк.
ЧАПАЕВЦЫ
Мекензиевы Горы — так называется плато, расположенное восточнее Севастополя. Одетые лесом — дубом, карагачем и прочей растительностью, распространенной по всей южной части Крымского полуострова, они в любое время года красивы.
Здесь держал оборону наш полк, входивший в третий сектор оборонительного кольца Приморской армии. В Краснодаре, в составе народного ополчения, мы в основном занимались учебой и даже несли службу по охране города, многие из нас были свидетелями налетов вражеских самолетов. Но каждый знал, что час отправки на настоящий фронт все равно придет.
Мекензиевы Горы стали для меня местом проверки воинского мастерства, твердой воли, мужества. Сюда, к Севастополю, где каждый камень был обагрен кровью наших предков, где родилась былинная слава русского солдата, мы прибыли по зову сердца, со страстным желанием грудью закрыть путь врагу к святым берегам Черноморья.
Майор К. С. Шейкин, командир второго батальона, высокий, грузный в свои сорок лет, встретил меня радушно. Улыбаясь, он сжал своей мощной ладонью мою руку:
— Наконец–то подвезло. Вот наш блиндаж, земляные нары, телефон, а после чая я вас познакомлю с комсоставом рот…
Касьян Савельевич рассказал о декабрьских боях на этом рубеже. Днем мы обошли передний край. Я смотрел на неглубокие, извилистые траншеи, выдолбленные в камне и глинистом наносе. Лес сзади, лес спереди, причем такой густоты, что передовая совершенно не просматривалась. На некоторых участках нас предупреждали:
— Прошу наклониться, отсюда нас видит противник, похлестывают снайперы…
Пока мы ходили по переднему краю, враг беспрерывно обстреливал минометным огнем и траншеи, и площадку, где расположились блиндажи полкового штаба. Вечером Шейкин рассказал мне о командовании полка, которое уже успело получить боевое крещение в ожесточенных боях за Одессу. Из этой беседы я узнал, что Касьян Савельевич Шейкин до войны командовал пол–ком на южном участке границы. На его груди алел орден Красного Знамени.
Так я оказался среди старых кадровых командиров–чапаевцев. С чувством гордости думал о том, что еще в 20‑е годы находился в числе комсостава 22‑й дивизии', сформированной из частей, которыми командовал легендарный герой гражданской войны В. И. Чапаев.
Начались занятия с новичками, знакомство с личным составом рот, взводов, налаживание хозяйства, изучение политического и морального состояния людей.
Именно в эти дни состоялась моя первая встреча с Людмилой Михайловной Павличенко — отличным снайпером, гордостью всей дивизии. 25 октября 1943 года за отличную снайперскую работу ей было присвоено звание Героя Советского Союза. В полку гордились тем, что в его рядах вырос такой боец. В двадцать лет, оставив исторический факультет Киевского университета, она пошла работать на завод «Арсенал», принимала участие в обороне Одессы, а затем и Севастополя. К моему приходу в полк уже имела на своем счету более 250 убитых фашистов.
Вот она стоит передо мной: среднего роста, темноволосая, с искорками в карих глазах, бойкая, улыбчивая. Однажды я сурово выругал ее за то, что она неосторожно перебегала от блиндажа к блиндажу во время минометного обстрела. Оторопело посмотрев на меня, она сказала:
— Вот за это спасибо, товарищ комиссар.
— За что? — спросил я.
— За то, что хоть вы выругали меня как следует!
Дважды она возвращалась с задания с пробитой каской. О ней писали газеты… В 1943 году Людмила Михайловна ездила в США, была в гостях у жены американского президента Элеоноры Рузвельт, выступала перед американскими солдатами.
В одной из рот пулеметным расчетом командовала Нина Онилова. Всякий раз, проходя по переднему краю, я обязательно встречал ее. То она хлопочет у своего «максимушки», то с тряпочкой в руке смазывает, протирает части пулемета, то деловито собирает вычищенный автомат. Маленькая, подтянутая, всегда с чистым подворотничком и с особенной дерзостью в темных глазах, она встречала «посторонних» с серьезным выражением на лице. Но стоило кому–нибудь умело пошутить — оба–ятельная улыбка расцветала на ее лице, как яркий цветок, Боевая слава Нины Ониловой разнеслась по всему фронту.
Из медперсонала особо приметной была старшая медсестра Катя Коваль. Однажды мы узнали, что ее муж погиб под Севастополем в первые месяцы войны. А незадолго до этого после окончания пединститута они сыграли свадьбу. Придя в военкомат, Катя заявила:
— Иду добровольно на фронт — мстить фашистам за отнятое у меня счастье…
Под стать Кате Коваль Мария Стефанюк, худенькая, черноглазая украинка. Сколько раз на своих хрупких плечах выносила она из–под огня тяжелораненых, оказывала им первую медицинскую помощь, настоятельно добивалась их быстрой отправки в медсанбат. Отличительной чертой Машеньки, как мы ласково называли ее, была доброта. За отвагу и героизм, проявленные в боях под Одессой, М. Стефанюк наградили орденом Красной Звезды.
Зима в Крыму в том году была неустойчива. После ночных морозов наступала оттепель. Оголенные деревья почернели, обливаясь оттаявшей слезой, опавшие с осени, жухлые, спрессованные морозами листья обмякли. Бойцы, откинув пологи из брезента на края траншей, чтобы не задохнуться от табачного дыма, смотрят на торопливо бегущие к горизонту тучи.
Воздух, наполненный гулом самолетов, дрожит. Гудят тяжелые «юнкерсы», неся в своих трюмах смерть и разрушение, где–то высоко в небе прошивают облака пулеметные очереди столкнувшихся в воздушном бою наших и вражеских самолетов. Изредка с тяжелым клекотом со стороны моря или береговых батарей через наши позиции пролетают тяжелые снаряды. Затем где–то в тылу вражеских позиций вздрагивает земля и между гор, по ущельям катится эхо взрыва.
В дни временного затишья до нас дошла весть о том, что на Керченском участке идут тяжелые бои. Это сообщение напомнило мне катастрофу у Керчи осенью 1941 года, когда отдельные части Красной Армии под натиском превосходящих сил противника вынуждены были отойти на Таманский полуостров. Это было еще памятно всем и не могло не вызвать у нас тревогу. Если противник добьется успеха под Керчью, то освободившиеся силы перебросит на наш участок и попытается ударить на Севастополь… Чтобы создать устойчивое положение советских войск на Керченском плацдарме, севастопольцы должны были продемонстрировать ложное наступление и оттянуть часть войск противника на себя. О масштабе задуманной операции мы, конечно, не знали.
Операция общего наступления началась 27 февраля. К этому времени протяженность линии фронта Севастопольского оборонительного района составляла 36 километров, разделенная на четыре сектора. В третий сектор входили: 25‑я Чапаевская стрелковая дивизия, 79‑я морская стрелковая бригада, 3‑й морской и 2‑й Перекопский полки. Комендантом сектора был назначен генерал–майор Т. К. Коломиец, командир 25‑й Чапаевской стрелковой дивизии.
В 7 часов, после 30‑минутной артподготовки, 25‑я Чапаевская дивизия с другими соединениями и частями сектора перешла в наступление, нанося главный удар в направлении Заланкоя. К концу дня части третьего сектора достигли участка в одном километре западнее хутора Мекензия и западных склонов безымянной высоты.
28 февраля войска сектора возобновили боевые действия. Части 25‑й и 345‑й стрелковых дивизий и 79‑й морской стрелковой бригады несколько продвинулись вперед. К исходу дня полки 25‑й дивизии вели бои за хутор Мекензия[1].
…Морской полк, как первый эшелон, начал наступление в 6 часов 30 минут, но на нейтральной полосе его танкетки встретили сильное сопротивление, и морским пехотинцам пришлось отойти на исходное положение. Два батальона 54‑го стрелкового полка оказались впереди, слева предполагалась поддержка 31‑го полка. Наступательную полосу заняли две. роты.
На время боевой операции заместителем командира 54‑го стрелкового полка был назначен майор П. М. Субботин, а заместителем комиссара — я. Перед нами была поставлена задача — обеспечить боевые действия батальонов на месте.
Туман рассеялся. На расстоянии видимости противника просматривался густой лес. Над нами, вынырнув из–за редких облаков, появились самолеты. Но внимание всех бойцов сосредоточилось не на нависшей над нами опасности, а на вражеских окопах. Было видно, что немцы оставляют позиции и уходят. Наши боевые порядки обстреливаются вражескими минометами. Мины падают и взрываются по всей линии нашей обороны.
Бойцы пятой роты быстро достигают балки у Белого камня. Однако противник усиливает минометный огонь. Волна наступающих накатывается на покинутые противником окопы, блиндажи, рвы и устремляется дальше. В душе каждого нашего бойца крепнет ненависть к врагу, наступательный порыв увлекает его вперед.
