Илмари Ютилайнен - Я бил «сталинских соколов»
1 декабря наш командир звена вылетел со своей парой на патрулирование, но затем наступил период плохой погоды. Только 18 декабря мы сумели возобновить полеты. Туман держал на земле и нас, и противника. Это было очень скверное время. Каждое утро мы ждали прогноза погоды, но лишь в очередной раз узнавали, что только матушка-природа в силах что-то изменить.
18 декабря мы получили сообщение, что советские самолеты-корректировщики Р-5 направляют огонь артиллерии на наши укрепления в Сааренпяя. Мы получили задание отогнать этих наблюдателей. Мы взлетели - командир звена Луукканен и я в качестве ведомого - и направились к Сааренпяя. После прибытия к цели мы несколько раз пролетели над указанным районом на высоте 300 футов, покачивая крыльями, чтобы показать финским артиллеристам, что мы свои. Никаких вражеских самолетов не было видно, но чуть раньше советские бомбардировщики совершили налет на крепость.
Во время последнего прохода над укреплениями по нам открыли огонь наши же зенитки. Луукканен летел чуть впереди меня, когда я увидел струю трассирующих пуль, приближающуюся к нему. Его топливный бак был пробит, и я заметил струю бензина, бьющую из самолета. Он повернул к базе, и я сопровождал его, пока мы не пересекли береговую линию. В этот момент он передал мне, чтобы я в одиночку продолжал выполнение задания, а сам пошел на аэродром. Он был очень зол!
Луукканен добрался до железнодорожной станции Кавантсаари, где совершил вынужденную посадку на вспаханное поле.
Тем временем я продолжал полет. Так как нигде поблизости самолетов не было видно, я направился к Териоки. Единственными, кого мне удалось увидеть, были три советских солдата на берегу. Они бросились врассыпную, когда я прошел над ними на бреющем и дал длинную очередь из пулеметов. Когда я полетел домой, наши собственные солдаты обстреляли меня, словно дикую утку. Они с одинаковой энергией палили по любому замеченному самолету, как чужому, так и своему. Судя по всему, им гораздо больше хотелось пострелять по самолету, чем разбирать, чей он.
Когда я пролетал над лесной просекой, меня уже подкарауливала новая группа стрелков. Кусты можжевельника, казалось, расцвели от вспышек выстрелов… направленных прямо в меня. Мой самолет получил три попадания. Одна пуля пробила крыло, а две других - фюзеляж чуть справа от меня. Я поспешно бросил самолет к краю просеки, перескочил через амбар на опушке леса и умчался домой без новых происшествий.
19 декабря состоялся наш первый настоящий воздушный бой. Мы взлетели звеном, но так как у меня возникли проблемы с запуском мотора, я чуть отстал от остальных. Судя по всему, нам предстояла хорошая охота, так как в эфире зазвучали многочисленные сообщения о вражеских самолетах. Когда я приблизился к Антреа, то услышал рапорт: от Хейниоки к Антреа летят 3 вражеских бомбардировщика. Я повернул туда, где они были замечены, и примерно через полминуты увидел 3 приближающихся бомбардировщика Ил-3.
И вот теперь впервые я должен был схватиться с врагом. Я находился на 1500 футов выше бомбардировщиков. Они заметили меня, лишь когда я уже начал боевой разворот. Как раз над артиллерийским лагерем Кексгольма я пристроился к ним сзади. Бомбардировщики поспешно сбросили бомбы на лес возле реки Вуокса и повернули обратно. Я оказался позади левого бомбардировщика и с дистанции 100 метров открыл огонь по нему, убив бортстрелка. Затем я подлетел к головному бомбардировщику и всадил ему очередь в фюзеляж. Наконец я пристроился в хвост к третьему бомбардировщику и открыл огонь по стрелку, убив его. Теперь ответного огня не было.
После этого я подошел к головному бомбардировщику и с дистанции от 10 до 20 метров начал расстреливать его моторы, которые сразу задымились. Топливные баки находились в крыле рядом с моторами. Затем я зашел в хвост бомбардировщику на другом фланге и дал такую же очередь. Эту же тактику я применил и при атаке третьего бомбардировщика. Я мог видеть, как пропеллеры вертятся все медленнее и скорость бомбардировщиков падает. Я гнался за ними до Рауту, но так и не сумел поджечь ни одного, хотя израсходовал 2200 патронов. Бомбардировщики превратились в решето, пробоины были видны и в крыльях, и в фюзеляжах. Судя по всему, пилот головного самолета был ранен, так как совершенно неожиданно бомбардировщик клюнул носом и вошел в вертикальное пике. Из самолета никто не выпрыгнул, и он врезался в землю, загоревшись лишь после этого. Остальные два бомбардировщика уходили с пологим снижением, и я ничего не мог с ними сделать, так как у меня не осталось ни одного патрона.
Во время обратного полета я встретил 9 вражеских бомбардировщиков возле Антреа, но, к моему страшному разочарованию, моим единственным оружием в этот момент остался пистолет.
Это был мой первый воздушный бой с красными летчиками. Никаких особых впечатлений из этого боя я не вынес. Все проходило точно так же, как на учениях… а учениями нас донимали так долго именно для того, чтобы подготовить к бою.
21 декабря группа вражеских бомбардировщиков внезапно появилась над нашей базой на высоте 20 000 футов, и началась лихорадочная гонка. Бомбы уже начали рваться на краю аэродрома, когда наши самолеты разбегались для взлета. Меня мучил лишь один вопрос: кто из нас первым атакует эти бомбардировщики? В воздухе уже находились другие звенья нашей эскадрильи, однако они болтались где-то вдалеке.
Мне повезло первому из нашего звена подняться в воздух, и я успел схватиться с бомбардировщиками еще до того, как они оказались над Энсо. Подойдя на дистанцию стрельбы, я обнаружил, что работает только один из моих пулеметов. Хотя я сумел добиться нескольких попаданий в бомбардировщик и он задымился, все-таки он остался в строю. К тому времени, когда прибыли остальные самолеты нашего звена и тоже начали стрелять, я потерял из вида свою жертву. Было очевидно, что вражеские пилоты твердо соблюдают летную дисциплину и держатся вместе, чтобы поддерживать огнем друг друга. Когда был поврежден один из советских бомбардировщиков и начал терять скорость, все остальные тоже притормозили, чтобы поврежденный самолет сумел остаться в строю. За время войны мы не раз видели нечто подобное.
В первой фазе «зимней войны» советские бомбардировщики летали без истребительного прикрытия. Позднее они стали прихватывать с собой большое количество истребителей. Типичной информацией о налете стало сообщение: «К Анреа приближаются 100 бомбардировщиков, их сопровождают 100 истребителей». Мы начали использовать новую тактику. Первое звено, которое появлялось в районе боя, связывало истребители сопровождения. Остальные звенья, прибывшие позднее, перехватывали бомбардировщики. Собственно, другого выбора у нас и не было.
Так как мы испытывали острую нехватку истребителей для перехвата больших групп бомбардировщиков, мы были просто вынуждены действовать звеньями.
23 декабря наша армия провела пробную атаку в секторе Сумма, и наша эскадрилья получила задание очистить воздух в период с 10.00 до 11.00. Для решения этой задачи были задействованы почти все наши истребители, и наша группа состояла из 18 «Фоккеров».
Мы кружили некоторое время над районом боя под огнем нервничающих русских зениток, а потом заметили приближающийся с востока одиночный корректировщик Р-5. Я посмотрел на часы, когда мы бросились в атаку. Нам потребовалось ровно 55 секунд, после чего мы вернулись обратно в строй. Мы сбили корректировщик над Лейпясуо, и он рухнул на землю, объятый пламенем. Наше звено атаковало его сзади, и лейтенанты Хуханантти и Луукканен дали по две очереди каждый. Все выглядело так, словно гигантский кулак ударил по самолету и швырнул его, словно горящий факел, на искрящийся снег возле Лейпясуо. Высокий столб огня и черного дыма поднялся над местом катастрофы, а мы вернулись к выполнению основного задания.
Затем, когда мы находились над озером Муолаа, то заметили 3 бомбардировщика, летящих на высоте 14 000 футов к Выборгу. Началось состязание между нами за право произвести первый выстрел. Я пристроился позади бомбардировщика на правом фланге строя и открыл огонь с дистанции 50 метров. Левый мотор бомбардировщика загорелся. До этого момента тесный строй бомбардировщиков довольно эффективно прикрывал огнем хвостовые сектора, но теперь бортстрелок атакованного самолета потерял выдержку и начал обстреливать меня. Я укрылся за вертикальным килем бомбардировщика. Мы смотрели в глаза друг другу с расстояния менее 20 метров. Стрелок сильно побледнел, но его лицо выражало решительность. Его трассирующие пули летели в меня, а пулемет напоминал газовую горелку. Я еще успел подумать: «Я не позволю тебе слишком долго стрелять в меня» - и дал длинную очередь по фюзеляжу бомбардировщика из всех своих четырех пулеметов.
Стрелок не обратил внимания на мою пальбу, хотя я точно знал, что добился попаданий. Я передвинулся поближе к мотору, глянул на бортстрелка, но как раз в это мгновение к моему самолету устремилась светящаяся очередь. Я снова выстрелил и поджег ему мотор. Затем точно таким же образом я поджег второй мотор. Хотя по обе стороны фюзеляжа тянулись длинные языки огня, лизавшие самолет, стрелок продолжал палить. Внезапно бомбардировщик свалился в вертикальное пике. И лишь теперь бортстрелок решил выпрыгнуть с парашютом. Пилот и штурман разбились вместе с бомбардировщиком возле Кархусуо. Стрелок падал, не раскрывая парашюта, до высоты 3000 футов и лишь потом дернул кольцо. Крепкие нервы были у этого парня!
