В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания
Из многих боевых вылетов конца сентября мне памятен один, когда довелось атаковать несколько необычную цель. Мы вылетели на очередную штурмовку. Вблизи села Свердлово показалась на меньшей высоте и встречном курсе какая‑то непонятная группа больших и малых самолетов. Я развернулся, стал снижаться и наконец разобрался: транспортные самолеты Ю-52 — их было шесть — буксируют куда‑то в сторону Николаева десантные планеры.
Немцы заметили нас. Один Ю-52 отделился от остальных и, отцепив свой планер, попытался уйти налегке. Я быстро догнал его, пулеметной очередью угомонил стрелка, открывшего было по мне огонь, а затем с короткой дистанции ударил по моторам и бензобакам огромного «юнкерса». Самолет загорелся, пронесся пылающим факелом над селом и сел на брюхо в поле. Солдаты–десантники кинулись прятаться в копны, но думаю, что от очередей моих пулеметов ушли немногие. А на самолет я сбросил бомбу. В разных концах поля горели остальные пять Ю-52 и несколько планеров, сбитых моими товарищами.
Этот эпизод не имеет прямого отношения к обороне Одессы, поскольку немецкие войска, перехваченные нами в воздухе, предназначались для какого‑то другого участка фронта. Но мы были горды тем, что смогли нанести из осажденного города уничтожающий удар по такому воздушному десанту.
В первых числах октября мне удалось настигнуть долго ускользавший от нас бронированный корректировщик «Хеншель-126». Командование не раз ставило задачу уничтожить его, но как только появлялись наши истребители, «хеншель» бросался в отвесное пикирование, а затем, прячась в складках местности, скрывался на бреющем полете.
В этот раз я обнаружил его на высоте полторы тысячи метров в стороне моря. Фашист заметил меня несколько позже и, как обычно, стал пикировать. Не раздумывая, я ринулся за ним, но догнал уже над побережьем, занятым врагом. После нескольких моих: атак с точным, как я был уверен, огнем, самолет продолжал лететь как ни в чем не бывало — его хорошо защищала броня. Но в конце концов мне удалось ударить по нему под другим ракурсом, и «хеншель», перевернувшись, рухнул на землю.
Однако радоваться было еще рано. Вражеские зенитчики, которые почти не стреляли, пока я гнался за «хеншелем», теперь открыли неистовый огонь. Один снаряд разорвался в фюзеляже за бронеспинкой, перебив ножное управление рулями. Осколком меня ранило в руку (потом выяснилось, что еще один осколок оказался в кармане и пробил там портсигар). Самолет стал плохо управляться. А высоко над собой я заметил группу немецких истребителей. К счастью, они меня, кажется, не видели.
Прижимаясь к земле, используя впадины и большие овраги, я кое‑как долетел до Одессы. С трудом посадил самолет с неисправными рулями на наш тесненький аэродром, втиснувшийся между городскими кварталами. Некоторое время самолет катился по земле прямо, а когда скорость стала гаснуть, самопроизвольно развернулся влево и остановился в двух метрах от каменной стены. Ко мне тотчас же подошли командир и комиссар полка, инженер Кобельков. Осмотрев самолет, изрешеченный пулями и снарядами, все удивились, как я вообще долетел. Поврежденным оказалось не только ножное управление — что называется, на нитке держалась и тяга руля глубины.
В начале октября в нашей столовой состоялось собрание летного и технического состава. Присутствовали командующий ВВС оборонительного района комбриг Катров, военком ВВС полковой комиссар Мельшанов, начальник штаба полковник Щанин. Отметив наши успехи в боевой работе, старшие начальники рассказали об обстановке, сложившейся под Одессой и в Крыму, призывали не пасовать перед трудностями, драться с врагом еще упорнее. О возможности оставления Одессы не было и намека, но чувствовалось, что нас готовят к каким-то событиям, которые надо встретить мужественно.
А Лев Львович Шестаков говорил о новых приемах воздушного боя, требовал быть осмотрительнее, не увлекаться преследованием противника в одиночку, разбирал наши действия при штурмовке наземных войск, маневрирование в зонах сильного зенитного огня. Потом лучшие летчики делились опытом. На этом собрании остро ставился вопрос о том, что необходимо сократить потери — слишком мало оставалось в строю и самолетов, и летчиков.
И мы продолжали прикрывать город и порт от налетов вражеской авиации, вести разведку, штурмовать рвущиеся к Одессе фашистские войска.
А 12 октября я неожиданно получил приказание возглавить группу И-16, перебрасываемых в Крым. Это были самолеты, уже не способные по своему техническому состоянию вести воздушные бои, и с них сняли вооружение, которое еще могло послужить на других машинах. Поэтому я мысленно приготовился к самому худшему, когда в начале перелета, еще над сушей, появилась на параллельном курсе четверка «мессершмиттов». Выручили зенитчики, помешавшие врагу нас атаковать. И мы долетели до Крыма благополучно, хотя порой и барахлили давно выработавшие свои ресурсы моторы.
14 октября прилетели в Крым и остальные самолеты полка. Те, что лететь не могли, были взорваны. Командир и комиссар полка хотели улететь последними, но по приказу старшего начальника их самолеты были погружены на канлодку.
Вскоре все мы оказались в Закавказье — 69–му Истребительному авиаполку предстояло пополниться, получить и освоить новую материальную часть. А затем — бои на другом фронте, в которые мы вступили, вооруженные богатым одесским опытом.
Я уже говорил о том, какой разносторонней была под Одессой боевая деятельность истребителей. Красноречивы, на мой взгляд, и некоторые итоговые цифры, которые хочется привести в заключение. За время обороны Одессы летчики 69–го полка совершили 6603 боевых самолето–вылета, в том числе 3421 вылет на штурмовку. Мы провели 576 воздушных боев, в которых сбито 94 фашистских самолета (сожженные на земле сюда не входят). И конечно, никто бы не смог точно подсчитать, сколько вражеской живой силы и техники уничтожено при наших штурмовках.
За одесские бои двенадцать летчиков полка были удостоены звания Героя Советского Союза. Некоторых я уже называл. Остальные — наш командир Лев Львович Шестаков, майор Юрий Рыкачев, капитан Аггей Елохин, старшие лейтенанты Алексей Маланов и Петр Полоз, лейтенанты Иван Королев, Василий Серогодский и Виталий Топольский. Был удостоен той же высокой награды и я, тогда — старший лейтенант, заместитель командира эскадрильи. Каждый из этих летчиков совершил до двухсот боевых вылетов, половина которых приходилась на штурмовки, сбил не менее пяти вражеских самолетов. А «ястребок» майора Шестакова украшали к концу Одесской обороны одиннадцать красных звездочек.
Наш полк был награжден орденом Красного Знамени, стал гвардейским и получил почетное право именоваться по городу–герою, в небе которого мы начали войну. Вот его полное наименование: 9–й Одесский гвардейский Краснознаменный истребительный авиационный полк.
Летчики полка сражались под Харьковом и Сталинградом, под Ростовом и в Крыму, а потом дошли и до Берлина. В полку выросло много новых Героев Советского Союза (всего за войну — 26 человек, в том числе 4 дважды Героя). Из тех летчиков, что приняли боевое крещение в небе Одессы, заслужил впоследствии Золотую Звезду Михаил Твеленев, а Алексей Алелюхин — дважды.
Подвиги летчиков нашего полка помнят жители города–героя. В дни, когда отмечалось 25–летие обороны Одессы, заложен монумент в честь солдат и офицеров 69–го авиаполка. Он будет стоять среди новых красивых зданий на площади Патриса Лумумбы: на этом месте, которое теперь трудно узнать, и был наш последний одесский аэродром.
Майор Я. Я. ВАСЬКОВСКИЙ
СТОЙКОСТЬ
Двадцать пятая Чапаевская Краснознаменная ордена Ленина стрелковая дивизия вступила в войну на румынской границе, у Прута. Полки, названия которых напоминали о героической истории и традициях чапаевцев — 54–й Разинский, 31–й Пугачевский имени Фурманова, 263–й Домашкинский имени Фрунзе, — заняли на рассвете 22 июня заранее назначенные им рубежи. И почти четыре недели, до вечера 18 июля, когда был получен приказ об отходе, чапаевцы удерживали вверенную им 120–километровую полосу государственной границы.
Мы прикрывали затем отход основных сил 14–го стрелкового корпуса, вели упорные арьергардные бои на небольших молдавских реках и у днестровских переправ, держали фронт по Днестру… Там в состав Чапаевской вошел 287–й стрелковый полк. Он заменил 263–й Домашкинский, переданный еще раньше в 150–ю дивизию.
Обстановка на Юге все более осложнялась. В начале августа между 9–й армией и Приморской, в которую вошла наша дивизия, образовался разрыв, куда клином врезались неприятельские войска. Врагу не удалось с ходу прорваться к Одессе, но, обойдя ее, он вышел к морю восточнее. На подступах к окруженной с суши Одессе начались бои за город. Основные силы чапаевцев оказались в Южном секторе обороны, а 54–й Разинский полк — в Восточном.
