Фёдор Жорин - Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США

Было дико смотреть, как офицеры советской контрразведки и командование воинских частей сидели по нескольку часов в компании немцев, которые веселились, вели интересные беседы. А русские только головой крутили и ожидали команды «Цум воль!»

В то же время совмещение двух языков, а иногда еще и английского (которым, кстати, владели многие немецкие коллеги) позволяло сформировать изумительно анекдотические словосочетания. Немцы всегда проявляли острое чувство юмора. Умели веселиться. Смех господствовал в зале.

Характерной особенностью в поведении немецких коллег было отношение между руководством и подчиненными. До 17.00 они обращались только по званию и фамилии. После окончания служебного времени и в местах отдыха — только по имени. Начальник райотдела МГБ в г. Йене курил. И любой сотрудник на вечерах отдыха мог подойти и взять из его пачки сигарету, прикурить. Но когда он узнал, что я иногда курю сигареты одной марки — «Кабинет», то он открывал пачку этих сигарет, объявляя, что эта пачка только для «унзерер фройнд майор Федор», и никто к ней не прикасался до конца вечера. Обычно, чтобы поддержать компанию, я выкуривал пару сигарет за вечер.

Местное население не понимало политику Советского правительства, запрещающего советским военнослужащим и членам их семей общаться с немцами. Как можно укреплять дружбу между народами, сплоченность стран социалистического лагеря, запретив общаться гражданам этих государств?

На вечерах «дружбы» устанавливались дружеские отношения. Но эти вечера происходили 3–4 раза в году. Русские не знали немецкого языка. А местному населению без нужды было знание русского.

Иногда в этой связи возникали неприятные ситуации. К примеру, как-то группа жен офицеров из гарнизона поехала в г. Апольду. Говорят, это был любимый городок Гитлера. Действительно, городок был чудо как хорош! Уютный, компактный, с красивыми зданиями старой постройки. В городе был Музей колоколов. В общем, было где отдохнуть и на что посмотреть. Я решил их сопровождать.

Сели в автобус «Йена — Апольда». Через десяток минут автобус остановился на остановке, зашла группа немецких женщин. Наша женщина уступила место более пожилой немке. Та сказала фразу, после которой одна часть пассажиров стала оглядываться по сторонам, а остальные захохотали. Русская сказала: «Бите, бите!» — так как более ничего не знала. Хохот стал еще громче. Я ее спросил, поняла ли она, почему немцы смеются? Она, конечно, ответила, что не поняла. Тогда я ей перевел слова немки о том, что низшая раса должна всегда уступать место высшей, да еще и благодарить за это. Мне ничего не оставалось, как подойти к этой женщине-немке и сказать ей на немецком, что уважение к пожилым людям присуще именно людям высокой культуры. Излишне говорить, что эту даму чуть инфаркт не хватил. Смешок в автобусе прекратился мгновенно. А я уже на русском сказал своим соотечественницам о необходимости сохранять достоинство и излишне не раскланиваться, особенно, если не понимаем, о чем люди говорят. А если бы меня не было? Как легко уронить престиж гражданина великой страны, если твоя культура на низком уровне!

Каждый человек в своей жизни играет несколько ролей. Оперативный работник играет сам столько ролей, сколько агентов у него на связи. Да еще и режиссера-постановщика этих ролей, дабы агенты не засветились и не раскололи один другого. Кроме того, оперработник и сам со стороны наблюдает за поведением своих агентов. А в закрытом воинском гарнизоне он встречается с агентами по нескольку раз в день как офицер с офицером или с солдатом. Здесь тоже идет ролевая игра. Никто не должен заметить наличие каких-либо особых отношений, кроме обычных служебных.

Такие навыки подготовки агентов не формируются сразу. Редко кому удавалось их приобретать в процессе учебы в нашей академии — ВШ КГБ. В большинстве случаев (кроме родственного блата и партнабора) оперработников готовили из бывших агентов особых отделов. Если агент работал нормально, умел маскировать свои отношения с контрразведкой, то в будущем он сумеет обеспечить безопасность своих тайных помощников.

Работа с агентурой — это острейший участок работы. Именно из-за халатности, хамства онеров, неуважения к чужой жизни, к человеку который по патриотическим мотивам (советская разведка и контрразведка обычно денег не платила агентуре) согласился оказывать помощь СССР с риском для жизни.

Как правило, агентура прокалывалась на встречах с оперативным работником (что контрразведки, что разведки) либо из-за ошибок опера в закладках тайников (при бесконтактной связи), либо когда агентов вчистую предавали их резиденты, оперработники.

В частности, известного английского агента — из кембриджской пятерки, полковника Бена погубил Н.С. Хрущев, когда с трибуны ООН заявил, обращаясь к представителю США в ООН, что ему известны все коварные замыслы против СССР. Он проболтался, что когда, мол, спецслужбы Великобритании только планируют какую-либо подрывную акцию против СССР, он уже все знает. После такой наводки вычислить Бена, руководившего в СИС Великобритании шпионской деятельностью против СССР, было элементарно.

Впервые мне захотелось или, как говорят, я загорелся мыслью попробовать свои силы в деле выявления шпионов после встречи с курсантом — слушателем ВШ КГБ при СМ СССР — в поезде в феврале 1962 года. До этого все ограничивалось шалостями: сбегать в самоволку, поспать в ночное время, будучи дневальным и т. п.

Правда, в 1962 году на третьем курсе артучилища нам один офицер рассказал, как японцы в 1939 году проникли в казарму и вдвоем только с помощью кинжалов перерезали почти батальон солдат. Причина — спящий дневальный. После этого я стал серьезно относиться к службе. Караульная служба, внутренний наряд — все это я стал рассматривать с позиции доверия страны, части, своих товарищей по обеспечению безопасности боевой техники и их жизней. За всю службу офицером я не допускал поблажек к нарушителям караульной службы, охраны гарнизонов, казарм со спящими солдатами и т. п.

Я требовал от офицеров и солдат рассматривать это дежурство по роте и караул как выполнение боевой задачи. Старших машин — офицеров, которые спали на марше, по моей рекомендации командир бригады полковник Бобров наказывал самым строгим образом.

В истории советских Вооруженных сил есть факт, о котором многие не желают вспоминать. У героя Гражданской войны В.И. Чапаева был сын, так же Василий Чапаев. Дослужился он до командира дивизии, и направили его в Главную инспекцию Министерства обороны. Он отличался крайней жестокостью к солдатам, которые нарушали дисциплину в караульной службе. Были слухи, что за время службы в Инспекции он лично убил несколько солдат, которых обнаружил спящими на посту.

Происходило это так: получив командировочный приказ на проверку боеготовности части, он лично шел в караульное помещение, предъявляя предписание, и вместе с начальником караула шел проверять посты. Если он видел спящего часового (что нередко является нормой для солдат), он его убивал, заявляя при этом, что из-за таких разгильдяев погиб его отец — герой Гражданской войны. В части составляли акт о том, что солдат неосторожно обращался с оружием на посту, вследствие чего произошел смертельный выстрел.

Но в этой части еще долго солдаты на посту не спали. Конечно, со временем генерала В.В. Чапаева отправили на пенсию. Такой метод воспитания солдат был не приемлем в период демократических реформ в армии при Л.И. Брежневе, когда замполиты свели дисциплину на нет.

В октябре — ноябре 1962 года, после случайного контакта с делегацией туристов из США на железнодорожном вокзале Бреста, меня пригласили в особый отдел по 33-й Гвардейской танковой дивизии. После беседы было предложено впредь таких контактов не осуществлять инициативно, выявлять подобные факты среди других офицеров. Была оговорена возможность установления подобных контактов с иностранцами в г. Бресте (перевалочная станция, на которой происходит смена платформ всех вагонов русских размеров на европейский стандарт) по заданию особого отдела. При этом, конечно, все надо было делать так, чтобы другие агенты или нормальные офицеры меня не засекли на таких встречах. Делать это было не просто. Я служил в режимной части и общался активно со своими одногодками лейтенантами в гарнизоне, которым запрещалось общение с иностранцами.

Однако за 1,5 года никаких проколов допущено не было. Интересно, когда при общении с кадровиками КГБ я упомянул, что был агентом военной контрразведки, мне посоветовали никогда об этом никому не говорить. Не могу понять до сих пор, почему считалось зазорным, негативным, если человек в кругу контрразведчиков заявлял, что ранее оказывал посильную помощь государству путем негласного сотрудничества. Это был для меня не понятный снобизм лиц, работавших в органах КГБ, но явно не бывших патриотами Родины. Стране помощь надо оказывать, служить любыми средствами.