Валерий Карышев - Современные тюрьмы. От авторитета до олигарха

К девятому месяцу она уже знала, как поступит. Живет одна, свидетелей никаких, во время родов постарается не кричать. Главное, сделать все по науке, правильно тужиться, дышать, и как только малыш появится на свет — придушить к чертовой матери. Тело спрятать, закопать, выбросить, что угодно! Если спрятать труп подальше и не оставить свидетелей, все, может быть, и обойдется. На акушерском учете она не стоит, к гинекологу на консультации не ходит.

Как ни готовилась она к родам, начались они неожиданно. С вечера почувствовала схватки и, поставив рядом с кроватью тазик с водой, улеглась в постель. Рожать оказалось не так страшно, как она думала: чуть больше часа мучений, закушенная зубами подушка, и неожиданный крик младенца:

— Уа-а-а-а-а!

С трудом приподнявшись на мокрой простыне, роженица дрожащими руками взяла ребенка, это был мальчик. Младенец был мокрым, с неестественно большой головой и рельефно-выпуклым животом с нитью пуповины.

Глаза его были зажмурены, и из открытого рта вырывалось лишь это призывное и бесконечное «уа-а-а-а!..». Наверное, он так хотел припасть к материнской груди…

Новорожденный вызывал в молодой маме раздражение и еще больше — брезгливость. Неожиданно в сознании промелькнуло: неужели эту гадость я носила в своем животе целых девять месяцев?

А младенец кричал, кричал, кричал, и от этого крика Наташе становилось жутко и страшно. Да и за стенкой могли услышать. И она решилась…

В половине восьмого утра сосед по лестничной клетке, сухонький старичок-ветеран с мозаикой орденских планок на пиждаке, вывел выгуливать во двор любимого пса. Он видел, как молодая беременная девушка, вот уже пятый месяц жившая у Лили Пономаревой, выбрасывала в мусорный контейнер какой-то целлофановый сверток, а затем, пошатываясь, направилась в сторону дома. Он не придал этому значения: мало ли людей по утрам мусор выносят?! Вывел во двор своего сеттера, отцепил от ошейника поводок… Удивительно, но пес почему-то сразу понесся в сторону мусорки.

— Фу, Чарли, фу! — скомандовал старичок, видя, как собака, поднявшись на задние лапы, пытается забраться в контейнер.

Пес не реагировал.

Приблизившись, старичок заглянул в контейнер и едва не лишился дара речи: из целлофанового пакета выглядывали синеватые ножки младенца. Несомненно, новорожденный был мертв…

ИЗ МАТЕРИАЛОВ УГОЛОВНОГО ДЕЛА

Постановление о заключении под стражу

21 сентября 1999 г. в 7.45 гр. Кирилленко Э.В., позвонив на главный пульт ГОВД, сообщил, что в мусорном контейнере, стоящем по улице 1-я Прядильная, обнаружено мертвое тело новорожденного младенца мужского пола. К месту происшествия выехал милицейский патруль ОВД «Измайлово». Старший патруля, лейтенант Малышев, подтвердил обнаружение мертвого тела новорожденного, с явными следами насильственной смерти, что подтверждается актом последующего патологоанатомического вскрытия.

В результате оперативно-розыскных действий установлено, что новорожденного младенца умертвила мать, гр. Степанкова Н.Н., 1974 г.р., уроженка Ивановской области, нигде не работающая и проживающая по адресу 1-я Прядильная, д. 9, кв. 174 без регистрации.

Судебно-медицинская экспертиза подтвердила, что гр. Степанкова Н.Н. является роженицей.

Деяния гр. Степанковой Н.Н. имеют все признаки преступления, предусмотренные ст. 106 УК РФ.

Учитывая тяжесть совершенного преступления, а также возможность скрыться от следствия, постановляю: избрать в качестве меры пресечения к Н.Н. Степанковой заключение под стражу и направление в сизо 48/6.

Прокурор Измайловской

межрайонной прокуратуры

советник юстиции Кравченко Н.А.

(подпись)

За свою жизнь в милицию Наташа попадала лишь однажды, в родном городке, когда базарные тетки натравили на нее, неожиданную конкурентку, долговязого сержанта. Милиции Наташа боялась и, попав сперва в камеру ИВС, а затем в кабинет следователя, приготовилась к самому худшему.

Впрочем, ничего страшного с ней не произошло. Задержанную не били, не пытали, на нее даже не кричали, хотя в глазах милиционеров читалось ни с чем не сравнимое презрение.

— Ну и зачем же ты это сделала? — стыдил ее следователь, пожилой мужчина с красными от бессонницы глазами. — Твой ведь ребенок, живой человек. Как только у тебя рука поднялась?

— А кормить этого человека ты будешь, что ли? — неожиданно даже для себя вызверилась роженица. — Одевать, ухаживать… Да и не хотела я его, понимаете, не хотела! Его ненавижу, — конечно же, под «ним» подразумевался беглый отец. — И сына от него не хочу!

— А аборт почему не сделала? — укорял следователь.

— Да так, долго рассказывать…

— Вот теперь и расскажешь. Короче, давай по порядку: фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения, у кого в Москве жила…

— А адвоката мне дадут? — осведомилась Наташа, вспомнив голливудскую продукцию и классическую фразу из детективного кинематографа «без адвоката разговаривать не буду».

— Закон предоставляет любому право на защиту. Даже если у вас нет средств оплатить защитника, таковой вам все равно будет предоставлен из городской коллегии адвокатов, — официальным голосом сообщил следователь, непонятно почему перейдя на «вы», и, разложив перед собой чистые листки протокола, вздохнул.

— Итак, слушаю…

ИЗ СТАТИСТИКИ МВД

Только раскрытых случаев детоубийства фиксируется до 150 в год. По всей вероятности, значительная часть подобных преступлений не раскрывается.

В изоляторе временного содержания Наташа Степанкова провела три дня. За это время ей не только предъявили официальное обвинение по 106-й статье Уголовного кодекса, но и нашли адвоката: по закону, окончательное обвинение можно предъявлять лишь в его присутствии.

Степанкова и не думала препираться, выкручиваться, не думала что-либо отрицать: вина была ясной, как божий день.

Она честно отвечала на все вопросы и лишь в конце попросила, чтобы «Леху из Питера», фамилию которого она так и не смогла вспомнить, отыскали и также привлекли к уголовной ответственности как соучастника.

— К сожалению, это невозможно, — вздохнул защитник. — В убийстве новорожденного обвиняетесь лишь вы.

Адвокат понравился Наташе с первого взгляда: молодой, высокий, с густой шевелюрой соломенных волос, в строгом пиджаке, белоснежной рубашке и при галстуке. И плюс ко всему — сотовый телефон из кармана торчит! А какой культурный, какой обходительный!

— Если хотите, могу сообщить вашим родителям, — предложил он.

— Что сообщить? — не поняла девушка.

— Что вы под следствием.

— Ой, только не это!

— Почему?

Наташа не ответила и, выразительно взглянув на адвоката, как бы невзначай поправила бретельку бюстгальтера.

— Как знаете, — поджал губы защитник.

— Извините, а сколько мне дадут?

— Потолок — пять лет. Но будем сражаться. Извините, вы на учете у психиатра никогда не состояли? — неожиданно спросил он.

— Не-ет… — растерялась подследственная. — А что?

— Может быть, вы совершили убийство в состоянии психического расстройства или аффекта? Мне кажется, вас теперь может спасти только это, — категорично заявил защитник.

— Вы что, в психи меня хотите записать? — не поняла девушка.

— Какая разница, в кого! Во всяком случае, я настаиваю на проведении экспертизы. Кстати, в случае убийства эта процедура необходима по закону. Так что?

— Делайте, что хотите…

Экспертиза не помогла: психиатры признали Степанкову Н.Н. абсолютно вменяемой.

«Она отдавала себе отчет в содеянном, — пояснил эксперт. — К тому же налицо подготовка к совершению преступления».

Впрочем, о заключении экспертов сама Наташа узнала лишь спустя несколько дней после того, как сменила тесную камеру ИВС на более просторную «хату» женского следственного изолятора в московском районе Текстильщики.

Камера, куда поместили Наташу, была небольшой и выглядела вполне комфортабельно. Светлые стены, высокие потолки, чистое белье, два цветных телевизора и японский магнитофон — о тюрьме напоминали лишь решетки на окнах. Стены пестрели картинками: тут были и дешевые иконки, и журнальные вырезки с Ван Даммом и Сталлоне, портреты каких-то мужиков, и даже снимки детей… Странно было думать, что у кого-нибудь из сокамерниц есть дети!

Единственным неудобством были духота и накуренность, и арестантки, особо не комплексуя, сидели на застеленных одеялами нарах в нижнем белье, а то и вовсе без него.

Никто не обратил на новенькую внимания, лишь староста камеры, дебелая баба лет сорока с какой-то странной фиолетовой татуировкой на плече, коротко кивнула в сторону нар у двери: мол, тут устраивайся.

Наташа всегда отличалась удивительной приспособляемостью, и потому на новом месте освоилась уже через день. В конце концов, тут было ничем не хуже, чем в больничной палате родного городка, где два года назад она лежала с аппендицитом: чище, просторней, да и питание, называемое тут «пайкой», куда лучше.