Андрей Бугаев - День «N». Неправда Виктора Суворова
Гитлер ударил первым, и потому сталинская подготовка нападения обернулась для Сталина катастрофой»[295].
Не будем пока оспаривать тезис автора об абсолютной беззащитности агрессора перед нападением. Последуем совету, представим на минуту, что В. Суворов прав, что «преступники», подготовив веревки, динамит и отмычки, действительно отправились грабить банк. Но и в этом случае все происходящее выглядело бы несколько иначе. Не успели бандиты выйти на площадь, как десятки «доброжелателей» окружили их плотным кольцом и наперебой стали убеждать мафиози, что план их раскрыт и с минуты на минуту охрана и подоспевшие полицейские откроют огонь. Главарь, нет чтобы насторожиться хотя бы, и слушать ничего не хочет. Более того, излишне навязчивые его поклонники тут же получают вместо благодарности за предупреждение — пулю. Уже и некоторые боевики указывают на открыто рассредоточивающий у банка взвод спецназа. Но главарю и этого мало, операция продолжается. Наконец, один из полицейских, либо сам из бывших, либо просто не слишком симпатизирующий режиму, открытым текстом кричит через всю площадь:
«Ребята! Это все для вас! Берегитесь!»
Лишь тогда босса начинают охватывать некоторые сомнения, но… это же еще не повод, чтобы отменять налет.
Могло такое быть? Нет! Не могло! Завидев одну лишь случайную патрульную машину, столкнувшись хоть с чем-то подозрительным, банда немедленно ретировалась бы.
Точно так же и Сталин, якобы готовивший удар по Гитлеру, узнав о намерениях последнего, не мог не застраховаться от неприятного сюрприза. Не мог, в конце концов, не насторожиться и скорректировать «расписанный по секундам» план. А то, что Гитлер нападет, и нападет очень скоро, было очевидным уже к концу мая[296]. Да и как иначе можно было воспринять пролеты немецких самолетов-разведчиков до Крыма и западнее Киева и Минска, выселение польского населения из приграничной полосы, сосредоточение и развертывание десятков отборных дивизий Вермахта в непосредственной близости от границы и многое-многое другое.
Командующие приграничными округами в скором нападении фашистов не сомневались. Позволю себе привести слова И. Х. Баграмяна:
«…из войск поступали новые тревожные сообщения.
…Генерал Д. С. Писаревский, начальник штаба 5-й армии, прилетел в Киев… доложил, что немцы с каждым днем усиливают свою группировку. Особенно настораживает, что немцы начали убирать все инженерные заграждения, установленные на границе. Сейчас[297] они лихорадочно накапливают снаряды и авиабомбы, причем складывают их прямо на грунт, значит, не рассчитывают на долгое хранение. Нападения можно ждать с минуты на минуту. А наши войска пока находятся на местах постоянного квартирования. Для того чтобы занять подготовленные вдоль границы оборонительные позиции, понадобится минимум день, а то и два… Свой доклад об обстановке начальник штаба армии закончил вопросом: не пора ли объявить боевую тревогу войскам прикрытия госграницы?»[298]
Подобные сообщения шли в Кремль и из других приграничных округов.
Широко известно, что о точной дате начала войны успел сообщить в Центр Рихард Зорге. Но аналогичные сигналы поступали от десятков других агентов. Правда, сроки назывались разные[299], но разведсводки буквально кричали: «Война начнется со дня надень!» И если Сталин и впрямь готов был нанести превентивный удар 6 июля, если войска, готовясь к этому удару, действительно оказывались на какое-то время беззащитными, то как же мог вождь игнорировать столь тревожные сообщения?
А он не просто игнорировал. Во второй декаде июня, перед самой войной, высшие командиры предприняли некоторые меры оборонительного характера на свой страх и риск. В частности, по приказу командующего КОВО генерал-полковника Кирпоноса небольшие подразделения заняли Предполье[300]. Казалось бы, что в этом плохого? Если армии подтягивались к границе для удара, это лишь обеспечивало их развертывание. Сталин же был взбешен. Вот что пишет в связи с этим Г. К. Жуков:
«…было категорически запрещено производить какие- либо выдвижения войск на передовые рубежи по плану прикрытия без личного разрешения И. В. Сталина.
Более того, командиры погранчастей НКВД получили спецуказание от Берии сообщать ему о всех нарушениях порядка выдвижения частей оперативного прикрытия.
Как сейчас помню, в первых числах июня меня (Жукова. — А.Б.) вызвал С. К. Тимошенко.
— Только что звонил товарищ Сталин, — сказал он, — и приказал расследовать и доложить ему, кто дал приказ начальнику укрепленных районов занять Предполье на границах Украины. Такое распоряжение, если оно есть, немедленно отменить, а виновных в самочинных действиях немедленно наказать»[301].
Пришлось Генштабу командующего КОВО наказать. Правда, занимаемой должности он не лишился. Но войска вернулись в казармы, и других попыток занять предполье уже не предпринималось. Более того, развернулась скоротечная, но достаточно масштабная кампания по выявлению «паникеров и подстрекателей».
Вот что пишет встретивший войну в должности начальника штаба 4-й армии Западного Особого военного округа полковник Л. M. Сандалов:
«…начальник отдела пропаганды шестой стрелковой дивизии полковой комиссар Пименов послал в Военный совет округа письмо, в котором просил разрешить дивизии занять оборонительные позиции, а семьям комсостава отправиться из Бреста на восток. И что же? Пименова заклеймили как паникера»[302]. При этом в лагерную пыль стирались не только преданные Родине разведчики, но наказывались и излишне инициативные командиры, пытавшиеся на свой страх и риск предпринять хоть что-то, чтобы обезопасить вверенные им подразделения. Впрочем, таких оставалось уже не много. Думаю, излишне упоминать, что авторитет Сталина был непререкаем, к тому же само собой считалось, что ответственность за все он берет на себя. Повторюсь, многих командиров такое положение вполне устраивало. Немцы были еще далеко, а свои, органы, — рядом.
Но если кто-то все же еще сомневался, то получил прямое руководство к действию. Точнее, к бездействию. 14 июня в нашей печати было опубликовано сыгравшее поистине роковую роль печально знаменитое сообщение ТАСС[303]. «В нем говорилось, что распространяемые иностранной, особенно английской[304], печатью заявления о приближающейся войне между Советским Союзом и Германией не имеют никаких оснований, так как не только Советский Союз, но и Германия неуклонно соблюдают условия советско-германского, договора о ненападении, и что, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на Советский Союз лишены всякой почвы.
Когда советский народ читал это оптимистическое сообщение ТАСС, фашистские генералы, собравшись в кабинете Гитлера, докладывали ему о полной готовности немецких войск к нападению на Советский Союз»[305].
В. Суворов утверждает, что Сталин этим сообщением хотел запутать весь мир и прежде всего Гитлера, что под его прикрытием он выдвигал к границе армии Второго эшелона[306], но, как известно, подобные заявления в подобной обстановке способны лишь усилить подозрения соседа. И если Сталин кого и запутал окончательно, то разве что своих собственных командиров. После сообщения предпринять хоть что-либо, чтобы радикально повысить обороноспособность армий прикрытия, было уже невозможно. Любые сомнения в миролюбии немцев, любые намеки на их возросшую активность рассматривались в лучшем случае как паникерство, в худшем — как провокация и даже шпионаж. А если кто-то и рискнул бы последовать примеру Кирпоноса, то, без сомнения, незамедлительно пополнил собой ряды тружеников ГУЛАГа.
Вновь обратимся к Л. М. Сандалову. Вот что он пишет по поводу Заявления ТАСС:
«Такого рода выступление авторитетного государственного учреждения притупило бдительность войск. У командного состава оно породило уверенность в том, что есть какие-то неизвестные обстоятельства, позволяющие нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности советских границ. Командиры перестали ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться на ночь»[307].
В результате произошло то, что и должно было произойти. Войска встретили противника, даже не успев привести себя в боевую готовность, не успев занять отведенные для них участки обороны. Неудивительно, что план прикрытия утратил актуальность уже через несколько часов после начала войны, три из четырех танковых групп немцев в первый же день вырвались на оперативный простор и устремились на восток, а Вермахт встретил не фронт обороны, а во многих случаях очаговое сопротивление изолированных друг от друга гарнизонов.
