Александр Лебедь - За державу обидно
— Душманы есть?
Строй отрицательно затряс головами и загудел: «Не, где, мол, нам, дуракам, чай пить!»
— Кто желает служить в Народной армии, два шага вперед- шагом марш!
Строй, ни секунды не колеблясь, стремительно единодушно сделал два шага. Карманом за ручку не зацепился ни один! Взгляд у всех просветленный, готовность полнейшая, «энтузиазм» абсолютный!
Ротный, замполит и хатовец расцвели улыбками. На их лицах читалось: «Вот это работа! Вот это класс! Есть о чем доложить!» Новообращенных правительственных солдат повернули направо, придали им пятерых сопровождающих, и они с воодушевлением потопали вниз по ущелью. Больше я их никогда и нигде не видел и ничего о них не слышал. Общая же практика подобного рода призыва была такова. Если «молодое» пополнение все-таки вливалось в ту или иную часть, переодевалось в соответствующую форму и получало оружие, то войско это было предельно ненадежным. Наиболее глупые, таковых было немного, бежали, захватив с собой оружие в первые же дни, когда бдительность отцов-командиров и хатовцев была высока. Таких, как правило, отлавливали. Поступали с ними по-разному, в зависимости от обстановки. Основная масса благоразумно выдерживала двухнедельную паузу, становилась «своими» и ловила конъюнктурку, тоже сообразуясь с обстановкой. Кормят, одетые, обутые, при оружии. Сегодня-завтра не воюем — почему бы не послужить? Если бой — основная масса отлынивала от него под всеми мыслимыми и немыслимыми предлогами. Определенная часть стремилась уйти, но не просто так, а прихватив с собой голову какого-нибудь прямого начальника типа командира роты, еще лучше голову и погоны советника — шурави. В любой банде — почет и уважение: парень не промах. Советники, работающие непосредственно в войсках, эту милую особенность части своей паствы знали и благоразумно старались ночевать вместе с земляками, чтобы не получилось, как в анекдоте: по коридору психбольницы бежит псих весь в крови, в руках окровавленный нож и заливается счастливым смехом. Отловили, нож отобрали: «В чем дело?» — Вот смеху-то будет: Ванька утром проснется, а голова — в тумбочке.
Избавившись от неожиданной обузы, батальон возобновил движение вверх по ущелью и к вечеру благополучно достиг его верховьев. Я с управлением расположился в предпоследнем доме. В самом последнем сосредоточилась третья рота без взвода. Последний дом — выше него ни одного строения в ущелье не было.
Первая, вторая роты мучились на склонах. От последнего дома вверх по резко суживающемуся ущелью уходила узкая извилистая тропа. Не успели мы до конца осознать и прочувствовать тот приятный факт, что вот — лезли и долезли наконец («Если звезды зажигают, — как сказал поэт, — значит, это кому-то надо»). Если батальон посылают в ущелье с задачей добраться до самого его конца значит, это точно кому-то надо. Мы добрались. Надо — не надо, понятно — не понятно, но добрались — приятно.
Так вот, не успели мы до конца сей приятный факт прочувствовать, как окончательно стемнело. И почти одновременно со стороны тропы по нашим домам прогулялись несколькими длинными очередями. Третья рота мгновенно ответила. Треску много, а толку никакого. Братья-душманы лупят наугад в темноте, наши наугад отвечают. Осветили местность. Но афганцы не те ребята, которых можно взять на такую дешевку. Склоны, тропа — все пусто, никого, ни души. Все успокоилось и затихло, но ненадолго. Стукнула короткая очередь. Вслед за ней высокий голос с характерным акцентом пролаял несколько матерных ругательств. К нему присоединились несколько других голосов тональностью пониже.
Понять что-либо конкретное в этом хоре было затруднительно, но общий смысл был ясен: нам от всей мусульманской души желали всего самого-самого: провалиться, сгинуть, загнуться и т. д. И не только нам, но и всем нашим ближайшим родственникам. Все понятно: беднягам холодно сидеть в верховьях, и они развлекались и согревались, как могли. Заодно развлекали и нас. Изредка стучали очереди, перемежающиеся матерщиной и угрозами. Третья рота лениво отвечала. Патроны я приказал экономить и отмахиваться изредка, когда уж совсем назойливо будут себя вести. Вся эта канитель продолжалась до рассвета. С рассветом матерщинники благоразумно убрались. Где-то около 7.30 командир третьей роты доложил, что вниз по тропе движутся четыре старика. Кричат, чтобы не стреляли. Да я и сам уже эти вопли услышал. Я приказал доставить дедов ко мне. Аксакалы коротко и горестно поведали о том, что в верховьях ущелья находится большое количество женщин, детей, стариков. Забрались они туда от великого испуга, все замерзли, многие больны. Просьба: разрешить им спуститься вниз и пройти к своим домам. Душманов в этой толпе нету. Я хмыкнул: «Уважаемые отцы, а кто же мне всю ночь мозги сушил?» Деды дружно пожали плечами. Они шли сюда почти час, может быть, конечно, кто-нибудь там и есть, но они за них не в ответе, а наверху нет никого. Только женщины, дети, пожилые люди.
— Значит так, уважаемые. Сюда вы шли почти час, назад я вам даю полтора. Еще полтора на то, чтобы спуститься толпе. Вы выходите последние. И когда вы мне доложите, что за вами никого нет, я найду возможность «прочесать» это пустое ущелье. Вопросы?
Деды затребовали на всю эту операцию никак не менее шести часов. Я напомнил им, что все устали и замерзли. Расчет времени гуманный. На моих часах без пяти восемь — я их жду назад в одиннадцать. Мне непонятно, почему они тратят впустую драгоценное время.
Деды откланялись и резво удалились. Я отдал необходимого распоряжения, наступило томительное ожидание. Но длилось оно недолго, около часа. В девять с минутами на связь вызвал командир полка:
— Сидишь, ждешь?
— Сижу, жду.
— Ну вот что, бросай все, собирай батальон. Задача: как можно быстрее спуститься к технике, развернуть колонну и в полном составе прибыть в распоряжение начальника штаба армии. Штаб армии развернут… — Командир полка указал координаты. — Афганцев оставишь на развилке. Передашь им приказ поступить в распоряжение комбата-3. Выполняй!
— Товарищ подполковник, да я же вам докладывал. Ультиматум. Время!
— Плевать я хотел на твой ультиматум. Бросай все и сыпь к машинам!
И мы посыпали. Представляю себе физиономии аксакалов, когда они явились к установленному времени и нашли окурки, банки от сухпайков, гильзы и никого. «Перегрелись, видать, шурави», — решили, надо думать, деды.
За два с небольшим часа батальон добрался до машин. Колонна стояла построенная, готовая к движению. Предельно резво и удачно, без единого подрыва спустились к началу ущелья. Долгий и гнусный путь вверх при движении обратно показался до обидного коротким.
Командир полка, пожалуй, зря и координаты указывал. Штаб армии был как на картинке. Масса штабных фургонов, развернутые окрест дивизионы, батареи, связисты, разведчики… Я выбрал более или менее свободную площадку, втянул на нее батальон, распорядился, чем заниматься, и убыл докладывать. «В бабочке», которую мне указали, начальника штаба армии не оказалось, и вообще никого не было, за исключением оперативного дежурного. Позевывая, полковник осведомился: «Комбат-один триста сорок пятого?
Я подтвердил:
— Комбат-один.
— Начальник штаба приказал тебе технику обслуживать, людей накормить, отдых организовать. Перышки — почистить. Ждать! Задача будет поставлена позже!
— Позже? Что значит позже? Чего я тогда впереди собственного визга летел!..
— Капитан! Что ты пылишь? Сказано отдыхать — иди и отдыхай. Бороду сбрей. Был бы начальник штаба, он бы тебя уже отчистил по первое число. Иди, капитан, отдыхай и жди.
Полковник с удовольствием до хруста в костях потянулся и со вкусом зевнул. Я вышел. Команда-то в общем приятная — отдыхать, правда, и ждать, но первое — отдыхать. Но все равно меня душила какая-то горькая злоба. Вспомнил, как постыдно и поспешно я ссыпался вниз по ущелью, и разозлился еще больше. Тут еще родной батальон под прикрытием армейской мощи расслабился. Беспробудным, тяжелым сном спали все без исключения, в том числе и часовые.
Я поднял начальника штаба батальона и предельно жестко и резко высказал ему все, что я думаю по поводу службы войск в батальоне. Начальник штаба толкнул ротных, те — взводных. Минут через 30 батальон снова спал, только теперь уже за исключением часовых.
Под Махмудраками
Маленько отоспались, обслужили технику, привели в порядок оружие, соскоблили щетину. Некоторые нахалы начали дерзко вслух мечтать о бане. Наступил вечер. Никто меня не вызывал. Я справедливо рассудил, что, поскольку стою на видном месте, вызвать меня проблемы нет, а раз не зовут значит, не нужен, и произвел в батальоне отбой.
Прошла ночь. Утром часов в 9 меня вызвали к начальнику штаба армии. Его на месте почему-то опять не оказалось, зато меня встретил полковник, представившийся заместителем начальника оперативного отдела армии, и сказал, что ему поручено поставить мне задачу. Заключалась она в том, чтоб батальон, действуя в качестве передового отряда армии во взаимодействии с отрядом обеспечения движения, должен был обеспечить отход из ущелья армейских частей: — Когда выйдете вот на этот участок, — полковник сделал две отметки на карте, между которыми на глаз было километра четыре, — отряд обеспечения движения встретит и прикроет, — он назвал подразделение, — вы же займете оборону вдоль дороги и обеспечите отход колонны главных сил плюс ориентировочно 600 афганских колесных машин. Отойдете последними.
